– Он теперь часто бывает в княжьих палатах. С каждым днем поклонников у него становится все больше и больше. Я и сама… все больше покоряюсь ему.
– Но зачем?
– Он может исцелить любую хворь, Глеб. И он показывает людям настоящие чудеса. Но и это не главное. Главное, что Пастырь показывает людям прелестные картинки.
– Как это? – не понял Глеб.
– Не знаю, как сказать… Но когда он рядом, живется и дышится легче. Даже мне. Мир вокруг словно бы преображается. Как если бы туча, скрывающая солнце, рассеялась и все вокруг заиграло в его золотых лучах.
Глеб задумался.
– А что, если тебе приблизить его к себе? – предложил он после раздумий. – Сделай его своим советником. Если людям с ним так хорошо, будь рядом, раздели с ним его славу. Пусть все будут счастливы, и делу конец.
Княгиня покачала головой:
– Ты не понимаешь, Первоход. Все, что он делает – это неправда. Я не знаю, как тебе объяснить… Но только когда он уходит, все становится еще хуже. Как будто тебе показали море, а потом снова швырнули головой в навозную кучу.
Глеб усмехнулся.
– Сравнение не из княжеского лексикона, – заметил он. – Что же ты хочешь, чтоб я сделал?
– Я не знаю. Но, если так пойдет и дальше, скоро он станет самым главным человеком в княжестве. А светлейший князь станет лишь куклой в его руках.
– Мертвой куклой, – напомнил Глеб. – Князь Егра мертв, если ты забыла.
– Князь Егра, даже мертвый, продолжает править княжеством, – возразила Наталья. – Кукла – не он, а я. Не смотри так, Первоход. Я говорю правду. Ты считаешь меня всесильной, но я всего лишь кукла в его мертвых руках, и с каждым годом эти руки кажутся мне все более живыми.
Глебу надоел этот разговор. Он нахмурился и сказал, пожалуй, чуть более резким голосом, чем следовало бы:
– Ты хочешь избавиться от Пастыря? Нет ничего проще! Прикажи своим охоронцам схватить его и отправить на дыбу. У вас же тут с этим просто.
Несколько секунд княгиня молчала. А когда снова заговорила, голос у нее был тусклый и безнадежный:
– Они не выполнят мой приказ. И это будет конец. А даже если выполнят, то община отобьет Пастыря. Многие в городе считают его богом. Поднимется волнение, и меня просто сметут с земли. Казна пуста… Серебра едва хватает, чтобы платить жалованье охоронцам. Война с Голядью отняла слишком много сил, Глеб.
Глеб дернул щекой.
– Ты боишься, что Пастырь вытряхнет тебя и твоего мертвого князя из дворца и сам усядется на трон. Это я понимаю. Но я-то чем могу тебе помочь? Мне что, убить Пастыря?
– Не знаю, – тихо выдохнула княгиня Наталья. – Но если кто-то и сможет остановить его, то только ты.
Глеб поморщился:
– Блин… Как все у вас легко. «Если кто-то и сможет, то только ты». Чуть что случится, зовете Первохода. А когда все заканчивается, то вместо благодарности отправляете его на дыбу.
– Глеб, я…
– Да, знаю, знаю. Сильная княжеская власть, и все такое. Одно непонятно: почему княжеская сила должна проявляться только в злых и жестоких делах? Построили бы школы да больницы. Дети, даже дети купцов и бояр, не разумеют грамоте и не могут нацарапать не бересте свое имя. Больных в княжестве больше, чем здоровых. Люди мрут, как мухи, даже без моровой язвы. А вы там сидите, вцепившись в трон, и боитесь что-то сделать для людей, потому что для этого придется выпустить трон из рук.
– Упреки твои справедливы, Первоход, – сказала княгиня. – Но все не так просто, как ты думаешь.
– Точно, – кивнул Глеб. – Править княжеством – это не в Гиблое место ходить. Так ты мне когда-то сказала. Но знаешь, я ведь в Гиблое место тоже не по грибы хожу.
– Я понимаю, Первоход. Я все понимаю. Но… ты поможешь мне?
– Убить Пастыря? – Глеб качнул головой. – Нет, не думаю.
Наталья помолчала, теребя платок.
– Глеб, ради нашей дружбы… – тихо и неуверенно проговорила она. – Ведь были же мы когда-то близки…
– Призраки прошлого не по моей части, – отрезал Глеб.
Несколько секунд княгиня молчала, кусая губы, потом хрипло сказала:
– Я заплачу тебе.
– Сколько? – сухо осведомился Глеб.
– Сорок золотых солидов.
– Это целое состояние.
– Да. Но княжий трон стоит того.
– Княжий трон, – повторил Глеб и усмехнулся. – Похоже, он по-настоящему ускользает из-под пресветлого зада твоего мертвого мужа.
– Говори, что хочешь, но убей белого чародея! – воскликнула вдруг Наталья. – Он проклял меня! И теперь на меня косо смотрят даже самые верные мои слуги!
– За все в мире приходится платить, княгиня.
