– Где? Кто? Что? – бестолково лепетал испачканный алой губной помадой Полонский, топчась по битому стеклу в предательски спущенных штанах.
– А ну, отойди от девочки, гад! – скрипучим голосом закричала старая бабушка и высунула в форточку трясущуюся клюку.
Барабаня лапками по стеклу, заливисто залаял бабушкин карликовый пинчер.
– Совсем уже совесть потеряли, маньяки сексуальные! – осыпав Севу градом пластмассовых прищепок, громко возмутилась дородная баба со второго этажа. – Глядите, что делают! Уже среди бела дня без штанов гарцуют!
Не удовольствовавшись легкой канонадой, она сдернула с веревки махровое полотенце, скрутила его и бухнула тяжелый мокрый ком на голову «маньяка» Полонского.
– Ах ты сволочь!
Какой-то косомордый мужик в застиранной тельняшке ловко выпрыгнул из окна квартиры на первом этаже и без промедления налетел на Севу с кулаками.
– Да вы что? Вы с ума со…
Всеволод не договорил, запутался в штанах, упал, и начавшаяся драка перешла в партер.
С этого момента за сюжетом он не следил и запомнил только отдельные яркие моменты: хук слева, разбивший ему правое ухо, прямой удар правой, раскровивший нос, и мелодичное завывание милицейской сирены, сыгравшее роль музыкального сопровождения Севы в глубокий нокаут.
4– А я вам говорю, не надо жрать что попало! – сказала, как отрезала, Вероника и отрезала, как сказала, себе большой кусок колбасы.
Зойка, наша бухгалтерша, опасливо понюхала свой бутерброд и сокрушенно вздохнула:
– Бедный, бедный Эдичка!
– Мы будем молиться за его здоровье! – пообещал Сашка Баринов и сложил пухлые ладошки, показывая, как именно он будет молиться за здравие.
– Думаешь, еще не поздно? – усомнилась я.
Смертельно раненные бойцы в исторических фильмах про войну держались гораздо бодрее, чем Розов, когда его увозила «Скорая». Пока два санитара и пяток добровольно-принудительных помощников запихивали носилки с Эдом в фургон, больной успел персонально проститься с каждым из присутствующих и вкратце сформулировать свою последнюю волю по целому ряду пунктов:
– Михаил Брониславич, у меня аренда до Нового года проплачена, пользуйтесь пока моим кабинетом! Девочки, в холодильнике продукты, съешьте, чтобы не пропали! Попугая маме с папой отдайте! Почту мою забирайте! Телефон на запись включите! Цветы поливайте! Клиентов успокойте!
Со всем, кроме клиентов, о которых никто из нас ничего не знал, мы разобрались быстро и без труда. Попугая в ожидании приезда Эдькиной мамы переселили на шкаф в «МБС», «пинкертоновский» телефон поставили на автоответчик, Эдькин почтовый ящик для облегчения забора возможной почты загодя открыли Алкиной шпилькой для волос, а два горшка с крокусами и продовольственный сейф со всем его содержимым без разбору перетащили к нам в кухонный блок. Где и собрались затем в обеденный час, чтобы съесть за здоровье Эдика по бутерброду с колбаской.
– Если уже поздно молиться за здравие Эда, то мы будем молиться за упокой его доброй души! – понюхав салями, прочувствованно сказал Баринов и сделал горестную морду, показывая, как именно он будет молиться за упокой.
– Сашка, ты что, замолчи! Накликаешь еще Севкину безвременную смерть! – испуганно взмахнула надкушенным гамбургером суеверная Трошкина.
– Муэрте прематура! – тоскливо вздохнул попугай.
– Что он сказал? – насторожилась Алка.
– Что-то про смерть, – объяснила я. – Я заметила, эта птица с лета переводит расхожие иноязычные выражения.
– Расслабься, Алла! – снова занося нож над палкой салями, посоветовала бестрепетная Вероника. – Как ему на роду написано, так и будет!
– Ват вилл би, вилл би! – поддакнул попугай, продолжая назойливо демонстрировать эрудицию.
– Что будет, то и будет, – машинально перевела с английского Трошкина.
– Знать бы, как ему написано! – прошептала Зойка.
Мы с Алкой переглянулись. Подружка выразительно покосилась на кофейник и сказала:
– А кто же это может знать лучше, чем Вероничка!
– Девочки, я благотворительностью не занимаюсь! – энергично чавкая колбасой, напомнила Вероника. – Кто хочет, чтобы ему погадали, добро пожаловать ко мне в офис в приемные часы. Можно прямо сегодня после двух!
– Эй, вы там еще один цветок забыли! – громко сказал наш дизайнер Андрюха Сушкин, возникая на пороге с цветочным горшком в руке.
