Компания понимающе переглянулась, а Лука напряглась — во всех разговорах, в самой атмосфере этого странного места она ощущала двойное дно, и ощущение было не из приятных. Во что же всё-таки она вляпалась?
Мысль вернуться домой с повинной мелькнула и пропала, едва она вспомнила лицо говорящей о детском доме матери… Нет, не матери! И как теперь её называть? Валентина Игоревна?
По кованой винтовой лестнице они поднялись этажом выше. Здесь оказался ещё один зал, куда не доносилась музыка снизу. Полумрак, тяжёлые красные шторы и диваны, обитые малиновым и коричневым плюшем — сонный покой и скромное обаяние буржуазии. Отсюда наверх вёл следующий пролёт. В тёмном помещении стояли вдоль стен запасные столы и стулья, какие-то ящики, пара холодильных камер, а наверх вела ещё одна лестница, на этот раз обычная, деревянная. Муня взошла по скрипучим ступеням, поманила Луку за собой.
На летней веранде, в которую переоборудовали располагавшуюся чуть ниже крышу соседнего дома, было пусто и прохладно. На тёмном небе, прямо над их головами, висела почти полная Луна, заливая землю жемчужным светом.
Лука замерла от восторга, положив ладони на холодный мраморный парапет, огораживающий веранду — отсюда прекрасно просматривался старый город, мерцал огнями, подобно шкатулке с драгоценностями, где каждый дом в сиянии окон казался наборной бусиной, каждый фонарь — самоцветом, а красные и белые фары стоящих в пробках машин — разноцветными цепочками.
— Помнишь, я просила тебя рассказать о том случае с братом? Когда он руку обжёг, а ты нет? — развернувшись к ней, спросила Муня. — Не из праздного любопытства и не по причине рецидива шизофрении спрашивала. Когда мне было пять лет, я упала с лестницы на даче — полезла на чердак, куда мама строго настрого запрещала лазить, и наступила на подгнившую ступеньку. И, знаешь что, я знала, она плохая, видела гниль вглубине дерева, но не придала этому значения!
— Как ты могла видеть гниль внутри? — изумилась Лука. У неё появилось ощущение, что без сигареты в таком разговоре не обойтись, и она полезла в рюкзак за новой пачкой дешёвого курева, купленной в каком-то ларьке ещё утром.
— Сейчас покажу, — сказала Муня и наморщила нос, заметив пачку. — Подожди, не кури! Дай мне лучше руку и закрой глаза!
‘С крыши сбросит?’ — спросила саму себя Лука, но пачку уронила обратно в рюкзак и взяла Муню за руку.
— Глаза! — напомнила та.
Лука послушно прикрыла веки. Что она должна была увидеть в темноте под ними?
И вдруг поняла, что темноты нет. Мир расцвел танцующими всполохами, а стена дома, стоящего напротив, приблизилась так резко, что Лука вскрикнула и отшатнулась от парапета, вырвав руку из пальцев Муни.
Та хотела было что-то сказать, но промолчала, лишь раздражённо цокнула по плиточному полу каблучком. Лука тоже молчала. С испугом граничило крайнее любопытство. Она покосилась на Луну, и в её жёлтом глазе ей почудилась насмешка.
— Давай ещё раз! — решительно сказала она. — Прости!
— Ничего, — улыбнулась Муня, — я понимаю. Доверься мне!
Лука вновь вложила пальцы в её тёплую ладонь и закрыла глаза. Мир расцвёл дивным садом, которым она не успела налюбоваться, поскольку стена дома придвинулась, гостеприимно распахивая окна. За ними перемещались призрачные силуэты, внутри и вокруг которых переливались, как нефтяные пятна на поверхности воды, поля разного свечения — зелёного, голубого, оранжевого, багрового…
— Присмотрись к нему, — услышала Лука шёпот Муни, — да, вон к тому, с тёмной сердцевиной. Через пару месяцев он покинет этот мир, правда, я пока не вижу, как…
Оцепенев, Лука смотрела, как кандидат в покойники достаёт из холодильника палку колбасы и отрезает кусок себе и красному длинному облаку, вьющемуся вокруг его ног. Спустя мгновение перспектива изменилась — у облака появились уши, лапы, хвост и усы, а Лука откуда-то узнала, что это кот — сиамский трёхлетка по кличке Бакс.
— А теперь правее, в другой квартире, золотистый лёгкий силуэт и голубая искорка внутри. Это молодая женщина, и она беременна, только пока не подозревает об этом! Когда узнает, разделит радость с мужем, видишь его в другой комнате? Ему бы аппендицит вырезать в ближайшее время, а то потом будут осложнения и придётся долго лечиться… А теперь на этаж ниже… Видишь старушку внутри сиреневого сияния? Мы все так светимся, кто-то бледнее, кто-то ярче. И ты — тоже!
Лука широко распахнула глаза и переспросила.
— Мы? Кто — мы?
— Мы, — серьёзно глядя на неё ответила Муня, — ведьмы.
