Тут распахнулась входная дверь, и на пороге появился Костя. Таня сразу же позабыла о своих родственниках, вспомнив о том, что ужин еще не готов. А поздно вечером, когда мужчины не только поели, но и улеглись, она открыла альбом со старыми фотографиями и долго их рассматривала, мысленно возвращаясь в те далекие времена, когда они были вместе.
Глава 6
Она очень плохо помнила своих брата и сестру, малышей-двойняшек. Когда Таня видела их последний раз, они были пятилетними крохами. Оба плохо говорили. Марина по причине глухоты, а Данилка – отсталости. Он не был дебилом, просто немного недотягивал в развитии до своих сверстников. Но был невероятно хорошенький, несмотря на уродливую руку. Да и сестра-близнец тоже. Не так ярка, но очень мила. «Но с годами наверняка изменились. В нашей семье красавцем папа был, а они на маму похожи, – думала Таня, стоя на платформе в ожидании московского поезда. – Скорее всего, я их даже не узнаю. Ведь столько лет прошло, и они уже совсем взрослые…»
– Не дрожи, сеструха, все будет пучком! – подбадривал ее старший брат. Илюша держал ее под руку и чувствовал, как Таню потряхивает от волнения.
– Я их совсем не помню, – беспомощно выдохнула она. – Дай мне фото, я посмотрю еще раз.
Снимок, на котором все пятеро детей были изображены за несколько месяцев перед расставанием, Таня изучала не только вчера вечером, но и все утро, но этого ей показалось мало, и она взяла его с собой. Пока ехали в маршрутке до вокзала, она держала его на коленях, продолжая рассматривать. Илье это надоело, и он отобрал у нее фото.
– Некогда, вон поезд идет! – отмахнулся от нее брат. – Да и незачем. Сейчас живьем ребят увидишь.
– Страшно-то как! – пискнула Таня.
– Волнительно, а не страшно, – поправил ее Илья.
Они замолчали. А поезд, громыхая, уже тормозил у перрона. Когда он остановился и двери вагонов открылись, Таня зажмурилась.
– Уже можно, – сказал ей Илья через несколько секунд. Обычно он это говорил в детстве, когда они смотрели какой-нибудь страшный фильм и Таня зажмуривалась на самой пугающей сцене, и как только она заканчивалась, произносил эти слова. Это означало, что ужасный эпизод позади и Тане пора открывать глаза.
…И вот много лет спустя она делает то же самое. И видит перед собой молодых мужчину и женщину, и смотрит на них с радостью и удивлением. Ей приятно встретиться с родными после долгой разлуки. Хотя… какие они ей родные, если подумать? Да, кровь одна, но и только. А что кровь? Пусть не водица, но… Бывает, что человек, кровно с тобою не связанный, тебе близок так, будто родной. Эти же двое… Они чужие. Возможно, из-за того, что выросли на другом конце света. Они иные. Говорят с акцентом (пока они молчат, но Таня помнит разговор с Дэном), выглядят как-то непривычно. Хотя вроде на них джинсы, майки, толстовки – обычная молодежная одежда. А все равно – другая…
Данила стал настоящим красавцем. Лицо – идеальное. Черты точеные. Глазищи завораживающие. Но фигура субтильная, не то что у Ильи.
Марина тоже излишне худа. Таня подумала, глядя на брата и сестру, о том, что в Америке, наверное, мода такая, выглядеть истощенно. Чтоб тучные любители фастфуда, коих там, если судить по телепередачам, немало, завидовали. Таня и сама была худенькой, но выглядела… гармоничнее, что ли? Здоровее. Марина же с Данилой напоминали анорексиков.
– Привьет, Танья, как я рад! – воскликнул Данила и распростер объятия.
Его акцент резал ухо. И все равно Тане фраза, произнесенная братом, показалась песней. Она подалась вперед и обняла Данилу. Затем Марину.
– А уж как я рада! – выдохнула она, уткнувшись в волосы младшей сестры. – Ребятки…
Таня заплакала, не ожидая от себя этого. Глаза Марины тоже увлажнились. А вот Данила оставался холодным. Его красивое лицо не дрогнуло. Как будто он был совсем не рад встрече. А заветные слова сказал только из вежливости, что культивировалась в нем годами.
– Малышка моя… – Это произнес Илья. – Девочка…
И отобрал Маринку у Тани.
Когда она была крохой, он возился с ней больше остальных. Даже больше Тани, не говоря уже о матери. Та родила и… забыла об этом. За младшими ходила Татьяна. За Ромой, Данилой, Мариной. А Илья только за Мариной. Она его умиляла. И вот теперь девочка выросла, но не перестала быть Илюшиной любимицей.
– Я помню тебя, – выдохнула Марина. – Ты играл со мной… в… кочки-мычки…
– Кошки-мышки, – захохотал Илья. – Но я не думал, что ты все еще помнишь!
– Помнишь…
– Слушай, до меня ведь только сейчас дошло, что ты слышишь! Или ты по губам читаешь?
Марина убрала распущенные волосы и продемонстрировала слуховой аппарат.
