— Понимаю, — мокнет лбом Пробышев. — Обещаю — выловим!
А Быстров, заехавший черт знает в какую глушь, сидит в предбаннике со стариком Евгеньевичем, пьет квас, нежится.
— Эх, Евгеньич, хорошо тут у вас. Тишина, покой. Оторвались мы от народа, от корней.
— Это точно, — кивает старик, привыкший со всем соглашаться не от покорности, а от лени.
— Хоть бы кто-нибудь из наших заехал бы сюда, посмотрел, как обычные люди живут. Без интернета, без супермаркетов, на нищенские деньги!
— Это точно.
— С другой стороны — а зачем вам это? В интернете порнография, в супермаркетах — модифицированные продукты. А у вас все натуральное.
— Это точно. Ну, в дом, что ли?
— Ты иди, а я еще попарюсь. Можно я у тебя поживу пару месяцев? Не даром, естественно?
— Живи, мне-то что.
Быстров идет в парилку, а Евгеньевич в дом. Он включает телевизор, а там как раз репортаж:
— Сейчас полным ходом идет операция «Перехват». Из наших источников известно, что на этот раз исключены все возможности побега за границу и человек, виновный перед людьми и государством, понесет заслуженное наказание. Комментарий прокурора Рубака.
Рубак перед камерой:
— Нами объявлена беспощадная борьба со всеми проявлениями коррупции, взяточничества, злоупотреблений и тому подобное. Никто, кого мы считаем виноватым, не уйдет от возмездия народного суда. Мы призываем к сотрудничеству и открытости. Вот например: если у человека «бентли» за полмиллиона долларов, — он кивает на машину, рядом с которой стоит, — пусть отчитается, откуда у него деньги на такую машину!
— Это ваша машина, — напоминает ему журналист.
— Да? Ну и что? Виноват прокурор — судите прокурора! — бьет себя в грудь прокурор, как Чапаев в знаменитом фильме. — Только эта машина не моя, а сына. То есть на мои деньги куплена, но никто не знает. А когда никто не знает, нет вопроса.
В сенях слышится стук. Евгеньевич выключает телевизор. Хозяин и гость сидят распаренные, пьют чай.
— Построю домик, сад разведу, огород распашу, — мечтает Быстров. — А то и женюсь. Нет, моя Светлана женщина хорошая, но, боюсь, назад пути нет. Точно, женюсь.
— Дело хорошее, — соглашается Евгеньевич.
Гость укладывается спать, а Евгеньевич, почесав шею под бородой, достает из шкатулки допотопный мобильный телефон размером с лапоть, подключает его к сети и ждет, когда появится индикатор, указывающий, что можно звонить. Задумчиво смотрит при этом на Быстрова, не испытывая к нему ни вражды, ни ненависти. Ничего, впрочем, не испытывая.
И снится Быстрову предутренний сон: дебелая деревенская красавица идет от речки с ведрами, держа коромысло на крутых плечах. А он лежит на сеновале, смотрит. Красавица ставит ведра, лезет к нему на сеновал. Он притворяется спящим. Следит сквозь ресницы. Красавица умиленно смотрит на него. Протягивает руку, чтобы погладить. Но вместо этого грубо треплет за щеку.
Быстров вскакивает. Перед ним Валера Свистунов с пистолетом, другие люди.
— Предал, дед? — спрашивает Быстров Евгеньевича.
Тот пересчитывает в двух ящиках бутылки с водкой (его гонорар) и хладнокровно отвечает:
— Предают своих, а ты мне чужой.
Доставить человека из края в край страны, когда надо, плевое дело.
Пробышев где-то в мрачном подземелье говорит заупрямившемуся Быстрову.
— Ну? Что будем делать? Я бы тебя прямо сейчас задавил, да не велят. Требуют, чтобы все было по плану. Так вот: ты можешь опять сбежать. Но мы твою жену искалечим, дочь изнасилуем, брата изуродуем.
— Так вы уже. Сам же сказал.
— А мы по второму разу пройдемся. Тебе приятно будет, если они тебя начнут проклинать?
— Я хочу подать в суд! — топорщится Быстров.
— Зачем, дурашка?
— Чтобы иметь возможность защищаться!
— Да? Ну не знаю, не знаю.
Пробышев отходит, звонит кому-то. Возвращается.
— Ну что ж, подавай. Даже лучше — пусть народ убедится, что все законно, по суду, по справедливости!
Быстров дома. Они сидят с женой, обнявшись, на диване.
— Не верю я им, — говорит Светлана. — Не надо никакого суда.
— Надо, Света! Я теперь не хочу быть мишенью! Я докажу свои права! — сверкает глазами Быстров, в котором появилось что-то совсем новое.
— Ничего ты не докажешь.
Светлана о чем-то думает, а потом спрашивает:
— Ты знаешь, кто тебя будет убивать?
— Да. Валера Свистунов. Он неплохой парень, но — работа такая.
