Перегородками со слегка замаскированными дверями вместо прежних, глухих, администрация отеля оснастила апартаменты после визита арабского шейха, обремененного большим семейством со множеством жен и детей.
Тот арабский многоженец снял весь пентхаус целиком, его многочисленные подруги и потомки заняли все четыре VIP-номера, и им было очень неудобно перемещаться из апартаментов в апартаменты через первый этаж. К тому же то и дело выскакивающие из приватных лифтов на простор общего холла резвые голоногие детки, преследуемые пирамидальными фигурами в черном с головы до ног, изрядно беспокоили других постояльцев.
Сразу после отбытия шейха с чадами и домочадцами кирпичные перегородки разобрали и заменили на деревянные с дверками. В конце концов, это было полезно и с точки зрения пожарной безопасности.
Новые выходы исправно отразили на висящем у лифтов поэтажном плане, но, поскольку важные постояльцы до этого сомнительного произведения искусства не снисходили, для большинства из них наличие сообщения между номерами оставалось тайной.
А вот Люсинда в нее проникла и не собиралась останавливаться на достигнутом. Теперь она хотела проникнуть на соседнюю террасу.
Моральная сторона вопроса ее не беспокоила, а техническое решение проблемы нашлось в дамской сумочке.
Как у всякой уважающей себя современной девушки, ключей у Люсинды было много: два от квартиры, два от машины, по одному от гаража, почтового ящика, кладовки в подвале, двери на чердак, школьного кабинета, учительской…
К перегородке прекрасно подошел ключик от шкафчика в бассейне. Он-то, строго говоря, Люсинде не принадлежал, она унесла его из спортивного центра по забывчивости и не успела вернуть, потому что уехала в командировку.
— Что ни делается — все к лучшему! — радостно объявила Люсинда и бестрепетной рукой открыла дверь на чужую территорию.
В зарубежье царили тишина и покой.
Стеклянная дверь во внутренние помещения была закрыта и плотно задернута изнутри полотняными шторами. Компактно сложенная растопырочка для сушки купальных принадлежностей стояла в углу. Никаких предметов быта, выдающих присутствие в номере постояльцев, Люсинда не увидела и на этом основании решила, что апартаменты пустуют.
Значит, никто не помешает любознательной девушке обозреть в бинокль восточные пределы так же внимательно, как южные.
Она шагнула на чужую террасу, и тяжелая деревянная дверь подтолкнула ее в спину.
— Захлопнется! — сообразила Люсинда.
Если дверь захлопнется, нелегалка окажется в ловушке.
Тяжелую связку ключей она оставила на своей стороне, а возвращаться за ней поленилась, поэтому гениально решила возникшую проблему не сходя с места.
В углу террасы высилась на диво аккуратная куча стеклотары — не иначе, осталась после постояльцев. Мельком подивившись тому, что персонал не разобрал эту конструкцию при заключительной уборке номера, Люсинда осторожно, чтобы не обрушить всю горку, сняла с ее края квадратную бутыль из-под виски. Благодаря своей форме она была очень устойчива и весила заявленные 0,7 литра плюс стекло, поскольку оказалась под самую пробку наполнена водой.
То, что надо, чтобы подпереть закрывающуюся дверь! Лучше был бы только простой силикатный кирпич.
При желании неугомонная Люсинда добыла бы и кирпич, но она не страдала перфекционизмом. Бутылка так бутылка, вопрос решен, надо двигаться дальше.
С помощью бутылочного стопора обеспечив себе путь к отступлению, Люсинда приложила к глазницам окуляры бинокля и изучила ближние и дальние подступы к отелю с восточной стороны.
Много времени это не заняло — с востока принцы на белых конях город Сочи не осаждали.
Осталось изучить обстановку с севера и с запада.
Ей снова нужен был ключ, чтобы пройти на следующую террасу.
Пришлось вернуться на базу.
В полудреме Оля подумала было напомнить подружке, что некоторые особо коварные принцы прекрасно умеют маскироваться на местности, прикидываясь нищими, но решила подождать с этим, потому что не хотела вылезать из постели.
Кровать у нее была роскошная — в меру мягкая, в меру упругая и просторная, как футбольное поле…
Нежной пастушеской свирелью запел телефон.
Оля посмотрела на него с неудовольствием.
В огромном номере телефонные аппараты были повсюду, даже в туалете. В гостиной их имелось сразу два, по обе стороны протяженного дивана, а вот террасу, где как раз крутилась бессонная Люсинда, почему-то не телефонизировали вовсе.
