— Телепаты Веррика зондируют нас в этот момент, — с раздражением в голосе ответил Бентли. — Они везде.
— Мне это безразлично, — произнесла Лори. — Такой девице, как я, нечего скрывать.
Бентли настойчиво продолжал:
— Мне это не нравится. Я в первый раз сталкиваюсь с ними. — Он пожал плечами: — Хотя, если я останусь здесь, мне надо будет к этому привыкнуть.
Он направился к центральному столу, держа в руках правовую карточку и удостоверение личности.
Очередь быстро продвигалась. Вскоре служащий взял у него документы, внимательно изучил их и бесстрастно произнес:
— Очень хорошо, Тед Бентли. Вы можете войти.
— Я думаю, что еще все изменится, — грустно сказала Лори. — Если ты останешься здесь…
Бентли потушил ногой окурок и направился к приемной, ведущей в помещение внутренних служб.
— Я разыщу тебя, — обещал он девушке, не очень веря в свои слова.
Крепко сжимая портфель, он прошел мимо многих людей и быстро отворил дверь. Она за ним сразу же закрылась.
Итак, он вошел. Начало было положено.
Маленький человек лет пятидесяти с реденькими торчащими усиками, в очках в круглой металлической оправе пристально смотрел на него.
— Вы — Бентли, не так ли?
— Точно так, — ответил Тед. — Я хочу видеть Ведущего Игру — Веррика.
— Зачем?
— Я ищу место класса восемь-восемь.
В кабинет стремительно ворвалась девушка. Не обращая внимания на Бентли, она быстро произнесла:
— Прекрасно, все кончено. — Он сжала руками виски. — Вы видите? Теперь вы удовлетворены?
— Не надо меня обвинять, — ответил маленький человек. — Это закон.
— Закон!
Девушка присела на край письменного стола, откинув назад свои рыжие волосы, достала сигарету и нервно закурила ее.
— Пора убираться отсюда, Питер. Здесь не останется ничего стоящего.
— Вы прекрасно знаете, что я остаюсь.
— Вы идиот.
Она полуобернулась и вдруг заметила Бентли.
В ее зеленых глазах зародились удивление и интерес.
— Вы кто?
— Право, вам будет лучше зайти сюда в другой раз, — обратился маленький человек к Бентли. — Сейчас как раз не…
— Я не для того пришел сюда, чтобы уйти ни с чем. Где Веррик?
Девушка с интересом разглядывала его.
— Вы хотите видеть Риза? Что вы можете предложить?
— Я биохимик, — сердито ответил Бентли. — Я ищу место класса восемь-восемь.
На ее красных губах заиграла шаловливая улыбка.
— В самом деле? Это интересно. — Она пожала полными плечами. — Что ж, пусть он присягнет, Питер.
Маленький человек колебался. Наконец он протянул Теду руку.
— Меня зовут Питер Вейкман. А это Элеонора Стивенс, личная секретарша Веррика.
Бентли не был готов к такому. В нависшей тишине все трое обменялись взглядами.
— Служащий пропустил его, — произнес Вейкман. На класс восемь-восемь был послан общий запрос, хотя я не думаю, что Веррик все еще нуждается в биохимиках.
— Откуда вы это знаете? — спросила Элеонора. — Это, между прочим, не входит в вашу компетенцию. Вы ведь не имеете отношения к отделу кадров.
— Я руководствуюсь моим здравым смыслом, — ответил Вейкман. Он решительно встал между девушкой и Бентли.
— Печально, — проговорил Вейкман, обратившись к Бентли. — Вы теряете время. Идите лучше в бюро по найму в Холмах. Им всегда нужны биохимики.
— Я знаю. Я работал на систему Холмов с шестнадцати лет.
— В таком случае что вы здесь делаете? — спросила Элеонора.
— Из Птица-Лира меня уволили.
— Идите в Суонг.
— Нет, — произнес Бентли. — Он повысил голос. — Я не хочу больше слышать о Холмах.
— Почему? — поинтересовался Вейкман.
— Холмы насквозь прогнили. Система изживает себя. Там все зависит от того, кто больше даст.
— Ба! — вскричал Вейкман. — Что вам до этого? У вас есть своя работа — вот о чем вам следует думать.
— Конечно, мне платили за мое время, мое умение и мою преданность. У меня была хорошая лаборатория и оборудование, которое стоило столько, сколько я заработаю за всю свою жизнь. Мне гарантировали сохранение моего статуса и общее покровительство. Но я спрашивал себя, чему в конечном итоге служит моя работа? Тому, во что потом она превращается. Либо она исчезает.
— Куда же она исчезает? — спросила Элеонора.
