— Я в первый раз слышу такие снова. Что вы хотите этим сказать? Эта фраза взята из древнего манускрипта?
Взгляд Пеллига заскользил по глади океана.
— Мы скоро будем на месте. Поднимемся в бар, я угощу вас коктейлем.
Маргарет Ллойд задрожала от страха и радости.
— В самом деле?
Она была ужасно польщена.
— Поскольку я живу с Вальтером, то, не правда ли…
— Не беспокойтесь, — прервал ее Пеллиг. Он спокойно встал.
— Я угощу вас даже двумя бокалами. Если, правда, я еще буду знать, кто вы, когда мы войдем в бар.
Питер Вейкман глотнул из стакана томатного соку и, вздрогнув, протянул через стол завтракавшему Картрайту результаты анализа.
— Это действительно Престон, а никакое не сверхсущество, явившееся из другой системы.
Окоченевшие пальцы Картрайта механически вертели чайную ложку.
— Я никак не могу в это поверить.
Рита О’Нейл дотронулась до его руки:
— Все объясняет его книга. Он хотел быть там, чтобы проводить нас. Голоса…
— Меня интересует другое, — задумчиво произнес Вейкман. — За несколько минут до того, как был получен наш запрос, в Информационную Библиотеку прибыл заказ на проведение идентичного анализа.
— Что это значит? — воскликнул Картрайт, резко выпрямляясь.
— Я ничего об этом не знаю. Они объясняют, что получили для анализа бобины со звуковыми видеозаписями. На них те же документы, что мы им послали. Они не предполагают, от кого это.
— Это все, что вы можете нам сообщить? — с беспокойством спросила Рита О’Нейл.
— На самом деле они знают, кто запросил эти данные, но не хотят признаваться. Я с трудом удерживаюсь от желания послать парочку — троечку телепатов для зондирования тех, кто получил другой запрос.
— Забудьте об этом. У нас есть дела поважнее. Есть что-нибудь новое о Пеллиге? — с упрямой настойчивостью поинтересовался Картрайт.
Вейкман изобразил удивление:
— Ничего, кроме того, что он вроде бы покинул Холм Фарбен.
— Вы еще не смогли войти в контакт? — задал вопрос Картрайт, не будучи в состоянии унять дрожь.
Рита положила свою руку на ладонь Картрайта.
— Они войдут в контакт, когда Пеллиг проникнет в охраняемую зону. Он еще вне ее.
— Ради бога, вы не могли бы пойти ему навстречу? Вы останетесь здесь, ожидая его прибытия?
Картрайт устало покачал головой:
— Простите меня, Вейкман. Я знаю, что мы уже разговаривали об этом тысячи раз.
Вейкман оказался в затруднительном положении. Он волновался за Леона Картрайта.
За несколько дней, до того как он стал Ведущим Игру, Картрайт перенес сердечный удар. Сейчас он сидел здесь, нервно играя чашкой. Тик периодически передергивал его лицо. Он выглядел сгорбленным, постаревшим и чрезмерно напуганным. Иссеченное морщинами лицо его казалось сумрачным и усталым. В потускневших, некогда голубых, глазах отражался страх. Несколько раз Картрайт пытался заговорить, но в конце концов погрузился в глубокое молчание.
— Картрайт, — обратился к нему Вейкман, — вы в плохой форме.
Картрайт бросил на него свирепый взгляд:
— Меня должен убить человек, публично, среди бела дня, не скрываясь и чувствуя одобрение всей системы. Вся вселенная припала к телевизорам, ожидая, что он станет делать. Его подбадривают, ему аплодируют, надеются, что он будет чемпионом этого национального спорта. И вы еще хотите, чтобы я был в хорошей форме?
— Это всего лишь человек, — спокойно объяснил Вейкман. — Он не сильнее нас. На самом деле у вас для защиты есть целый Корпус и все средства Директории.
— И после него появится другой, тысячи других.
Вейкман нахмурился:
— Всякий Ведущий Игру всегда имел с этим дело. Я полагал, что основное ваше желание — это остаться в живых, пока ваш астронеф не будет в полной безопасности.
Серое от истощения лицо Картрайта служило достаточно красноречивым ответом.
— Да, я стараюсь остаться в живых. Не вижу, что здесь предосудительного?
Он поднялся, стремясь, чтобы его руки не дрожали.
— Конечно, вы правы. — Он смущенно, словно извиняясь, улыбнулся. — Постарайтесь войти в мое положение. Вы имели дело с этими убийцами всю вашу жизнь. Для меня эта вещь совершенно новая. Прежде я был обыкновенным, безымянным, неизвестным широкой публике человеком. И вот теперь я стал идеальной мишенью, освещаемой прожекторами в десять миллиардов ватт.
