Путь к сердцу женщины - Овчинников Олег Вячеславович

Олег ОВЧИННИКОВ

ПУТЬ К СЕРДЦУ ЖЕНЩИНЫ

Однажды я был влюблен. Было это, как принято говорить в сказках, давно и далеко.

По крайней мере, задолго до того, как мне посчастливилось повстречать свою постоянную спутницу жизни. Кроме того, моим отношениям с той девушкой, как будет явствовать из нижеследующего, не суждено было выйти за рамки, очерченные древнегреческим философом Платоном. Кажется, мы даже ни разу толком не поцеловались.

Так что ничего предосудительного в том, чтобы поведать читателю эту историю, я не вижу.

Это случилось на Гурмании – планете курортного типа, существующей в основном за счет оттока денег из карманов богатых – и не очень – туристов, но на ней, в отличие от большинства подобных планет, залетный гость ощущал себя именно гостем, причем званным и жданным, а не просто курьером для перевозки кредиток.

Вообрази меня, читатель, восемнадцатилетним, не лишенным иллюзий и привлекательности, только что прошедшим свое первое боевое крещение и вдруг оказавшимся в двухнедельном отпуске за казенный счет. Как по волшебству перенесшимся прямо с поля боя, где смерть ежеминутно была от меня на расстоянии импульса, готовая в любой момент ослепить, измельчить и расфазировать, в сказочный мир, где морская вода имеет температуру крови, а водопады грохочут, как баллистическая ракета на старте, где аромат цветов действует на сознание не хуже отравляющего газа, а глаза девушек блестят, как свежеотлитые серебряные пули – и столь же смертоносны для чувствительного и наивного юношеского сердца! – ну разве мог я тогда не влюбиться?

Хотя признаюсь, тяга к мрачноватым сравнениям военной тематики долго еще не оставляла меня. Я не мог отделаться от чувства, что я чужой на этом празднике жизни, – хотя местное солнце светило мне так же, как всем, а в приветливых улыбках гурманцев не было ничего неискреннего, – до тех самых пор, пока не встретил...

Великий Космос! Как же ее звали?

Как странно, правда? Когда-то я думал, что более дорогого для меня человека нет во всей Вселенной – по крайней мере, в той ее части, которую я успел к тому времени облететь, – а теперь с трудом вспоминаю ее имя. Кажется, ее звали Сея. Или Жня. У нее было смешное на слух землянина имя, в нем слышалось какое-то редкое сельскохозяйственное деепричастие, и сама она была очень смешливой, хрустальный колокольчик ее смеха вздрагивал по любому поводу, и чаще всего этим поводом становился я – старающийся избегать открытых, простреливающихся с воздуха мест, диссонирующий своей парадной, еще ни разу не глаженой формой с толпами отдыхающих в полупрозрачных туниках, постоянно сбивающийся с прогулочного шага на строевой – в такие моменты она начинала меня передразнивать – и я нисколько не обижался на нее, только смущался немного и думал, что в том, что она может вот так спокойно смеяться и с чарующей наивностью полагать, что “дегазация” – это процесс помешивания трубочкой в бокале с коктейлем, есть отчасти и моя заслуга.

Может быть, именно ее беззаботный смех пробудил во мне неведомые доселе чувства. Или походка – когда она шла вдоль набережной, казалось, даже воздух замирал, чтобы полюбоваться на нее. А может быть, мне просто хотелось, чтобы, когда я снова вернусь туда, где вечный бой и на один удар сердца приходится по десять выстрелов и два импульсных разряда, даже если случится страшное и я попаду в окружение, один против целой армии озлобленных безжалостных врагов, – даже тогда я смог бы подумать, что кто-то родной ждет меня здесь, в этом маленьком кусочке рая. Может быть...

Как бы там ни было, я влюбился.

Решительно и, как выяснилось вскоре, не без взаимности.

– Хорошо! – прошептала Сея в мое напряженное, заранее готовое к любым вариантам вежливого отказа ухо. – Теперь главное, чтобы ты понравился моей семье.

Я облегченно и не слишком натурально рассмеялся и ответил в том смысле, что сделаю для этого все от меня зависящее.

– Хорошо, – повторила она. – Тогда встретимся завтра. Утром. У меня.

Наутро я был неотразим. Я начистил ботинки золотой пыльцой, так что утреннее солнце, отражаясь в них, заставляло редких ранних прохожих щуриться от бликов. Предмет моей особой гордости – выданный недавно значок космодесантника – сверкал изумрудом на моей груди. Я, умеющий при необходимости напяливать и герметизировать скафандр за пару секунд, – спичка сержанта горела в вакууме до обидного недолго – в то утро посвятил целых десять минут расчесыванию усов перед зеркалом! Я даже припомнил с десяток историй из своего недолгого боевого прошлого; правда, не все они произошли лично со мной, вернее, все произошли не со мной, кроме одной, которую я как раз в десяток не включил, поскольку собирался поскорее забыть... зато были занимательны и, без сомнения, украсили бы собой любую застольную беседу. А в том, что беседовать мне придется за столом, я не сомневался ни секунды – на планете с тысячелетними кулинарными традициями иначе и быть не могло.

