У Старыгина имелось множество друзей и знакомых среди музейных работников, искусствоведов и реставраторов, но мир современной живописи он знал гораздо хуже. Конечно, ему приходилось сталкиваться с владельцами галерей и ведущими художниками, но близкой дружбы с ними он не завел. Поэтому он решил обратиться к Леше Топоркову. Уж он-то свой среди представителей художественной богемы и наверняка вспомнит нужного художника!
Дмитрий Алексеевич набрал номер Лешиного мобильника, но тот не отвечал – видимо, по свойственной многим художникам безалаберности забыл положить на счет деньги.
Тогда Старыгин решил поехать к нему без звонка, наудачу.
Леша жил в красивом старинном доме на Петроградской стороне. Фасад дома был украшен огромной мозаичной картиной – бурное море, разбивающиеся о суровые скалы волны, среди которых терпит бедствие одинокий трехмачтовый парусник. Овальные и полукруглые окна в стиле модерн удачно вписывались в свободные места среди зубцов скал и морских валов, так что, казалось, жильцам этого дома мешает спать шум прибоя.
Фасад недавно отреставрировали, и со стороны дом выглядел замечательно. Однако кодовый замок на двери парадной был уже сломан, а когда Старыгин вошел внутрь, то закашлялся от стоящей в воздухе строительной пыли. На первом этаже кто-то делал ремонт, и вся площадка перед дверью квартиры была завалена старыми рамами, отбитыми кусками штукатурки и прочим мусором.
Стараясь не испачкаться, Дмитрий Алексеевич обошел мусорные завалы и поднялся на третий этаж, где обитал Топорков.
Дверь открыла Лена. Она была одета в старый фиолетовый спортивный костюм, голова повязана пестрым платком, в руках – мокрая тряпка.
– Ой, Дима! – Лена заметно смутилась, увидев Старыгина. – А я окна мою… что же ты заранее не позвонил?
– Извини… – проговорил Дмитрий. – Я ненадолго, мне нужно кое-что спросить у Леши…
– Ну, проходи в мастерскую. – Лена посторонилась. – Он работает, но поговорит с тобой с удовольствием.
Старыгин прошел по длинному коридору, завешанному и заставленному холстами в подрамниках – здесь Топорков хранил большую часть своих работ.
Лешина мастерская занимала самую большую и светлую комнату в конце коридора. Дмитрий Алексеевич постучал в дверь и, не дождавшись ответа, нажал на ручку и вошел в комнату.
И тут же смущенно попятился: прямо напротив двери полулежала на старинном кожаном диване совершенно голая, довольно полная женщина лет тридцати, а Леша Топорков стоял над ней с задумчивым и отстраненным видом.
– Левую ногу согни! – проговорил он неуверенно, склонив голову набок. – Это придаст позе большую безысходность… а руку положи вот сюда, на валик…
Тут он услышал скрип входной двери, повернулся и увидел Старыгина.
– А, Дима! – произнес он озадаченно. – Это ты? А я тут, понимаешь, работаю… познакомься, это Лера, моя натурщица… Лера, это Дима Старыгин…
– Очень приятно, – пробормотал Старыгин несколько смущенно, он не привык знакомиться с голыми женщинами. – Дима…
– Лера! – вежливо ответила натурщица и сделала попытку приподняться.
– Лежи! – прикрикнул на нее Топорков. – Я с таким трудом выстроил эту позу! Так чего ты хотел, Дима? Ты извини, я пока буду работать, а то освещение пропадет…
Он отступил к мольберту, прикрыл один глаз и нанес кистью несколько резких ударов по холсту, как тореадор, пронзающий шпагой утомленного быка.
– Извини, что я не вовремя… – проговорил Старыгин, освоившись. – Тут, понимаешь, возник такой вопрос…
– Да все нормально! – Леша нанес картине еще один молниеносный удар и стремительно отскочил, как будто боялся, что картина ему ответит тем же. – У меня же только руки заняты… и еще глаза, конечно… так что у тебя за вопрос?..
– Да вот, понимаешь, такое дело… – Дмитрий Алексеевич не знал, как начать.
Теперь, в этой мастерской, вопрос, который он собирался задать, показался ему глупым и бессмысленным. Пытаться найти приснившуюся Лидии картину и ее автора… это похоже на погоню за призраком. Или на поиски черной кошки в темной комнате. В которой нет никаких кошек – ни черных, ни белых. Однако раз уж он пришел сюда, нужно довести дело до конца.
– Ты ведь знаешь большинство художников в городе, – начал он издалека.
– Ну, ты, конечно, преувеличиваешь! – скромно проговорил Леша и снова ткнул кистью картину. – Но кое-кого, конечно, знаю… если, конечно, их можно считать художниками…
– Тебе никогда не попадались такие картины – на фоне тщательно выписанного городского пейзажа изображены какие-то чудовища, монстры?..