* * *Держа сигарету в трясущихся пальцах, Лука слушала негромкий голос подруги. Та рассказывала о хранителях, что с незапамятных времён жили рядом с человеком, оберегая его от капризов природы, а природу — от слишком агрессивного вмешательства людей. Однако первоначальная цель хранителей, увы, спустя всего несколько человеческих поколений стала неактуальной, поскольку освоение новых территорий шло с ужасающей быстротой. И была заменена на более простую — сохранение тайных знаний о природе, в частности, и мироздании в целом.
— Человек так или иначе взаимодействует с миром, в котором обитает, — говорила Муня, — но это взаимодействие может быть куда глубже и обширнее общепринятого. Многие практики, сохранившиеся до наших времён, позиционируются на этих знаниях, используя, впрочем, собственную терминологию и философию.
— Ты как по книге читаешь, — с завистью заметила Лука и вышвырнула за парапет сигарету, скуренную до фильтра. — Значит, ты считаешь, что я — одна из… хранителей?
— Хочешь, я покажу, как тебя вижу? — мягко спросила Муня.
Лука храбро протянула ей руку.
Странное ощущение наблюдать себя со стороны. Невысокую угловатую брюнетку с каре и неровно подстриженной косой чёлкой, с чуть вздёрнутым носом (хотелось бы, чтобы он был похож на нос Шарлиз Терон, но не сложилось), маленькими аккуратными ушами (на левом — три кольца и одна подвеска с черепушкой, на правом — два), с полными губами (слишком толстые!), в футболке с романтичным черепом, джинсах в обтяжку, — внутри воронки густого сиреневого цвета с искрами: красными, белыми, синими и чёрными. В восприятии Муни воронка не выглядела пугающей, наоборот, она будто закрывала Луку от мира, оберегала, как скафандр космонавта от холода открытого космоса. Чем дольше Лука смотрела в сиреневый, тем яснее видела, как искры разного цвета взаимодействуют друг с другом, смешиваясь в потоки, в которых явно есть какая-то логика. Вот только какая?
— Насмотрелась? — засмеялась Муня, отпуская её пальцы.
Лука открыла глаза. Мир без великолепия потайных цветов показался скучным и пустым.
— Ты всегда так видишь? В смысле… постоянно?
— Нет, конечно. Только, если сосредотачиваюсь. Моя мама, например, может делать это мгновенно и видит глубже, чем я! Я ведь только учусь…
— Учишься? — вытаращилась Лука.
— Конечно. Мама учит. Женщины рода Прядиловых издревле считались знатными ворожеями. Но ворожея, гадалка — просто глупые названия, данные людьми, не ведающими, о чём судят. На самом деле мы — Видящие.
— И я? — выдохнула Лука.
Муня покачала головой.
— Нет, ты — другая. При определённом навыке будешь видеть что-то, из того, что вижу я. Но, скажем, предсказать смерть или скорую беременность не сможешь.
Лука почесала в затылке и вновь открыла пачку. И задала самый главный вопрос:
— А кто я?
К её удивлению, подруга пожала плечами.
— Я пока вижу у тебя Дар… Неслабый такой Дар! Но как он себя проявит, не знаю!
— А какие ещё есть ведьмы? Кроме Видящих? Парни, что, тоже ведьмы?
Муня засмеялась.
— Парни — колдуны, но, помни, это просто слова. Мы все — хранители. Среди нас есть медиумы, что общаются с душами мёртвых. Юля с Олей Всеславские — потомственные медиумы, между прочим. Есть стихийники — управляют силами природы. Целители — лечат болезни на тонком плане бытия, не прибегая к лекарствам. Саня — потомственный целитель. Когда начнёт практиковать, наверняка, пациенты у него будут только женского пола… — Муня хихикнула и продолжила: — Алхимики — изобретают и производят различные зелья, которыми мы пользуемся. Димыч, вот, алхимик. Ужасно умный парень, между прочим! Его прапрадед служил ещё у Алексея Михайловича!
— У какого Алексея Михайловича? — нахмурилась Лука.
— У какого… У Романова, ясное дело. У Божиею милостию Великого Государя, Царя и Великого Князя, всея Великия и Малыя, и Белыя России Самодержца Московского, Киевского, Владимирского, Новгородского, Царя Казанского, Царя Астраханского, Царя Сибирского, Государя Псковского и Великого Князя Литовского, Смоленского, Тверского, Волынского, Подольского, Югорского, Пермского, Вятского, Болгарского и иных, Государя и Великого Князя Новагорода Низовской земли, Черниговского, Рязанского, Полоцкого, Ростовского, Ярославского, Белоозерского, Удорского, Обдорского, Кондийского, Витебского, Мстиславского и всей Северной страны Повелителя, и государя Иверской земли, Карталинских и Грузинских Царей, Кабардинской земли, Черкасских и Горских Князей, и иных многих государств и земель, восточных и западных, и северных, отчих и дедовых, и наследника, и Государя, и Обладателя.