– Ни за что! – заявила Люся и вцепилась зубами в гамбургер.
– Тогда он догадается о том, что ты его не любишь, – трагически прошептала Настя.
– Подумаешь, – процедила Люся, – где ты видела, что люди женятся по любви? Только в кинокомедиях! А жизнь – это прежде всего драма. Шекспировская трагедия, если хочешь!
– Не хочу, – призналась Настя, – я не хочу, чтобы в моей жизни были трагедии. Ты уж как-нибудь…
– Ладно, – согласилась та, тряхнув своей длинной рыжей шевелюрой, – я постараюсь. Я устрою ему такую трагедию с драмой! Он пожалеет, что родился на свет.
– У него мама очень хорошая, – вздохнула Настя, – ее жалко.
– А он кого пожалел?! – Люся запихнула в себя гамбургер и принялась сосредоточенно жевать.
– Ну да, ну да, – закивала Настасья, – только с мамой аккуратней, у нее может быть больное сердце.
– Я хочу познакомиться с ней в самое ближайшее время, чтобы у Федора не было путей к отступлению. И познакомлю его со своей, уж она направит его на истинный путь.
– Твоя мама тоже очень хорошая, – сказала Настя.
– У тебя все хорошие люди! – горячо высказалась Люся. – И Смолкин, который обманул тебя и бросил, тоже замечательный.
– Как человек он действительно очень хороший, – неуверенно ответила подруга.
– Такими хорошими людьми все тюрьмы переполнены, – заявила Люся и замерла. – Вышел! Куда направился? – Она пригляделась. – Нет, это не Смолкин. Это Константин.
– В магазин побежал, – предположила Настасья, – Сан Санычу не хватило.
– Значит, вечером Смолкин снова будет пьян! – обрадовалась Люська. – Я устрою ему скандал. А ты во время представления посидишь в стенном шкафу в коридоре. Когда он начнет меня душить, выскочишь оттуда и вызовешь милицию.
– Выскочу, – торжественно, как новобранец на присяге, пообещала Белкина. – Но тебе не кажется, что Федя не сможет поднять на женщину руку?
– Не сможет? Ха! Я его заставлю это сделать! – Людмила сверкнула глазами так, что за соседним столиком мужчина, поймавший ее взгляд, подавился жареной картошкой.
День был невыпускным, потому работники редакции улизнули домой раньше обычного. Но Смолкин задержался, домой ему не хотелось. Он никогда не любил возвращаться в пустую квартиру. Каждый вечер он навещал приятелей и приятельниц, которые ждали его с нетерпением. Сегодня же его с нетерпением ждала жена. Федору это обстоятельство жутко не нравилось. Люсю он знал давно, уважал как профессионала. Но такой профессиональной хватки от нее никак не ожидал!
Сан Саныч рассказал, что на мероприятии, посвященном Дню радио, устроители затеяли бал новобрачных, среди которых затесался Смолкин, привлеченный красотой оголенных частей женских тел в белых платьях. Он, как одуревший, бегал за невестами и обещал на них жениться, пока один из женихов не съездил ему по морде лица, отключив его от восприятия действительности. Видимо, в этот момент профессионалка Селиванова и воспользовалась его уроненным авторитетом. Но он, по крайней мере, должен был сказать «да». И говорил, как подтвердил Сан Саныч. Селиванова показывала ему подвязку от своих чулок, а он гладил ее ногу и орал «да!». «Что это, как не любовь?» – предположил главред и сказал тост.
Она заманила его в ловушку! Наивного, доверчивого Смолкина обманули самым бесстыжим образом. Говоря «да!», он имел в виду совершенно другое. Ему нужно пойти домой и разобраться с обманщицей. Наверняка сейчас она сидит в его квартире и дрожит как осиновый лист, предчувствуя, что добрые люди ему обо всем рассказали. Как она его окрутила, наколола, объегорила…
– Явился не запылился, – Люська по примеру своей бабушки-казачки уперла руки в бока и выставила вперед правую ногу в домашней тапочке с кроличьим помпоном. – Где шлялся? Сколько времени, видел? – Помпон грозно заколыхался на тапке. – Чтоб после работы всегда бежал домой! – продолжала орать на весь подъезд Люська. – Ишь ты, Казанова хренов!
– Ты чего? – обомлел Смолкин, опешив от подобного приема. – Мы же с главредом…
– И ему достанется, – Люся погрозила в сторону редакции кулаком. – Ишь, гад, спаивает мужа!
У Федора на нервной почве задергался левый глаз, которым тем не менее он отчетливо увидел, как открылась дверь напротив и показалась седая голова соседки, украшенная бигуди.
– Здравствуйте! – заорала Селиванова. – Мы тут с мужем разговариваем. Я, между прочим, вчера за него замуж вышла!
– Примите мои искренние соболезнования, – прошамкала та беззубым ртом и исчезла из поля зрения молодоженов.
