Из которых сорока восьми, по слухам, половина рано или поздно обнаруживается в живых.
– А половина, значит, не обнаруживается?
– Ага. – согласился он и посмотрел, как я засовываю в карман дымящуюся трубку.
– Что сеанс молитвы закончен? – с хитренькой усмешечкой поинтересовался он.
– Ага. – очень серьезно подтвердил я. – Счас начнет действовать.
На поясе у прапорщика пискнуло.
Он замер. Потом посмотрел на маленькую коробочку, висящую на ремне, а потом поднял на меня стекла очков. В стеклах читалось, что он жутко хочет перекрестится, но не знает, как это сделать. Не сводя с меня очков, он осторожно вытянул из коробочки шнурок, воткнул конец шнурка в ухо и почти испуганно сказал:
– Старший прапорщик Кляц.
В ответ ему сказали что-то такое, что он, сорвав очки, вперил в меня бешеный взгляд бледно-желтых глаз и проревел:
– Нештатная 46!! Текущий пароль?!!
– Не знаю. – испуганно промямлил я, но, похоже, ему ответили прямо в ухо, поскольку он чуть смягчил взгляд и продолжил переговоры.
– Как – все бросить? У меня тут тело без документов… Может, и дойдет, а может и потеряется… И что с того, что и так полно потерянных? Этот сырой, как нимфетка в мужской бане…
Я радостно осклабился комплименту.
– … Ладно, уговорили, сэр. Только под запись приказа…
Выслушав ответ, он опустил взгляд на кончики моих ботинок, проутюжил меня им до макушки и рыкнул:
– Имя?
– Тивсол Харш Трокли[3] , сэр!
– Тивсол Харш Трокли. – повторил он и, выслушав что-то, выдернул провод из уха. Дав ему втянуться в коробочку, он нацелил взгляд мне в переносицу и зарычал:
– Вам временно присвоен статус рекрута, номер сто шесть, транзитный! В случае неявки в центральный приемно-распределительный пункт полка в течении десяти часов вам автоматически зачисляется побег, и двадцать лет каторги! И там…
Откуда-то с неба рухнул маленький застекленный ящик с люком в днище.
Высунувшаяся в люк рука схватила прапорщика за шиворот и втянула в уже взлетающий ящик. Я проводил его уходящие в небо ботинки задумчивым взглядом и потянулся за трубочкой.
«Не попадайтесь под горячую руку. Это может плохо кончиться.» Член
Заблудиться у меня не получилось. Край поля, отмеченный жирной красной полосой, пестрел намалеванными на камне стрелочками с надписями, рассказывающими всем желающим, какие подразделения можно найти в зоне административных корпусов. Последняя из украшавших дорожку между газонами стрелочек с надписью «распред. 142» показывала на тяжелые стальные герметичные двери низенького каменного бункера. Бункер внешним видом демонстрировал готовность выстоять падение на себя пары нетяжелых бомб, землетрясение, и несколько пьянок. Однако, похоже, все это незаметно проникло внутрь и только там развернулось вовсю – несмотря на герметичность, сквозь дверь доносились приглушенные крики.
Как только я свернул к дверям, они разъехались и из образовавшегося прохода выпрыгнул ефрейтор[4] . Лицо ефрейтора говорило, что внутри владельца идет настоящее сражение между всем желудочно-кишечным трактом, стремящимся в панике избавиться от содержимого, и анальным сфинктером, по причине той же паники заклинившим насмерть.
В спину ефрейтору ударил рев озлобленного администратора, громкость которого могла бы расклинить сфинктер:
– У вас пятнадцать минут!!!!!!!!!!!!
Я сочувственно отсалютовал пролетевшему мимо ефрейтору и грустно посмотрел на захлопнувшиеся перед моим носом двери.
За спиной раздался скрип ботинок о камень, а потом сдавленный хрип:
– Ты кто!????!
Медленно повернувшись, я посмотрел на статую «Ефрейтор бегущий с вытаращенными глазами», и сообщил:
– Транзит сто шесть.