Горшок – это было громко сказано. Горшочек был крошечный, размером с чашечку для саке, и содержал в себе хилый кактус, похожий на засохший пикуль. Я вспомнила, что этого колючего заморыша Розов стыдливо прятал за монитором, наивно полагая, что кактус поглотит вредоносное излучение компьютера.
– А что это вы тут делаете? – подозрительно спросил Сушкин, шевельнув носом.
– Ват а ю дуинг? – с очень похожей интонацией спросил попугай.
– Жрете?! – ахнул Эндрю. – А я, значит, там сижу, караулю пустой кабинет, как полный дурак?!
– Пустой кабинет и полный дурак – это гармоничное единство противоположностей! – сострил Баринов, при появлении нового едока поспешно перекладывая на свою тарелку последний бутерброд.
– Дур-р-рак! Дурак, дурак, дурак! – обрадовался Кортес.
Сушкин посмотрел на него, нахмурился и показал кулак.
– Попка-дурак! Дурак попка! – поправилась смышленая птица.
– Садись, Андрюша, покушай! – подскочила к Эндрю совестливая Трошкина. – Я посижу у Эдика.
– Нет, лучше я! – Я усадила подружку обратно на стул и пошла на дежурство.
Уже после отъезда Розова в карете «Скорой помощи» мы обнаружили, что ключи от своего кабинета Эдик увез с собой. Запасной комплект имелся у уборщицы тети Дуси, но она должна была появиться уже после завершения нашего трудового дня, а до тех пор мы решили караулить соседский офис по очереди.
Меня лично наиболее привлекала послеобеденная вахта: на сытый желудок в удобном кресле Эда можно было прекрасно подремать, тогда как в родном офисе пришлось бы трудиться. У нас в «МБС» считается плохим тоном предаваться безделью в рабочее время, если поблизости находится шеф. Если не находится – тогда, конечно, другое дело…
Чтобы меня не застукали за таким предосудительным занятием, как просмотр приятных сновидений белым трудовым днем, я изнутри приперла дверь «Пинкертона» креслом для посетителей – как сказал бы папуля-полковник, «соорудила заградительную систему». Систему сигнального оповещения я находчиво спроворила из стеклянного пузырька с таблетками валерианки. Пристроенный на дверь, он в случае вторжения должен был грохнуться с двухметровой высоты на плиточный пол, тарахтя, как погремушка.
Очень довольная своей предусмотрительностью, я поудобнее устроилась в кресле частного сыщика и приготовилась немножко подремать, но меня все время что-то отвлекало. Сначала зазвонил телефон – пришлось его отключить. Потом по улице с нервирующим завыванием промчалась милицейская машина – пришлось закрыть форточку.
Затем меня посетила дельная мысль – загодя обезвредить все предметы, в принципе способные издавать те или иные бодрящие звуки. Я обесточила компьютер, выдернула из розетки вилку электрической кофеварки и замотала в забытый Эдиком шарф настольные часы, которые могли оказаться будильником. Наконец стало так тихо, словно в мягкую шерсть завернули меня саму. Я сладко зевнула, поудобнее пристроила затылок на спинке кресла, закрыла глаза…
И тут же по коридору, на ходу осыпая кого-то комплиментами, протопал наш Бронич. Скрипучий бас нашего шефа подходит для исполнения колыбельной. А тут еще его польщенный спутник интригующе сказал:
– Та, та, мы никокта не использовайт тупильные вещества! – И я окончательно и бесповоротно проснулась.
Каюсь, я любопытна. Ужасно захотелось узнать, что такое эти «тупильные вещества»!
«Это телевизионные ток-шоу и сериалы!» – предположил мой внутренний голос.
Я хмыкнула, наклонилась к системному блоку, чтобы включить компьютер и поискать интригующие «тупильные вещества» в Интернете, и вдруг увидела на полу красную, в белый горох, фаянсовую посудинку.
Это была чашка, чайная, но с остатками кофе.
«О! – встрепенулся мой внутренний голос. – Я представляю себе все так ясно, как будто это происходило на моих глазах! Эдик сварил себе кофе…»
Я посмотрела на обесточенную мною кофеварку и кивнула.
«Он выпил его! – азартно продолжил внутренний голос. – И внезапно почувствовал себя дурно!»
– Кофе, кажется, обладает мочегонным эффектом, а не слабительным? – припомнила я.
«Где одно, там и другое! – не смутился внутренний голос. – Подчеркиваю: Эдуарду подурнело внезапно, едва он успел допить свой кофе!»
– Аргументируй, – попросила я и едва не клюнула носом столешницу, внимательно разглядывая ее.
«Чашка лежит на полу, тогда как на столе, справа от коврика с компьютерной мышкой, видны круглые отпечатки! Очевидно, Эдик держал чашку в правой руке, прихлебывал кофе и периодически ставил ее на стол, чтобы покликать мышкой. А потом вдруг его скрутило, да так, что он уронил чашку на пол и даже не стал ее поднимать! Это же элементарно!»