– Еще потребовалась операция, – добавила она.
– Тебе тоже? – спросил Илья у Данилы, красноречиво посмотрев на его левую руку. Из-под манжеты выглядывала обычная кисть.
– Это протез, – сообщила Марина.
– А где Роман? – спросил Данила, сделав неправильное ударение на первый слог. Ему не хотелось обсуждать свою руку, это явно бросилось в глаза.
– А хрен его знает! – пожал плечами Илья. – Обещал быть сегодня…
И тут Таня увидела его… Романа.
Он кардинально изменился, и все же она сразу поняла: вот он, ее брат!
Такой же ладный, крепкий, как Илья, но с более развитыми мышцами. Было видно, что он завсегдатай тренажерного зала. Но не фанат. Лицо спокойное, но не такое бесстрастное, как у Данилы. Глаза смотрят с интересом, губы чуть улыбаются. И во всем облике непоколебимая уверенность в себе. То, чего так не хватало Роме-маленькому.
Он шел не один, а с женщиной. Ей было лет сорок пять на вид, возможно, чуть больше. Невысокая, хрупкая на вид. Рома очень бережно поддерживал ее под руку
– Я узнал тебя, Таня, – с улыбкой произнес он, подойдя. – По твоему боевому носу!
У нее действительно был боевой нос. Широкий, сильно вздернутый. В третьем классе она играла старуху Шапокляк без грима.
– А я тебя по твоему лбу неандертальца, – в тон ему ответила Таня. У Ромки были ярко выраженные надбровные дуги. Они даже загорали больше, чем все остальное лицо.
Рома и Таня обнялись.
– Это, как я понимаю, малые? – спросил брат, указав на Данилу и Марину.
– Они самые. Американцы.
– А это мама моя, Любовь Михайловна, – представил он свою спутницу.
– Очень приятно.
– Мам, это Таня, я тебе про нее много в последнее время рассказывал.
– Да, а вот раньше совсем не рассказывал. – Любовь протянула руку и нежно коснулась запястья Татьяны: – Я ведь очень хотела, чтоб Рома вас не забывал. Говорила ему: пиши братьям, сестрам, звони им. Можешь даже в гости пригласить! Но он будто забыл вас сразу, как мы его усыновили. Поэтому я очень удивилась, когда он мне две недели назад сказал о том, что мы поедем с вами встречаться. Я настояла на том, чтоб Рома взял меня. И он не смог отказать, уж извините его…
– Мы очень рады вам, Любовь Михайловна, – обняла ее Таня.
– А где старший брат? Ведь вас было пятеро?
– Вот и старший, – ответил Рома и кивнул на Илью.
Таня не уловила неприязни в его голосе. Но Рома был как-то слишком бесстрастен, чтобы она решила, что младший брат не помнит обид.
– А вы очень похожи на Рому, – заметила Любовь Михайловна.
– Нет, мы совсем разные, – хмыкнул Илья.
На самом деле приемная мать Романа была права. Между братьями прослеживалось сходство. И дело не в идентичности фигур (мало ли мужчин с подобными) и не в светлой масти (тем более что Илья был рыжеватым, а Рома пепельным блондином), а в чем-то неуловимом: жестах, мимике, походке. Глядя на этих двух молодых мужчин, сразу возникала мысль, они родственники.
– Здорово, брат! – первым приветствовал Илью Рома.
– Здорово.
Они не протянули друг другу рук для приветствия. Хотя Илья, казалось, собирался это сделать, но что-то его остановило.
– Вы приехали на том же поезде, что и Данила с Мариной? – спросила Таня у брата и его приемной матери.
– Рома хотел на машине, – ответила ей Любовь Михайловна, – а раз я напросилась, пришлось билет на поезд брать. Автомобили я плохо переношу. Тошнит меня в них.
– О, тошнит! – вспомнила значение услышанного слова Марина. – Понимаю. Меня тошнило в туалете поезда. Это… Нот импосибл…
– Невозможно! – подсказал Рома.
– Да. Невозможно. Ты знаешь английский?
– Не так чтобы отлично, но могу общаться. А вот ты молодец, не забыла родную речь.
– О, наши мама с папой… первые. Те, что увезли нас отсюда, были молодцы. Они не хотели, чтобы мы забыли культуру и язык нашей родины. Я и Дэн занимались. Только он перестал, когда мы сменили семью, а я продолжала. Поэтому я говорю лучше Дэна. Но он все понимает.
– Родственники, хорош стоять на перроне, пойдемте уже отсель! – воскликнул Илья и, обняв за плечи Маринку и Танюшку, повел их к привокзальной площади, где останавливался любой транспорт.
До отеля, где были забронированы Романом два номера – для себя и матери и для брата с сестрой, – поехали на двух машинах. Расплачивался с таксистами тоже Роман. Привычным движением «отстегивал» деньги, сдачу не брал – небрежно махал рукой. Таня смотрела на него и диву давалась. Куда делся тот пугливый стриж, каким она его помнила? Соколом стал Рома, настоящим соколом.