Ардуин пристально разглядывал сидящего перед ним человека, его изможденное лицо, которое пересекали глубокие морщины, карие глаза, которые порой становились такими неподвижными. Его собеседник был хитрым проницательным человеком, знатоком всевозможных законов и обычаев. Неужели этот мелкий деревенский дворянин надеется, что рекомендация Ги де Тре сможет открыть ему путь к титулу барона? Конечно же, нет, если он не сошел с ума. У мессира де Тизана были какие-то свои далеко идущие планы. Однако мэтр Правосудие Мортаня знал, что вряд ли он когда-нибудь узнает об этом всю правду. Он решил прекратить эту беседу, которая его уже порядком утомила. В конце концов, какое ему дело до всей этой суеты высокородных особ и тех, кто стоит еще выше их?
– Теперь я все понимаю гораздо лучше, – солгал он. – Мы как-нибудь вернемся к этому разговору. Но чего ради я должен помогать вам?
– Разве спасение детей не кажется вам похвальным? – возразил бальи голосом, полным негодования.
– Ради Бога, мессир! Вы только что говорили, что считаете меня умным человеком. Убийства детей начались более двух лет назад, и никто этим не занимался, пока недовольство жителей Ножан-ле-Ротру едва не переросло в бунт. К тому же эти дети вряд ли сделают более легким груз, который тяготит мою душу и отравляет мне сегодняшний день. Но это не мои призраки, не те несправедливо осужденные на смерть, которых я лишил жизни. Вы желаете моего участия в деле Эванжелины Какет и Мюриетты Лафуа. Это ваши мертвецы. Переживайте из-за них так же, как я переживаю из-за своих мертвецов.
Помощник бальи испустил короткий яростный вздох.
– Вижу, вы так и не уступите… Какие документы вам нужны? Какие процессы, проходившие в прекрасном городе Мортань-о-Перш, вас интересуют? Если я дам вам возможность с ними ознакомиться, тогда вы мне поможете?
– Да, конечно, если вы предоставите их мне, когда придет время и какое-то из старых дел отравит мне ночной покой и потребует, чтобы я вытащил его на свет. Об этом чуть позже. Сейчас я полностью удовлетворен своим нынешним счастьем. Справедливость в отношении Мари де Сальвен восстановлена. А что касается вашего срочного дела, если я заполучу бесспорное доказательство, что Гарен Лафуа ухлопал свою первую жену и оговорил несчастную дурочку, я поступлю с этой гнусной душонкой согласно вашему приговору. Я согласен отправиться в Ножан-ле-Ротру, чтобы помочь мессиру Ги де Тре в его расследовании, касающемся убийств детей. Услуга за услугу!
Помощник бальи поднялся и резко кивнул головой в знак прощания.
– Ну что же, мэтр Высокое Правосудие. Думаю, вы поняли, что бальи Ножан-ле-Ротру находится в затруднительном положении. Полагаю, что будет желательно помочь ему как можно скорее. И вот еще что: я ему ничего о вас не говорил; мысль о вашем участии сама собой возникла у меня в голове.
– Значит, я превратился в дознавателя – упорного, но невидимого?
– По моей милости. Итак, до встречи, Венель-младший. До очень скорой встречи.
7
Лес у города Беллем, сентябрь 1305 года
Арно де Тизан заранее спешился и устроился под деревом в нетерпеливом ожидании. Ему было запрещено обмениваться посланиями или воспользоваться для этого чьими-то услугами. Тем не менее он согласился на эту встречу, не сомневаясь, что она станет первой из длинной череды подобных.
Столько лет он бродил в мирах, полных полуправды, уловок, компромиссов с жалкой добродетелью; короче говоря, так называемых политических хитростей, единственной скрытой движущей силой которых было угодить горстке людей в ущерб всем остальным… Не это ли всегда окружало его? Не в этом ли он всегда будет пребывать? Чего ради смущаться этим, если ничего не можешь изменить? С его стороны это не было малодушием, а скорее некоей разновидностью цинизма, который де Тизан специально развил в себе, чтобы защищаться от крушения иллюзий, загасить порывы гнева на мир, который повернулся против него.
Безусловно, он был человеком порядочным и вовсе нелишенным рассудительности, так как считал делом чести не проявлять слепое упрямство, а сохранять проницательность и ясность ума. Тизан всегда старался достойно вести себя в ситуациях, которые не имели касательства к его судебным обязанностям или его авторитету, и тем более в делах вроде того, в которое он был сейчас замешан.
