— Животные покрылись оболочкой. — Он вздохнул. — Теперь они напоминают коконы…
Я сел, не дослушав его.
— Тот шар в овраге!
Кемпер молча кивнул.
— Фуллертон?!
— Для того я тебя и разбудил. Мы решили взглянуть на него.
Мы отыскали шар с наступлением темноты. Местность оказалась на редкость ровной и наш овражек затерялся. Шар, расколотый на две половины, напоминал скорлупу яйца, из которого только что вылупился цыпленок. Темнота все сгущалась, а перед нами, поблескивая в тишине звездного неба, лежали две половинки шара — «последнее прощай», начало новой пугающе-чужеродной жизни.
Я подумал, что следует, как на похоронах, что-нибудь сказать, но мозг мой был пуст, а язык прилип к пересохшим губам.
Мы внимательно осмотрели землю вокруг «яйца» и нашли следы существа, выбравшегося из него. Это были следы новоиспеченного куставра.
Мы молча поплелись в лагерь.
Кто-то зажег лампу. Все стояли, не в силах поднять глаза от земли, понимая, что наше время истекло и отрицать увиденное в овраге — глупо и бессмысленно.
— Шанс остался только у одного из нас, — начал Кемпер, нарушив долгую, пугающую тишину. Голос его, как ни странно, звучал спокойно и уверенно. — Боб, ты должен улетать немедленно. Кто-то ведь обязан вернуться на Кэф и сообщить, что здесь произошло.
Он посмотрел на меня долгим пристальным взглядом.
— Ну, — резко сказал он. — Отправляйся! Что с тобой?
— Ты был прав, — прошептал я, — когда рассуждал о защитном механизме, помнишь?
— Теперь-то мы знаем, что защитный механизм существует… согласился Вебер. — Лучшего защитного механизма невозможно даже представить. Ведь он неодолим. Фауна планеты не пытается воевать с нами, она просто адаптирует нас, преобразует в себе подобных. Не удивительно, что на планете существуют одни куставры, не удивительно, что экология предельно проста. Шагнув в этот мир вы попадаете в ловушку. Стоит только сделать глоток воды, сжевать стебелек, отведать кусочек мяса.
Оливер вышел из темноты и остановился напротив меня.
— Вот твоя диетическая сумка и записи.
— Но я не могу улететь без вас!
— Забудь про нас! — рявкнул Парсонс. — Мы уже не люди, понимаешь?! Через несколько дней…
Он схватил лампу, подошел к клеткам и осветил их.
— Смотрите! — выкрикнул он.
Животных в привычном смысле этого слова не было. Шарики, половинки шариков такой же консистенции, как шар в овраге… А вокруг половинок топотали маленькие куставры.
— И ты хочешь остаться, — Кемпер посмотрел на меня с сочувствием. Что ж, оставайся. А через день или два к тебе подойдет куставр, упадет перед тобой замертво, и ты сойдешь с ума, вычисляя, кого из нас ты приготовил себе на обед!
Голос его звенел как натянутая струна, он произнес последнее слово и отвернулся… Оказалось, что все парни стоят, повернувшись ко мне спинами. Я ощутил ужас одиночества.
Вебер подхватил с земли топор и пошел вдоль клеток, сбивая замки и выпуская маленьких куставров на волю.
Я медленно двинулся к кораблю, поднялся по трапу, крепко прижимая к груди сумку. Остановившись у входного люка, я обернулся, попытался последним взглядом охватить лагерь, всех своих товарищей и понял, что не могу покинуть их. Ведь мы провели вместе тьму лет. Они подшучивали надо мной, а я постоянно уединялся и ел в одиночку, чтобы не чувствовать запаха жаркого… Я подумал, что даже не помню с каких пор ем эту тюрю, липкую и безвкусную, что из-за своего проклятого желудка я никогда не пробовал нормальной человеческой пищи. Может, парни куда счастливее меня, даже в данную секунду. Ведь человек, превратившись в куставра, никогда не останется голодным, желудок его всегда будет наполнен приятной на вкус, сытной пищей. Куставры едят только траву, но, быть может, когда я превращусь в куставра, трава станет дня меня лакомством — таким же, как недоступный сейчас тыквенный пирог?
Я стоял перед входным люком и размышлял о еде.
Диетическая сумка, получив с моей помощью значительное ускорение, рассекла темноту и погрузилась в нее. Листки с записями, медленно кружась, как сухие листья, опустились на землю.
Я вернулся в лагерь и тут же столкнулся нос к носу с Парсонсом.
— Так что у нас сегодня на ужин? — спросил я.