Придется Ольге самой отвечать на звонок.
Очень неохотно она протянула руку, сняла трубку и голосом, в котором с легкостью угадывался кроткий укор, произнесла:
— Слушаю…
С такой тоскливой покорностью святой отец, утомленный чередой многословных исповедей, мог приветствовать покаяние сотого юбилейного грешника.
— Мамоля! Мамоля! — вслед за непонятными шорохами послышалось в трубке.
— Дима?!
Оля села в постели, свободной рукой энергично потерла лоб и засучила ногами, сползая к краю футбольного поля.
— Ма-мо-ля! Ну, мамоля же!!!
— Дима, я тебя слушаю, говори! — закричала Оля, нашаривая ногами тапки.
Люсинда за стеной перестала шуршать — не иначе, услышала крики подружки.
— Туууу… Туууу… — издевательски загудел телефон.
Оля зачем-то заглянула в динамик, а потом еще и выбила трубку, как будто та была курительной.
Предполагаемый засор на линии от этого не исчез, пропавший голос не вернулся.
— Ты чего орешь? — в щель приоткрывшейся двери заглянула Люсинда. — Что с ребенком, мамаша, опять двойка?
— Я не знаю, — Оля забегала по комнате, собирая свои одежки.
Трубку она при этом на место не вернула.
— Димка зовет меня: «Мамоля, мамоля!», а что хочет мне сказать — непонятно!
— Теперь по телефону зовет, а не просто так, из космоса? — скептически уточнила Люсинда и отняла у подруги гудящую трубку. — М-да… Говоришь, это был Димка?
Она энергично почесала в затылке, потом подняла палец, очень веско сказала:
— О! — и убежала в гостиную.
— Что — о?
Оля порысила следом.
— О — это «определитель номера»! — объяснила Люсинда, изучая аппарат у дивана. — Видишь циферки? С этого телефона и поступил последний звонок. Сейчас узнаем, откуда именно.
Не долго думая, она отправила вызов на последний входящий номер и надолго замерла с телефонной трубкой, плотно прижатой к медленно краснеющему уху.
— Ну, что там? Что? — заволновалась Ольга.
— Что, где, когда, — пробормотала Люсинда. — Зачем, почему, кто виноват и что делать… Гудки там, вот что! Не снимают трубочку. А посмотри-ка, не знаком ли тебе этот номер?
Оля послушно посмотрела.
— Всего пять цифр — это местный. Неужели Громов все-таки приехал в Сочи?
— Неужели Романчикова все-таки съехала с ума? — передразнила ее подружка. — Ты два часа назад звонила мужу, и он сказал тебе, что с вашим парнем все в порядке. Он сидит в своей комнате, рисует, как велено, елку! Не могли они за это время сюда добраться, даже на самолете не могли, потому что вечерний рейс в Сочи еще даже не вылетел!
— Пусти меня!
Оля отпихнула подружку от телефона, забрала у нее трубку и короткой тревожной дробью настучала номер рецепции.
— Алло! Добрый вечер. Скажите, пожалуйста, у вас есть телефонный справочник?
Ласковый девичий голос заверил ее в том, что для дорогих клиентов у них есть все.
Сумма, заплаченная Громовым за номер в пентхаусе, позволяла причислить проживающих в нем к числу весьма дорогих клиентов.
— Отлично. В таком случае, запишите, пожалуйста, номер. Я хотела бы узнать, чей он.
Ласковый голос пообещал, что все выяснит и очень скоро.
— Соображаешь, — похвалила подружку Люсинда. — Значит, не совсем еще дурочка, есть надежда.
— Не-а, нет надежды, — переменила она собственное мнение минуту спустя.
Любезная девушка с рецепции сообщила, что номер, интересующий дорогую гостью, принадлежит спортивному клубу «Катран», расположенному в цокольном этаже отеля.
— Это местный фитнес-центр, — вспомнила Люсинда. — Я видела вывеску с рыбой на входе в закрытый бассейн. Катран — это же рыба?
— Короткоперая колючая акула, — машинально подтвердила умница Ольга Пална и с подозрением посмотрела на телефон. — Люся! Как же это может быть, не понимаю? Каким образом Димка, который сидит в нашем доме за триста с лишним километров отсюда, звонит мне с телефона, который установлен в подвале вот этого самого здания?
— А никаким, дорогая, ни-ка-ким! Телепортацию, насколько я знаю, еще не изобрели.
— Ты хочешь сказать, мне снова померещилось? — расстроилась Оля.
Признавать себя хоть чуточку ненормальной ей упорно не хотелось.