Уже выйдя на улицу, я вспомнил, что забыл дома командирские часы. Командир дал мне поносить их на время отпуска, а надпись на внутренней стороне корпуса: “Лучшему десантнику выпуска. Так держать, сынок!” я заказал уже здесь, у местного мастера по грави– и татуировке; он обещал, что через недельку-другую она сойдет сама. Пришлось вернуться в номер. Там я первым делом взглянул в зеркало – космодесантники всегда так делают, когда хотят удостовериться, что не стали объектом скрытого псионического воздействия, главным побочным эффектом которого является именно забывчивость. Но нет, белки глаз были в порядке, значит, причиной моей рассеянности стало обычное волнение, но я, тем не менее, еще некоторое время постоял так, не в силах оторваться от собственного отражения.

“Ну, если я и теперь не понравлюсь родственникам Сеи... – думал я, – значит, у нее какие-то неродные родственники. Возможно, приемные, а может, она вообще подкидыш!”. Поправил воротничок и манжеты и строевым шагом покинул номер.

Сея ждала меня снаружи своего дома, веселая и по-особенному нарядная, однако от пристрелочного поцелуя в щеку уклонилась, наигранно возмутившись:

– Какие могут быть поцелуи натощак!

Потом, уже серьезно, спросила:

– Ты же, надеюсь, не завтракал?

Я не ответил, только пренебрежительно встопорщил левый ус: обижаешь!

– Вот и хорошо! – И она приглашающе отогнула передо мной входной полог.

Я склонил голову, чтобы свисающая кисея не испортила мне прическу, и вошел в дом.

Как выяснилось, все родственники, которым я, согласно ожиданиям Сеи, должен был понравиться, были женского пола. Ее мама, тетя и бабушка – все одинаково приветливые и улыбчивые и вообще столь слабо различимые, что я тут же начал в них путаться.

– Папа пока завтракает, – пояснила Сея. – Он выйдет позже. – И, прежде чем я успел как-то отреагировать, добавила: – Тебе мы накроем на веранде.

Я кивнул, изобразив на лице благодарность. Вопрос, почему меня нельзя покормить вместе с отцом семейства, возник у меня в голове, но там и остался. Это был мой первый визит в настоящую гурманскую семью, а как говорил хозяин моих часов, на каждом корабле свой устав. Так даже лучше, решил я. Уж женщин я как-нибудь обаяю.

В те годы я не без основания считал себя пленителем, а то и разбивателем женских сердец. Правда, попроси меня кто перечислить эти основания, я бы, наверное, не вдруг нашелся с ответом.

Меня вывели на веранду, больше похожую на террасу – расположенная на скальной вершине, она сильно выдавалась вперед, нависая над морем. Волны умеренно шумели где-то внизу и жадно лизали основание скалы.

– Не смотрите туда, – доверительно сказала то ли мама, то ли тетя Сеи. – Вам это не грозит. – Я поймал на себе ее изучающий взгляд. – Ведь вы хорошо кушаете?

Я отшутился в том смысле, что до сих пор никто не жаловался. Кроме нашего корабельного повара.

– Прошу сюда, – другая женщина, теперь уж точно то ли тетя, то ли мама, указала на соломенный коврик в форме шестиугольника, расстеленный рядом со столом, имеющим высоту стула.

– После вас, – галантно предложил я, плохо представляя себе, как на этот коврик следует садиться – и следует ли?

Женщины восприняли мой жест как должное, в лице Сеи я прочел немое одобрение. Они уселись за стол напротив меня, на точно такие же коврики. Оказалось, на них нужно сначала встать на колени, потом опуститься на пятки и чуть откинуться назад, оперевшись на левую руку. Кажется, эту последовательность действий я повторил безукоризненно.

– Мы решили, что с кери-бери ты пока не справишься, – извиняющимся тоном сказала Сея. – Поэтому оставили для трапезы только знакомые тебе столовые приборы.

Насчет “знакомых” моя невеста, на мой взгляд, слегка преувеличила. Нож, вилку и набор из семи разнокалиберных ложек я, разумеется, опознал сразу, а вот некоторые штучки вроде длинной сегментированной палочки с петелькой на конце или крошечного коловоротика, похожего на ледоруб для рубки прорубей в аквариуме, я видел впервые.