— В никуда. Она не служит ничему и никому.
— А кому она должна служить? Бентли не сразу нашелся с ответом.
— Я не знаю. По крайней мере, кому-то должна. Разве вы не хотите, чтобы ваша работа кому-то служила? В теории Холмы — это отдаленные и независимые друг от друга экономические единицы. На деле же там стараются нажиться на девальвациях, на стоимостях перевозок, на всевозможных пошлинах и еще на многом другом. Вы знаете лозунг Холмов: “Служба — хорошо, а хорошая служба — еще лучше”. Какая насмешка. В Холмах не думают о том, чтобы служить населению: это паразитирующее предприятие.
— Я никогда и не предполагал, что Холмы являются организациями-филантропами, — сухо заметил Вейкман.
Бентли нервно осекся. Эти мужчина и женщина смотрели на него, как на всеобщее посмешище? Чего он хотел от Холмов?
Классифицированная служба хорошо оплачивалась, никто никогда на это не жаловался.
Но он жаловался. Быть может, из-за отсутствия ощущения реальности. Правда, это атавизм, который из него не могла вышибить даже клиника детского воспитания. Во всяком случае, с него довольно.
— Почему вы думаете, Бентли, что в Директории будет лучше? — поинтересовался Вейкман. — Мне кажется, вы питаете необоснованные иллюзии на этот счет.
— Дайте ему присягнуть, если это может составить его счастье, — равнодушно проговорила Элеонора.
Вейкман покачал головой:
— Я не дам ему присягать.
— Ну тогда это сделаю я, — бросила Элеонора.
— Прошу прощения, — произнес Вейкман.
Он достал из выдвижного ящичка бутылку шотландского виски и налил себе.
— Желает кто-нибудь присоединиться?
— Нет, спасибо, — отрезала Элеонора.
— Какого черта все это означает? — раздраженно спросил Бентли. — Директория вообще-то функционирует?
Вейкман улыбнулся:
— Вот видите? Вы уже начинаете утрачивать ваши иллюзии. Оставайтесь там, где вы есть, Бентли. Вы не знаете, что для вас хорошо.
Элеонора слезла с краешка письменного стола и вышла. Почти тотчас же она вернулась, держа в руках обычное символическое изображение Ведущего Игру.
— Идите сюда, Бентли. Я приму вашу присягу.
Она поставила маленький бюст из пластика телесного цвета, изображавший Риза Веррика, посредине письменного стола.
— Начинайте.
Когда Бентли подошел, она дотронулась до маленького матерчатого мешочка, висевшего у него на шее, — амулета, данного ему Лори.
— Что это? Расскажите.
Он показал ей кусочек магнита и щепотку белого порошка.
— Молоко богородицы, — сухо пояснил он.
— И это все, что вы носите? — Элеонора указала на целый набор собственных амулетов, покачивающихся между ее голых грудей.
— Я не понимаю, как можно приходить сюда, имея только один амулет? — В ее глазах заиграла ирония. — Может быть, поэтому вас и не преследует удача.
— Мой выбор хорошо продуман, — возразил Бентли. — Обычно я ношу вот эти два. А этот мне подарили.
— Да?
Она наклонилась, чтобы поближе рассмотреть амулет.
— Это, должно быть, от женщины. Дорогой, хоть слишком заметный.
— А правда, что Веррик никогда не носит амулетов?
— Совершеннейшая правда.
В разговор вновь включился Вейкман:
— У него нет в них нужды. Когда фирма выбрала его, у него был уже класс шесть-восемь. Это ли не удача? Он прошел все ступени до самой верхней точно так же, как дети проходят просветительные полосы. Он чувствует удачу каждой клеткой своего организма.
— Я видела, как люди притрагиваются к нему, надеясь, что это принесет им счастье, — надменно добавила Элеонора. — Я их никогда не осуждаю. Я сама это часто делала.
— И что это вам дало? — спокойно спросил Вейкман. Он указал на обесцвеченные виски девушки.
— Я не родилась в тот же день и в том же месте, что Риз, — сухо ответила она.
— Я не верю в астрокосмологию, — произнес Вейкман тем же спокойным тоном. — Я считаю, что удача — существо капризное.
Он повернулся к Бентли и заговорил, отчеканивая каждое слово:
— Веррику, может, теперь везет, но это не означает, что так будет всегда. — Он неопределенно указал наверх: — Они хотят подобия равновесия.
Затем он поспешил добавить:
— Не подумайте, что я христианин или что-то в этом роде. Я знаю, это вопрос случая. — Его голос звучал желчно. — У каждого своя удача. Великих и могущественных под конец ждет падение.