Плонский Александр Экспедиция к Демиургу
Александр Филиппович ПЛОНСКИЙ
ЭКСПЕДИЦИЯ К ДЕМИУРГУ
Фантастический рассказ
Когда у Клема сдавали нервы, этот обычно сдержанный человек подолгу сидел, скорчившись, обхватив руками седую голову и мерно раскачивался, словно маятник метронома.
Время от времени он издавал похожий на стон возглас:
- Не могу больше! Не могу!
Или вопрошал, задыхаясь от душевной боли:
- Почему они, а не я?
Прерываемый долгими паузами риторический монолог заканчивался всегда одинаково. Клем резко вскакивал, точно его подбрасывала высвободившаяся пружина, вздымал руки, почти касаясь потолка обсерватории, и кричал:
- За что?
Световые перья компьютерных самописцев при этом вздрагивали, рисуя на экранах дисплеев огненно-красные волнистые всплески.
Несколько минут Клем озирался, прислушивался... Но ничего не менялось. Так же едва слышно жужжали вентиляторы, обдувая чрева компьютеров, и пылающие линии на дисплеях снова были безукоризненно прямы.
Обессилев, он медленно приходил в себя, словно эпилептик после припадка.
Самописцы изначально пребывали в летаргическом сне, и о причине оставалось только гадать: либо их что-то вывело из строя, либо протомир, в котором по добровольному согласию очутилась горстка людей, был безнадежно мертв.
Первое исключили тестами, во второе не могли поверить, иначе пришлось бы признать, что энтропия достигла предела и ничего больше не может произойти, ибо все уже произошло - градиенты упали до нуля, потенциалы сравнялись, понятие "будущее" лишилось физического смысла. А значит они, проникнув во вселенское зазеркалье, стали чем-то вроде живого бельма на мертвом глазу. И крошечный островок жизни и разума в кладбищенском океане энтропии будет неотвратимо сжиматься, подчиняясь второму закону термодинамики.
Раньше других к такому выводу, очевидно, пришла Марта - специалист по многомерным галлиевым пространствам.
Профессия, редкая даже среди мужчин, не вязалась с обликом этой красивой девушки. И товарищи по экспедиции в протомир, не смыслившие в математических изысках, судили о Марте лишь по внешней стороне ее сущности. Недоумевали, как она могла навсегда отказаться от комфорта, развлечений, многочисленных друзей и поклонников.
Тем, кто пытался вызвать ее на откровенность, Марта отвечала с обезоруживающей улыбкой:
- Заскучала, вот и отправилась с вами.
- А если снова станет скучно?
Широко распахнув незабудковые глаза и пожав плечиками, она говорила:
- Тогда меня здесь ничто не удержит!
Ей снисходительно (наивная девочка!) или раздраженно (дурочку из себя строит!) напоминали, что билет был взят только в один конец. Она же в ответ безмятежно улыбалась: мол, обойдусь без обратного билета.
И почти никто не задумывался, как удалось "наивной девочке" не только овладеть премудрой профессией, но и осилить каверзные тесты, явившиеся камнем преткновения для девяноста девяти из ста мужчин.
Недооценили Марту товарищи, не придали значения ее словам: "Тогда ничто меня не удержит". И в годовщину их прилета (если только под словом "прилет" уместно подразумевать скачок на мириады парсеков) она выскользнула из обсерватории несмотря на защитное силовое поле...
Никто не сумел разгадать, как это ей удалось.
В глазах Клема незабываемо запечатлелось восковое, заострившееся, как никогда при жизни строгое лицо Марты. А в ушах еще долго звучал горький вопрос:
- Зачем ты это сделала?
Мысленно его задал каждый из них, но вслух произнес один Роберт. Никто, в том числе и он сам, не подумал в те минуты, что ему суждено стать следующим.
Роберт... Полная противоположность Марты. Аналитик, оперирующий фактами и только фактами, - никаких домыслов, а тем более абстракций! Марта называла его и Клема "комплексно-сопряженными": ведь факты для Роберта должен был добывать именно Клем - сенситив, чьи рецепторы, необычайно чуткие от природы и профессионально отточенные, соперничали в остроте восприятия с многочисленными датчиками. К сожалению, результат соперничества равнялся нулю из-за отсутствия самих фактов...
Роберт производил впечатление человека сухого, без чувства юмора. Единственный раз он утратил контроль над собой - в присутствии Клема, когда полигонист Тео, развязный парень с приплюснутой головой и близко посаженными, водянистыми глазами, гадко причмокивая, спросил:
- Не из-за тебя ли Марта... Чмок-чмок... Может, ты ее... Чмок-чмок... А потом...