– Чудовища, говоришь? – Топорков покосился на приятеля, почесал переносицу ручкой кисти и снова шагнул к картине. – Это смотря какие чудовища… вот, к примеру, Лиза Липецкая, хозяйка галереи «Велюр», настоящий монстр! Две мои картины продала, а денег не отдает! Не знаю, что делать…
– Или взять, допустим, мою свекровь… – задумчиво проговорила натурщица.
– Во-во! – вскинулся Леша. – Думай про свекровь! У тебя сразу лицо делается такое выразительное! – Он сделал еще несколько быстрых мазков и повернулся к Старыгину. – Так, говоришь, чудовища?
– Ну да, – смущенно ответил Дмитрий Алексеевич. – Например, посреди колоннады Казанского собора лежит огромный осьминог с кабаньей головой и длинными клыками… или на стрелке возле самых Ростральных колонн разгуливает огромная птица с лапами льва и козлиными рогами…
– Ну-ка, ну-ка… – Топорков задумался. – А ведь что-то подобное я видел лет десять назад…
– Леш, мне холодно! – капризным голосом проговорила натурщица. – Может, закончим на сегодня?
– Да ты что! – огрызнулся Топорков. – Лежи! Когда еще будет такое классное освещение? – Он снова набросился на картину, ткнул кистью в нескольких местах и отскочил, любуясь результатом. – Чудовища, говоришь? Осьминоги с рогами?
– Леш, я такую хрень у Никанорыча видела! – подала голос Лера. – Посреди Дворцовой площади холодильник с женской грудью и огромными зубами! Ужас!
– О, точно! – оживился художник. – У Никанорыча на его выставках пару раз мелькали такие картины. Ну, особенного успеха не имели – обычный сюр…
– Не скажи! – возразила натурщица. – Я после этого неделю спать не могла!
– Я тебе про свекровь велел думать! – оборвал ее Топорков. – Так что, Дима, тебе надо к Никанорычу. Он все тебе про эти картины расскажет… а вообще, тебе это зачем?
– Да так… – неопределенно отозвался Старыгин. – Покупатель один интересовался…
Это был необдуманный ответ.
Топорков сразу сделал стойку:
– Покупатель? Что за покупатель? Приводи его ко мне! Зачем твоему покупателю архитектурные чудовища? Покупать нужно настоящую живопись! – И он выразительным взглядом обвел стены мастерской, обвешанные собственными работами. – Самые лучшие инвестиции – это инвестиции в подлинное искусство! Оно никогда не упадет в цене, в отличие от модных коммерческих поделок! Сам знаешь – жизнь коротка, искусство вечно!..
– Да какой-то странный покупатель… – Старыгин пошел на попятную. – Вот вынь да положь ему те картины, ничего другого не хочет… а кто такой Никанорыч?
– Ты Никанорыча не знаешь? – удивился Леша и переглянулся с натурщицей. – Кто ж его не знает?
– Вот я, например, – ответил Старыгин.
– Старик такой, – сообщила натурщица. – У него большой дом в Комарове, он в этом доме раньше выставки устраивал. Когда-то куча народу у него собиралась.
– Ну да, начал еще в восьмидесятые годы, когда все современное искусство было под запретом. Приглашал к себе художников-авангардистов и любителей искусства. Что-то вроде галереи у него было. Потом, в девяностые, когда все это разрешили, он по старой памяти еще устраивал у себя вернисажи, но народ к нему реже выбирался – в городе появилось много официальных галерей. Да и он уже состарился, так что не стало прежнего куража. Но я точно лет десять назад видел у него похожие картины. Так что Никанорыч тебе поможет…
– А у тебя нет его телефона?
– Телефона? – Леша переглянулся с натурщицей, и они дружно расхохотались. – Ты, Дим, Никанорыча не знаешь! Мобильников он в упор не признает, а городской телефон у него в Комарове уже лет пять как за неуплату отключен. Так что поезжай к нему прямо так, без звонка. Тем более Никанорыч почти никуда не выходит. Говорит, ему дома хорошо…
В это время дверь с тихим скрипом открылась, и на пороге появилась Лешина жена Лена.
Судя по всему, она домыла окна и даже успела переодеться. Вместо тренировочного костюма на ней теперь была длинная темно-серая юбка и вязаная кофта неопределенного цвета.
– Не хотите ли чаю? – спросила она голосом радушной, гостеприимной хозяйки.
– Лена, ты окна помыла? – строго спросил ее муж.
– Помыла, Лешенька… – ответила жена смиренным тоном, сложив руки на груди.
– Я тебе мешал?! – выпалил Леша возмущенно. – Ты видишь – мы работаем! Лера, разогни левую ногу! Это придаст образу большую целеустремленность и экспрессию! А левую руку вытяни и подложи под голову…