Архитектура здешних домов очень бедна, их украшают лишь грубо намалеванные картины , которые вывешены на дверях или окнах и свидетельствуют о бедности и тщеславии их владельцев: тщеславии - потому что каждый из них непременно выставляет такую мазню на всеобщее обозрение, бедности - потому что они не могут приобрести картины более пристойные. К этому следует прибавить, что фантазия здешних художников поистине жалка: поверите ли, - провидя не более полумили, я видел пять черных львов и трех голубых кабанов, хотя, как известно, животные подобного цвета если где и водятся, то только в буйном воображении европейцев.
Сумрачный вид здешних домов и угрюмые лица их обитателей наводят меня на мысль, что народ этот беден и что, подобно персам, англичане производят впечатление богачей всюду, но только не у себя на родине. Богатство человека видно по его глазам, гласит пословица Кси Ксо-фу ; если верить этому, то нет под солнцем народа беднее англичан.
Впрочем, я живу здесь только два дня, а потому не стану делать поспешных заключений. Прошу вас всемерно содействовать тому, чтобы письма, которые будут адресованы мной Фип Си-хи в Москву, пересылались туда как можно скорее. Я не стану их запечатывать, дабы вы имели возможность снять с них копию или сделать перевод, поскольку вы в равной мере владеете голландским и китайским языками. Дорогой друг, пусть наша разлука огорчает вас так же, как она огорчает меня. Даже сейчас, когда я пишу это письмо, я не перестаю скорбеть о том, что вы далеко.
Прощайте!
Письмо III
[Еще о лондонских впечатлениях. Приверженность англичан к роскоши.
Благие последствия этого. Джентльмен и дама, одетые по моде.]
Лянь Чи Алътанчжи - татарскому посланнику в Москве Фип Си-хи
для последующей пересылки с русским караваном в Китай ,
первому президенту Академии церемонийв Пекине - Фум Хоуму.
Не думай, о наставник моей юности, что разлука может ослабить мое уважение к тебе, а разделяющие нас пустыни - стереть в памяти твой благородный облик. Чем дальше я уезжаю, тем острее боль разлуки, ибо по-прежнему нерасторжимы узы, связывающие меня с отчизной и с тобой, и каждый переезд лишь удлиняет цепь, которую я влачу .
Доведись мне найти в этом далеком краю даже безделицу, достойную быть посланной в Китай, я с радостью бы сделал это, но тебе придется удовольствоваться возобновлением моих былых раздумий, а также беглым описанием народа, с которым покамест я знаком весьма поверхностно. Наблюдения человека, находящегося всего лишь три дня в чужой стране, неизбежно ограничиваются тем, что на первых порах более всего поразило его воображение. Я испытываю такое чувство, будто заново родился в неведомом мире - все вокруг изумляет меня, и разумом правит лишь ненасытная любознательность. Самые незначительные происшествия способны доставлять удовольствие, пока не утратят прелесть новизны. Когда я перестану изумляться, возможно, ко мне вернется способность судить обо всем более здраво, и тогда я призову на помощь рассудок и сравню друг с другом предметы, которые дотоле созерцал, не размышляя. Итак, я в Лондоне, разглядываю столичных жителей, а они - меня. Судя по всему, моя наружность кажется им диковинной; впрочем, живи я безвыездно дома, я, вероятно, тоже нашел бы англичан весьма забавными. Но долгие странствия научили меня потешаться лишь над глупостью, а высмеивать только подлость и порок.
Первое время после того, как я покинул родину и очутился за Великой китайской стеной, любое отступление от наших обычаев и нравов мнилось мне грубым попранием природы. Я с улыбкой глядел на синие губы и красный лоб тунгуса и едва сдерживал смех, видя дауров , украшающих голову рогами. Остяки, мажущие лица толченым красноземом, и калмыцкие красавицы 5, разряженные в овчины, казались мне весьма потешными.