Легкий шелест, раздавшийся неподалеку, оторвал его от унылых дум. Де Тизан встал на ноги и церемонно поприветствовал всадника, который спрыгнул со своего коня.
– Мессир старший бальи шпаги.
Аделин д’Эстревер в ответ вежливо кивнул. Как и всякий раз во время их редких встреч, Арно де Тизан ощутил какое-то неясное недомогание. Непреклонность, которая ясно читалась на лице его собеседника, напоминающем лезвие ножа, в светлых, почти белых глазах старшего бальи, вовсе не располагала ни к сердечности, ни к доверию. Тизан подумал, что он почти ничего не знает об этом человеке, достаточно могущественном, чтобы в один прекрасный день сместить его, будто прислужника в своем доме. Мир д’Эстревера ограничивался службой королю – своему единственному господину. Господину, который, без сомнения, знал только то, о чем ему докладывали господин Гийом де Ногарэ, самый влиятельный советник сюзерена, или монсеньор де Валуа.
– В чем дело, Тизан?
– Моя миссия вовсе не легка, мессир, – начал было помощник бальи, но его прервали тоном, не допускающим возражений:
– Так что вам от меня нужно?
– Истины. Полагаю, что уже нашел… невольного статиста, который поможет мне все же добиться правды.
– Сколько он хочет? Деньги сейчас не имеют значения.
– К моему великому сожалению, это достаточно богатый человек, и его невозможно купить – во всяком случае, за деньги, как бы велика ни была сумма вознаграждения.
– Сумасшедший! Только всяких чудаков нам не хватало… И что же ему надо?
– Правды.
Аделин д’Эстревер уставился на собеседника, как будто тот сказал какую-то невероятную глупость.
– Правды? Как она, однако, привлекательна! – произнес он голосом, полным иронии. – Он что, только ею и живет? Чистотою истины, которую воспевает и воспевает? И о чем он хочет правды?
– О делах, помещенных в архив. Он требует записи со старых процессов, чтобы что-то по ним выяснить.
– Там речь идет о… важных персонах?
– Насколько я понимаю, нет.
– А, другие! – заметил мессир д’Эстревер презрительным тоном. – Дайте вы ему эту бутылочку с соской, чтобы не плакал. Это нам ничего не будет стоить.
– И вы хотите сделать меня взломщиком печатей, мессир, – подвел итог де Тизан.
– Ничто не дается нам без труда, мой друг, – произнес старший бальи шпаги, давая понять нетерпеливым жестом, что возражения тут бесполезны. – И кто же этот ваш любитель истины? – насмешливо поинтересовался он.
– Мессир Правосудие Мортаня.
– Боже праведный! Ваш палач! Надеюсь, речь не идет о тупой скотине, у которого мозгов не больше, чем у курицы… Нам нужно продвигаться вперед с большой осторожностью. Не забывайте, кому мы служим…
– Монсеньору Карлу де Валуа, – закончил фразу Арно де Тизан.
– И это имя лучше не произносить всуе. Кто говорит о монсеньоре де Валуа, имеет в виду короля собственной персоной. Вам известно, с какой нежностью его величество относится к своему единственному брату.
– Ну разумеется. Со всем моим почтением, которое я должен испытывать к такой высокородной персоне и к вам, признаюсь, что интересы монсеньора де Валуа для меня в этом деле далеко не главное, поскольку его дочь тринадцати лет от роду уже пять лет как замужем за внуком Жана II Бретонского, которому принадлежит владение Ножан-ле-Ротру.
– Мы что, снова будем это обсуждать? – уронил старший бальи шпаги, метнув в собеседника презрительный взгляд. – Речь идет об интересах Екатерины де Куртенэ, обладающей правами императрицы Константинополя[79] и второй супруги монсеньора Карла. Лучшей подругой мадам де Куртенэ является не кто иной, как матушка-аббатисса из Клерет.
– Мадам Констанс де Госбер?
– Она самая. Исключительное благородство, репутация настоящей святой… Но для нас важнее всего, что она – ближайшая подруга супруги мессира де Валуа, о котором я вам уже говорил. Мадам де Госбер послала два срочных письма для мадам де Куртенэ, описав все ужасы, которые случились здесь с маленькими босяками. В довольно суровых выражениях она подчеркнула некомпетентность бальи Ножан-ле-Ротру, Ги де Тре. К этому она присовокупила намек на его… как бы сказать… безразличие в этом деле. Так сказать, за отсутствием более точного определения.
– Его безразличие? Неужели мадам де Госбер подозревает, что Ги де Тре может оказаться замешан в этих чудовищных злодеяниях?