— А почему бы тебе его не убить? Им ведь неважно кого, лишь бы другие боялись.
— У него ранг не тот. А мне воспитание не позволяет. Ты представляешь, чтобы я в кого-то выстрелил?
— Но ведь речь о твоей жизни, Вадик!
— Он тоже жить хочет. И потом: убью я его, другого назначат.
— А ты и другого! До тех пор, пока у них охота не пропадет.
— Никогда у них охота не пропадет!
— Нельзя же сидеть и ничего не делать!
— А я и не собираюсь сидеть. Я судиться буду! Светлана понимает, что с мужем говорить бесполезно. Она решает действовать самостоятельно.
Довольно быстро она находит в газетах соответствующее объявление и вот уже заходит в здание, где на двери вывеска: «Агентство особых услуг».
У турникета, как водится, охранник.
— Извините... Агентство заказных убийств здесь? — спрашивает Светлана.
— Здесь, только мы об этом вслух не говорим. Проходите.
Светлана попадает в холл, откуда ведут три двери. На одной: «Сектор госзаказов». На другой: «Для организаций и юридических лиц». На третьей: «Индивидуальные заказы».
Светлана идет в третью дверь.
Длинный коридор, вдоль стен сидят заказчики. На дверях таблички: «Компромат», «Преследования по службе», «Порча имущества», «Изнасилования» и наконец — «Физическое уничтожение».
Еще тут двери — «Бухгалтерия», «Касса», «Профком», «Производственно-технический отдел».
Светлана, остановившись перед дверью с табличкой «Физическое уничтожение», складывает руки на груди и обращается к очереди:
— Пожалуйста. Мне срочно. Мой муж Быстров, может, слышали?
— Всем срочно! — отвечает хмурый мужчина.
— Не пускайте ее! — кричит старуха из конца очереди. — Не советское время, нечего без очереди лезть! Везде блатные, просто ужас!
Светлана сидит и ждет. Идет время.
И вот она в кабинете. И уже объяснила приемщице Лиле, равнодушной и красивой барышне, в чем дело.
— Понимаете, это очень важно, очень. Ведь это несправедливо, это.
— Вы прейскурант видели? — спрашивает Лиля.
— Да, ознакомилась. Я готова.
— Половина суммы — аванс. Срок исполнения — месяц.
— Нет! — пугается Светлана. — Невозможно, это долго! Счет на дни идет, понимаете?
— У всех счет на дни.
— И что же делать?
— А вы не знаете? Как везде — взятку дать.
— Кому?
— Мне, кому же еще, — пожимает плечами Лиля.
— Да? Спасибо. Очень обяжете. А сколько?
— Три тысячи. Евро. Он у вас большой человек все-таки.
— Хорошо, хорошо.
Светлана достает деньги, Лиля звонит по телефону.
— Гена, зайди.
Входит Гена, молодой человек атлетического сложения. Заигрывает с Лилей.
— Не по делу сроду не позовешь, — и обнимает ее за талию.
— Только без рук. У меня с утра два секса было, хватит уже, — капризничает Лиля.
— Ты забыла, радость моя, что мой дядя тут хозяин? Хочешь, чтобы тебя уволили?
Лиля начинает раздеваться, кокетливо сетуя:
— Блин, и зачем я такой красивой родилась?
— Мне выйти? — спрашивает Светлана.
— Да нет, мы быстро. Журнальчики посмотрите пока. Светлана берет один из журналов. Название — «Голос
киллера». Там фотографии пистолетов, ножей, взрывных устройств. Трупы во всех ракурсах. Статьи: «Качество гарантируем», «Ваши проблемы — наше решение».
А Лиля и Гена делают свое дело.
В это время звонит телефон. Лиля берет трубку.
— Какие претензии? — возмущается она. — О, о, фак ми. Это не вам. Я говорю: какие претензии: вы сами дали информацию — и номер поезда, и вагон, и место. А кто виноват, что ваш муж местами поменялся? Ну и что, что женщина? Наши сотрудники очень дисциплинированные, какое место указали, на таком он и убил. Да жалуйтесь куда хотите!
Она бросает трубку.
— Ну, и чего ты хотела? — спрашивает Гена, застегиваясь.
— Да вот женщина просит — срочный заказ, — отвечает Лиля, одеваясь.
— Кого? — спрашивает Гена у Светланы.
— Мужа. То есть не мужа, другие хотят убить мужа, а я хочу, чтобы вы убили тех, кто его хочет убить. — Светлана выговаривает это слово — «убить» — с запинкой, стесняясь. — Быстров, может, слышали?
— Слышал. Его Валере Свистунову поручили.
— А ты его знаешь? — удивляется Лиля.
— Да буквально позавчера на дне рождения у одного банкира были. В виде вип-охраны. А до этого в Чечне пересекались. Значит — его?
— Да, — отвечает Светлана.