Дронго незаметно рассматривал свою гостью. Ухоженная, с красиво уложенными волосами, аккуратно одетая, она явно не собиралась сдаваться. Такая женщина будет держаться до конца. Но согласиться на предлагаемую ею авантюру — значит поступить безнравственно. Если ее муж действительно совершил самоубийство, то все поиски ничего не дадут. А все факты указывают именно на самоубийство. Выходит, нужно отказать. Отказать ей в последнем милосердии. Но неужели он способен на такой поступок? И как потом будет вспоминать этот ее визит?
— Давайте сделаем так, — предложил Дронго, — я поеду с вами в Ригу и попытаюсь что-нибудь выяснить. Ни о каком гонораре не может быть и речи, пока я не найду других фактов, подтверждающих вашу версию. Вы оплатите мне дорогу и проживание. Все остальное только после того, когда я завершу расследование.
— Спасибо, — взволнованно произнесла она, — я согласна на любые условия.
— Тогда договорились. Завтра поедем в Ригу вместе. Или полетим?
— Как вам удобно. Мне все равно.
Потом она пожала ему руку и вышла из квартиры. Эдгар понимающе кивнул и мягко дотронулся до плеча Дронго.
— Я ее провожу, — сказал он.
Через полчаса Вейдеманис позвонил Дронго.
— Не знал, что все так безнадежно, — признался он. — Ты думаешь, тебе нужно ехать в Ригу? Может, мне попытаться объяснить ей, что ты занят?
— Я поеду, — твердо заявил Дронго. — Насчет запонки она права. Если есть хоть один факт, не укладывающийся в систему других фактов, то его нужно проверить.
— Ты делаешь это из жалости к ней, — предположил Вейдеманис. — Я же тебя знаю. Тебе ее просто жалко.
— Да, — подтвердил Дронго, — мне ее очень жалко. Она держится из последних сил, понимая, что ничего хорошего впереди нет. Ужасно, ведь она сравнительно молодой человек. Ты видел, как она одета, как ведет себя, как разговаривает? Если бы каждый из нас с таким мужеством и достоинством принимал смерть, то жизнь была бы намного лучше. Я поеду в Ригу, Эдгар, и подозреваю, что ты знал об этом еще вчера, когда звонил мне.
Вейдеманис в очередной раз промолчал. Его молчание, как всегда, было красноречивее всяких слов.
Глава 2
В рижском аэропорту их встречал племянник Лилии Краулинь — молодой двадцатипятилетний парень, приехавший за ними на своей старенькой «Ауди». Было очевидно, что это его первая машина, купленная на собственные деньги, и он чрезвычайно гордился таким обстоятельством, весело рассказывая Дронго о ее достоинствах. Но при взгляде на тетку глаза молодого человека каждый раз становились озабоченными. Они переехали на другой берег Даугавы, где в отеле «Радиссон» для Дронго был заказан одноместный номер. Ночной рейс из Москвы прибыл в Ригу очень поздно, и Дронго договорился встретиться со своей спутницей на следующее утро. После чего поднялся в свой номер, выходивший окнами на другую сторону от реки. Положив сумку, он услышал какой-то гул, будто бы доносившийся снизу. Дронго открыл окно и высунулся наружу. Похоже, под ним работала система кондиционирования воздуха, издавая этот громкий, надоедливый шум. Он поморщился, закрыл окно, затем спустился вниз, к портье.
— Извините меня, — сказал Дронго по-русски, — но мне кажется, что в моем номере слишком шумно. Вы не могли бы поменять мне номер? У меня пятьсот сорок шестой номер.
— Сейчас посмотрю, — ответил портье. Набрав код на компьютере, он взглянул на экран и утвердительно кивнул головой. — Пожалуйста, девятьсот двадцать третий. Ваши вещи перенесут.
Через несколько минут Дронго был уже в другом номере, окна которого выходили на реку. На другой ее стороне ярко светились огни старой Риги. Дронго сел на кровать. Как давно он здесь не был! В молодости он очень любил приезжать сюда вместе с родителями. Юрмала и Сигулда, какие давние воспоминания! Прибалтика всегда казалась немного заграницей, здесь был некий европейский шарм, который не мог исчезнуть даже за несколько десятилетий общей страны. Обычно они останавливались в центральной гостинице «Латвия», люксы которой начинались у лестницы. Дронго закрыл глаза. Как давно это было! С тех пор прошло уже двадцать пять лет. Господи, неужели так много? Впервые он приехал сюда с матерью в семьдесят девятом году. Тогда ему было около двадцати. И он упросил ее оставить его в Риге. Мать уехала, оставив его на три дня одного. Одного в чужом городе. Он казался себе таким взрослым! Почувствовав, как от ностальгии разрывается сердце, Дронго достал телефон и набрал номер. Пришлось долго ждать ответа.
Наконец раздался знакомый, родной голос.
— Мама, — прошептал он, — ты извини, что я не звонил последние два дня. Я сейчас в Риге, только что прилетел.
— А мы ждали твоего звонка, — ответила мать. — Между прочим, у нас уже третий час ночи, и мы с отцом очень перепугались из-за твоего звонка.
— Извини, — пробормотал Дронго, — мне просто захотелось услышать твой голос. Ты помнишь, как привезла меня в Ригу в семьдесят девятом? И разрешила остаться одному? Помнишь?
— Конечно, помню, — матери уже перевалило за восемьдесят, но голос у нее был по-прежнему молодой, задорный. Она до сих пор преподавала студентам, помня каждого из своих выпускников в лицо и по имени.
— Если ты в Риге, то навести семью моих знакомых, — попросила мать, — ты ее помнишь. Это Сюзанна Силивесторовна Яковлева. Она была ректором университета. Помнишь, как они приезжали к нам в Баку в восьмидесятые годы? Ты должен их помнить. У нее было трое внуков.
— Обязательно позвоню. У меня есть их телефон.