Светке противно было: не потому что кровь, а потому что невкусно, но потом вдруг хорошо стало, тепло и весело.
Потом Светка должна была ритуально совокупиться. Со Славкой. Это ей заранее сказали. Джейна, правда, пискнула, что, мол, она должна всем дать, а не только Славке. Тут Николай ей врезал. Губу разбил. Больше никто не вякнул, хотя, может, хотели бы. Светка же не слепая, видела, как ее глазами щупают.
Короче, после крови стало Светке тепло и весело и захотелось ужасно. Она Славку за рукав балахона дернула: давай. Встала на мраморную плиту на четыре точки, Славка балахон скинул и быстренько ее трахнул, вынул… И опять вставил. Но Светка сразу почувствовала: не он. Так не договаривались! Но внутри просто какой-то зуд образовался. А Николай, он хоть Славки поменьше, но… Короче, после Николая опять Славка пристроился. И так они раза три менялись. Светка обкончалась вся. Уже и сил не было. Руки-ноги разъезжались просто. Тогда они балахоны на плиту постелили, Светку на спину – и по новой. Так по кайфу ей еще никогда не было.
А рядом, на соседней плите остальные Джейну нажаривали. Та аж визжала. Светка тоже орала. В кайф потому что.
А потом кто-то гаркнул:
– Менты!
И как все ломанулись! Славка Светку за руку – и голяком через кладбище. Так и перли до самой ограды. Светка ногу порезала стеклом. Славка ее потом до трамвайной остановки на руках нес.
В общем, клевое было посвящение. Только кролика жалко. Тогда ж Светка еще не знала, что ее тоже готовят… Вроде кролика.
Глава вторая
Миновав переезд, Степан Всеволодович крутанул руль, и «Нива» съехала с дороги на присыпанную гравием обочину.
– Спешимся.
– Зачем? – удивился Куролестов.– Тут почти у каждого машина, все время ездят. Дачный сезон.
– Ничего, разомнемся. Близко ведь?
– Близко,– согласился Куролестов, доставая из-под сиденья металлический прут.– Ты чего машину не запер?
– Да брелок сдох. Ничего, через полчаса вернемся. Да и кто ее в темноте разглядит?
Он был прав: в тени деревьев «Нива» была совершенно незаметна.
Фонарей на улочке стояло три: все – в самом начале. Некоторые участки были подсвечены силами самих хозяев.
– Через пять домов – наш,– сказал Куролестов.– Днем считал.
– И как тут днем?
– Тихо.
Впереди послышалось монотонное пение.
– Они?
– Угу.
Друзья осторожно двинулись вдоль заборов. Пение стало более громким и менее стройным.
Нужный участок был окружен проволочной сеткой, почти полностью скрытой высоким кустарником,– свободны только ворота. В щель между створками был виден кусок просторного двора. Факелы, воткнутые в землю пятиугольником-пентаграммой, высвечивали с полдюжины фигур в балахонах с капюшонами на манер ку-клукс-клановских, но черных, а не белых.
– Заклинания поют,– прошептал Петр.– По-еврейски, что ли?
– Это латынь,– тихо ответил Суржин. Балахоны – это хорошо. Балахоны мешают двигаться.– Ну что, через забор?
– Зачем? – Степан Всеволодович просунул между створками палец и откинул щеколду. Толчок – ворота распахнулись, и они вошли на участок.
«Балахоны» продолжали подвывать.