– Видел, что о тебе люди говорят? Алкоголик! – Люська посторонилась и пропустила Смолкина в его же собственную квартиру.
– Что ты сделала? – выдохнул тот, оседая на телефонной тумбочке. – Теперь она позвонит маме.
– А! Испугался мамочки! То-то. Если и завтра придешь в таком виде, то я сама ей позвоню, – пообещала Люська. – Кстати, ты обещал меня с ней познакомить. Нехорошо как-то получается. Женился, а с мамой не знакомишь.
– Я обещал? – схватился за хмельную голову Смолкин, припоминая, что же еще он наобещал этой дуре. Ничего вспомнить так и не получилось. Он прикрыл глаза и окунулся в сладостную пелену сна.
– А! – заорала Люська, тряся его за грудки и пытаясь привести в чувство. – Подлец и негодяй!
– Не трогай Федечку! – пискнула Настасья и выпрыгнула из стенного шкафа. – Не нужно его душить. Он хороший.
– Настька? – очнулся тот и обрадовался. – Ты откуда? Или я и на тебе женился? У меня что, гарем?
– Падишах нашелся, – буркнула та, увидев, что убивать Смолкина никто не собирается.
– Давай дотащим его до спальни, – сказала Люся подруге, резонно предположив, что одна с нетрезвым Смолкиным не справится.
– Ни за что! – заорал тот, прикрывая ширинку брюк. – Только не в одной постели!
– Девственник нашелся, – хмыкнула Люська и схватила Смолкина под мышки. Настя взялась за ноги, и они потащили упирающегося Федора в спальню. – Сейчас мы его разденем, – грозно нахмурилась Люська, – и отхлестаем тем березовым веником, что висит у него в ванной… Имею право как законная супруга!
– Царь небесный, – прошептал убитый унижением Смолкин, – завтра же брошу пить. Только огради от этого исчадия ада!
Бить его не стали, ограничились устным предупреждением. Федор клятвенно пообещал приходить вовремя домой, не интересоваться другими женщинами и бросить пить. Люся ему не поверила. Она догадывалась, что завтра Смолкин побежит в загс разводиться. Но не тут-то было! Мало того, что там ремонтировали крышу, так еще и следующий день был выходным. И до него нужно было дожить.
– Оставайся, – предложила Люся подруге. – Он проснется и меня убьет. Моя смерть будет на твоей совести, Белкина.
– Федя не такой, – твердила Настасья, прикрывая дверь в спальню. – И я рада, что у вас не было брачной ночи.
– А я-то как рада, – усмехнулась Люся, раскрывая все шкафчики в комнате мужа в поисках спиртного. – Ни брачной, ни послебрачной. Я же сказала, что не стану с ним заниматься любовью.
– Может быть, тебе признаться, что ты беременна? – предложила Настя.
– Может быть, – согласилась с ней Люся, разглядывая найденную бутылку с початым чинзано. – Вздрогнем по капле? Мне необходимо расслабиться.
Девушки прошли на кухню и закрылись. Люся нашла в холодильнике Смолкина «Докторскую» колбасу, заботливо припасенную для сына его мамой, и открыла первые попавшиеся консервы – кильки в томате. Закуска вышла так себе, холостяцкая. У Смолкина не было ни конфет, ни шоколада, который так любила Люся. Пить вино с кильками и колбасой ей не хотелось. Но не идти же на ночь глядя в магазин. Или к соседке в бигуди. Впрочем, та могла бы ее пожалеть: бедняжка, вышла замуж за такого идиота. Но сегодня Людмиле жалость была не нужна. Ей следовало настроиться на утреннюю встречу с «любимым» супругом.
– Чтоб у вас все было замечательно! – пылко произнесла Настасья, закрыла глаза и выпила.
– Ты это о чем? – удивилась Люся, которую вовсе не устраивала замечательная жизнь с Федором.
– О вас, – всхлипнула подруга. – Вы такая интересная пара.
– Так, – отодвинула ее бокал Люся, – тебе больше не наливать. Ешь кильку.
Из спальни раздался храп Смолкина. Девушки притихли.
– Я, пожалуй, останусь, – сказала Настя, втянув голову в плечи. – Вдруг ты его покалечишь.
Рассуждать о том, кто кого покалечит в начале семейной жизни, с Белкиной было бесполезно. Такая беззаветная любовь, которую она испытывала к Смолкину, не искоренялась ни каленым железом, ни другими душевными процедурами. Пришлось хлестать чинзано одной и выслушивать замечания подруги о том, какая они хорошая пара и как прекрасно смотрятся вместе. Люся вспомнила лоснящееся лицо супруга, его пухлые губы, ошарашенный вид… Как можно любить Смолкина? Она не представляла. И догадывалась, что он никогда ей этого не простит. Ну и что? Зато запомнит на всю жизнь.