– Ты прав. И поэтому я плачу тебе сорок солидов. Бушуй! – позвала княгиня.
Верзила на облучке повернулся и протянул Глебу кожаный мешочек. Глеб взял мешок и взвесил на ладони.
– Тяжелый, – констатировал он.
– В нем ровно сорок солидов. Так ты возьмешься за это дело?
Глеб помолчал, обдумывая все, о чем поведала ему Наталья, затем облизнул губы и сказал:
– Ты платишь мне золотом. Хорошо. Но этого мало.
– Чего же ты хочешь еще?.. Погоди… – Лицо княгини под темной вуалью дрогнуло. – Ты хочешь, чтобы я… Чтобы мы с тобой…
– Что? – Внезапно догадавшись, Глеб усмехнулся и качнул головой: – О, нет. Ты меня неправильно поняла. Ты все еще неплохо выглядишь, но я не претендую ни на одну из частей твоего пресветлого тела, равно как и на все тело целиком. Я хочу, чтобы ты отменила награду за мою голову. Слишком много людей погибло из-за твоего указа. И, если ты не отменишь его, погибнет еще больше.
Княгиня под вуалью усмехнулась.
– И только-то? Хорошо. Я отменю указ. Теперь мы договорились?
– Да. Теперь мы договорились.
– Где ты остановился, Глеб?
– Пока нигде.
– А где остановишься?
– Тебе об этом знать не стоит.
– Неужели ты думаешь, что я…
– Власть переменчива в своих решениях, – перебил Глеб. – И лучше мне держаться от таких, как ты, подальше. Мне пора, княгиня. Прощай!
Глеб легко соскочил с телеги.
– Прощай, Первоход! – сказала Наталья вслед Глебу. – Я буду молиться за тебя!
– Помолись лучше за себя, – буркнул Глеб и, кутаясь в плащ, зашагал по мокрой, слякотной улице.
6
Поднявшись на крыльцо, Глеб трижды тяжело стукнул в дверь. Прошло довольно много времени, прежде чем глуховатый голос из-за двери спросил:
– Кто там?
– Здравствуй, Молчун! – громко сказал Глеб.
Лязгнул железный засов, и тяжелая дубовая дверь мягко распахнулась. Человек, открывший Глебу, был среднего роста, но чрезвычайно широкоплеч и крепок в кости. Смуглое, обветренное лицо его было скуластым, а темные глаза были чуть раскосы и так глубоко посажены, что мерцали из глубины черепа, как два крохотных омута.
Оглядев Глеба с головы до ног и заглянув ему за спину, мужчина потеснился и сказал:
– Входи.
Как только Глеб переступил порог, мужчина закрыл за ним дверь и задвинул ее железным засовом. Слева и справа от двери Глеб увидел небольшие скобы, а на них – тяжелые ножи-косари из белого железа.
Ходок Молчун – крепкий, как дубок, сорокалетний мужик – повернулся к Глебу и взглянул на него своими странными темными глазами.
– Ну, здравствуй, Первоход, – сказал он. – Идем. Усажу тебя за стол и попотчую тем, что боги послали.
Молчун первым двинулся в глубь избы, прихрамывая на левую ногу. Глеб неторопливо последовал за ним.
– Лавка, – сказал Молчун, когда они вошли в горницу, и указал толстым, мясистым пальцем на лавочку, накрытую мягким персидским ковром. – Место для гостей.
Глеб кивнул и уселся на лавку. Молчун потянулся к широкому воронцу, снял с него кувшин и кружки и поставил все это на стол. Затем достал оттуда же тарелку с холодным отварным мясом и плошку с солью.
Несмотря на свое прозвище, Молчун вовсе не был таким уж молчуном. Он замыкался, когда беседовал с чужими людьми, а в кругу ходоков был вполне разговорчив.
– Мяса-то, небось, давно не едывал? – осведомился он, прищурив свои черные глазки-омуты. – Все с огорода своего кормишься? А я ежели два дня мяса не ем, мне дурно делается.
В воздухе витал крепкий запах перегара. Под угловой лавкой Глеб увидел черепки разбитого кувшина, в одной из черепиц еще оставалось немного вина. В горнице царил беспорядок. Ничего ценного в избе Глеб не заметил, и это было странно, поскольку Молчун никогда не жалел денег на дорогие и красивые вещи.
Глеб внимательнее взглянул на Молчуна. Лицо ходока было припухлым, глаза чуть заплыли, а нос побагровел и покрылся мелкими красными прожилками. Когда Молчун наливал в кружку квас, пальцы его заметно подрагивали.
Внезапно Глебу стало душно и тесно в этой пропахшей перегаром избе, захотелось на свежий воздух. Едва удержавшись от того, чтобы встать и уйти, он сказал:
– Я получил твое послание, Молчун.
Молчун кивнул:
– Да. Я знаю, что оторвал тебя от твоего огорода, Первоход. Знаю, что ты добирался сюда несколько дней. Мне неловко из-за этого, и я…
– Кончай эту песню, – поморщился Глеб. – Однажды ты спас меня от смерти, и теперь я твой должник.
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...