Казалось, Роберт превратился в статую: так побелело его лицо, застыл взгляд, окаменели мышцы. И эта статуя мощнейшим ударом сбила пошляка с ног. Промедли Клем, тот мог бы поплатиться жизнью.
- Я этого не забуду! - сплевывая кровь, пообещал Тео.
Роберт повернулся к нему спиной.
- Что случилось? - заглянул в отсек биопрогнозист Ян.
- Ничего особенного, ответил Клем.
- Ничего, - помедлив, буркнул Тео.
Роберт промолчал.
После этой неприятной истории Клем впервые задал себе вопрос: каким критерием руководствовались компьютеры, комплектуя экспедицию. Общностью научных интересов, совместимостью характеров? Но нет общей стратегии, нет даже намека на слаженность. Каждый в своей скорлупе, решает собственную задачу. Какую - остальным, как правило, не понять, больно уж чуждые у большинства специальности и неполон, даже случаен их набор. Похоже на неприцельный выстрел дробью в надежде, что хотя бы одна дробинка поразит мишень!
Они есть люди-дробинки: раскатились по углам, так и не спаявшись в одно целое. А ведь Земля невозвратна, и близкие для них все равно что умерли! Или, наоборот, живы настолько, что в сердцах не остается места для иной близости?
Но, может, в экспедицию отбирали единственно по интеллекту? Общество гениев... Они-то гении? Хотя догадывается ли гений, кто он есть?
"Не зря же долгие изнурительные тесты... Нас тщательно отфильтровывали, просеивали!"
Клем мысленно представил сито и струю песка. Для горстки мельчайших песчинок сито не преграда. Это гении, золотой фонд человечества, его интеллектуальный и духовный потенциал. Крупные песчинки во множестве отскакивают от ячеек сита, как от препятствия, олицетворяя человеческую массу. Но есть и отдельные песчинки, которые застревают в ячейках сита, недогении, полугении, гении с браком...
Можно ли рисковать истинными гениями? Конечно, нет! А вот недогении для того и созданы...
"Нас послали в протомир, за пределы Вселенной, вовсе не потому, что мы лучшие из лучших, - осенило Клема. - Компьютеры нашли тончайшую грань, отделившую гениев от всей массы людей. Отобрали тех, кто оказался на самой этой грани. И каждый на радостях возомнил себя солью Земли. А мы всего лишь худшие из лучших или, что то же самое, лучшие из худших. В каждом из нас чего-то недостает, а что-то лишнее. Марта об этом знала..."
Протомир... Недостающее звено единой теории мироздания. Гипотетическое обиталище Демиурга...
Целью экспедиции было примирить науку с религией. Какой ценой? "Нас заклали, словно жертву на алтарь Бога. Мы согласились без принуждения. Одних подвигло чувство долга (если не я, то кто?), других - вера в собственную исключительность, третьих - тяга к приключениям. Но каждому льстило, что отобрали именно его - из сотен алчущих.
А ведь среди них, возможно, были истинные гении. Они уступили нам оттого, что выиграли у нас. Парадокс!
Что же руководило мной? - спрашивал себя Клем и не находил однозначного ответа. - Очевидно, и долг, и тщеславие, и желание выяснить в деле, на что я способен..."
Много позже, впервые по-настоящему ощутив одиночество, Клем понял: будучи сами обмануты, они вынужденно обманывали друг друга. Каждый испытывал бессилие, смирился с неудачей, но не смел в этом признаться.
"Неужели компьютеры, посылая нас, не сознавали, что нет шансов на успех? Ведь мы говорили на разных языках, общались с помощью нескольких простейших жестов!
Нет, они это сознавали. Но, видимо, не сумели придумать ничего лучшего. Перебрали множество вариантов, - в каждом обнаружили изъян. И тогда, как не раз в прошлом, верх взяла эмпирика, метод проб и ошибок.
Пробы и ошибки... Ошибки и новые пробы... И так - пока хватит терпения!
Мы - первая проба и не последняя ошибка. Сколько их еще будет!" мрачно думал Клем.
Роберт об этом догадался вслед за Мартой (ведь был аналитиком!). Похоже, он любил Марту, скрытно ото всех и, возможно, от самого себя. Если так, то любовь, запоздало всколыхнувшись после ее смерти, ускорила зревшее в его мозгу трагическое решение.
Снова загадочным образом не сработала защита. И они, оставшиеся, в горестном недоумении смотрели на статую, которая совсем недавно была одним из них.
Ночью в дверь Клема постучался Тео.
- Открой, поговорим.
- Ты мне противен. Не хочу тебя видеть! - отрезал Клем.
Наутро Тео нашли мертвым. И никто, кроме Клема, не мог догадаться, что явилось причиной его смерти.