Его голос зазвучал громче:
— И они хотят меня убить! Ради бога, какова ваша стратегия? Что вы предпримете?
“Он напуган. И вызывает жалость, — подумал Вейкман. — Он совсем расклеился. Он даже больше не думает о своем корабле, хотя именно из-за него он пришел сюда”.
В другом крыле Директории, держа связь с Вейкманом и остальными членами Корпуса, сидел в своем кабинете Шеффер. Он мысленно отвечал Вейкману:
— Пора его везти туда, хотя я не думаю, что Пеллиг уж очень близко. Но, зная, что всем руководит Веррик, стоит учесть, что ошибка весьма вероятна.
— Точно, — мысленно же ответил ему Вейкман. — Интересно, в любой другой момент Картрайт сошел бы с ума от радости, узнав, что Джон Престон жив. Сейчас же он едва обратил на это внимание. И в то же время он уверен, что корабль достигнет цели.
— Вы полагаете, что Пламенный Диск существует?
— Очевидно. Но, по-видимому, это не интересует и Картрайта. Он пытался стать Ведущим Игру, исключительно чтобы дать возможность кораблю достичь Пламенного Диска. Но теперь, столкнувшись с реальной ситуацией, он усмотрел во всем этом только смертоносную ловушку.
Вейкман повернулся к Картрайту:
— Очень хорошо, Леон. Мы сейчас увезем вас далеко от сюда. Приготовьтесь, у нас еще много времени, нам еще не сообщили о прибытии Пеллига.
Картрайт подозрительно посмотрел на него:
— Куда отвезете меня? Я полагал, что комната, укрепленная Верриком…
— Он и рассчитывает, что вы ею воспользуетесь. Именно отсюда он и начнет. Мы увезем вас с Земли. Корпус выбрал для вас в качестве убежища одно место на Луне, известное как центр отдыха от психической усталости. На самом деле, это даже лучше того, что Веррик соорудил здесь. Пока Корпус будет заниматься Пеллигом, вы окажетесь за четыреста километров от Батавии.
Картрайт в отчаянии посмотрел на Риту О’Нейл.
— Что я должен делать? Ехать туда?
— Здесь, в Батавии, — убеждал Вейкман, — каждый час садится сотня кораблей. Тысячи людей, путешествуя, перелетают с острова на остров. Это самое населенное место во всей вселенной. На Луне же никакой человек не может остаться незамеченным. Наша станция расположена в стороне от других. Организация, у которой мы состоим на обеспечении, купила землю в секции, пользующейся небольшим спросом. Вы будете окружены тысячами километров пустынного безвоздушного пространства. Если Кейту Пеллигу удастся проследовать туда за вами и он явится в этом громоздком комбинезоне Фарли, с радарным конусом, со счетчиком Гейгера, с карабином и в каске, я думаю, что мы его заметим.
Вейкман хотел было пошутить, но Картрайт даже не улыбнулся.
— Другими словами, вы не можете здесь обеспечить мне защиту.
— Там мы сможем ее лучше обеспечить, — Вейкман вздохнул. — Там, на Луне, очень приятно. Наши устроители все предусмотрели. Вы сможете плавать, заниматься играми на свежем воздухе, принимать солнечные ванны, даже спать. Если хотите, мы продержим вас в состоянии летаргического сна до тех пор, пока все не успокоится.
— Я могу так никогда не проснуться, — ответил Картрайт.
Можно было подумать, что он уговаривает маленького ребенка. Совершенно беззащитный и объятый страхом, этот старый человек утратил всякий здравый смысл. Он стал скудоумным и инфантильным. Вейкман только пожалел о том, что еще слишком рано для принятия внутрь стаканчика-другого. Питер явно в нем нуждался. Он постарался говорить спокойно, но твердо:
— Мисс О’Нейл отправится с вами. Я, безусловно, тоже. Вы сможете вернуться на Землю, как только захотите. Но я настаиваю на том, чтобы вы осмотрели ваше лунное прибежище, прежде чем примете окончательное решение.
Картрайт заколебался, терзаясь сомнениями.
— Вы утверждаете, что Веррик не знает о его существовании? Вы в этом уверены?
“Лучше подтвердить эту его мысль, — подумал Шеффер — Ему необходима твердая уверенность. Бесполезно сейчас рассуждать о статистической вероятности”.
— Совершенно уверен, — громким голосом бесстыдно соврал Вейкман.
Затем он подумал, обращаясь к прибору инвик-связи:
“Шеффер, надеюсь, мы не совершаем ошибки. Вероятно, Веррик знает об этом убежище. Но это ничего не значит. Если все пойдет хорошо, Пеллиг никогда не покинет Батавию”.
“А если он туда прорвется?” — полетела тревожная мысль.