— Да нет, Иоганн, отец прав. Не нравится мне на земле работать…
— Да кому нравиться-то? Просто горшок, который сам кашу варит, только в сказках и видели. А раз нет такого горшка — нужно работать.
— Прав отец, — покачал головой Якоб, — мне бы на телеге да на ярмарку…
— А продавать ты что будешь? Лунный свет и комариный звон? Сначала поработать нужно, потом продавать.
— А я не продавать, я купить хочу, — Якоб мечтательно зажмурился и упал на спину.
— Что ж ты хочешь купить? — Иоганн лег рядом. Братья лежали на спине и смотрели в синее небо.
— Помнишь, к нам приезжали торговцы?
— Ну помню.
— Они рассказывали о том, что в дальних странах и городах происходит…
— Что-то кажется мне, даже в самых дальних городах жареные куры на деревьях не растут и сдобные ватрушки по полям не бегают. Там тоже люди работают.
— Они рассказывали, — Якоб смотрел на облако, большое и белое, похожее на трехногую собаку с одним крылом и без хвоста, — про город Ксенотан…
— А там, что — в неделе семь выходных и один рабочий?
— Нет, — Якоб повернулся на бок, — Там на полях растет волшебная пшеница. У нашей колос сам знаешь какой, сверху чуть-чуть, а потом — пустая соломина.
— А там? — вдохновенное лицо Якоба заразило даже Ганса.
— А у ксенотанской пшеницы колос — до самой земли. Представляешь, насколько больше зерна можно собрать с одного поля?
— Представляю. Как сложно будет такую пшеницу жать.
— Как жать — придумаем. Я хочу до Ксенотана доехать, купить там хоть мешок зерна этой пшеницы. Привезу, посадим… Заживем!
— Что-то кажется мне, что все это сказки. Если б такая пшеница была, ее уже давно бы повсюду сажали.
— А я думаю — не сказки. Вот привезу мешок с зерном, тогда посмотрим.
— Ну привози. Посмотрим.
Деревня Черный Холм была деревней свободных крестьян. Они не были ни крепостными, у которых ни свободы ни земли, ни арендаторами, у которых свободы — хоть ложкой ешь, а земли — хоть в сундук прячь. Плати ренту и живи как хочешь.
***
— Добрый день, господин староста.
Деревенский староста Беккер вышел на крыльцо:
— Добрый день, Якоб. Слышал, вы с братьями сегодня отца схоронили. Я-то в городе был с утра, только что приехал…
— Да, господин староста.
— А как наследство поделили?
— Отец перед смертью успел всем распорядиться. Иоганну — мельницу и землю, Фрицу — скот и сад, а мне — вот…
Якоб махнул рукой в сторону телеги.
— Кота?! — удивился староста.
— Какого…?
На телеге сидел и облизывался тот же кот.
— А ну брысь, красное с зеленым!
Кот задрал хвост и вальяжно двинулся по телеге.
— Телегу с волами. И вот решил я поехать в город Ксенотан…
— Это где ж такой?
— Да не знаю. В Штайнце людей поспрашиваю, там расскажут. В Штайнце все знают.
— Так тебе подорожную?
— Ну да.
Через четверть часа за пазухой у парня лежала свернутая в трубку и обернутая в пергамент бумага о том, что он, Якоб Миллер, вольный крестьянин деревни Черный Холм, что в окрестностях города Штайнц, который в земле Унтеретюмпель, едет по торговым делами в город Ксенотан. Печать, подпись.
Через час телега с волами выехала из деревни Черный Холм. В ней сидел Якоб, одетый в лучшую одежду — черные штаны, белую рубаху, подпоясанную красным кушаком, черную жилетку с золотистой вышивкой. Сидел и покачивал босыми ногами. Сапоги, перевязанные веревкой, лежали рядом, на соломе.
Глава 2
Копыта волов — левого звали Направо, а правого — Налево — мерно тупали по дороге. Поскрипывали колеса телеги. Якоб лежал на соломе и смотрел в небо. Скоро вечер.
Парень нашарил флягу с водой. Ее подарила ему перед самым отъездом Хильда, улыбнувшись и потеребив косу. Хорошая фляга, кожаная, с медными накладками. Может, после возвращения с ксенотанским зерном взять ее в жены?
Якоб поднес горлышко фляги к губам. Замер. Осторожно принюхался.
Вода пахла родником и совсем немного — малиной.
"Спасибо тебе, заботливая Хильда. Вернусь — обязательно отплачу тебе добром за добро…"
Малиной пахла вода из источника Химбеере, достаточно было отпить несколько глотков — и полдня в кустах тебе обеспечено. Другой воды у Якоба не было.
"Спасибо тебе, добрая Хильда"
***
Вот и камень, о котором говорил отец. Осталось достать деньги.
Вчера вечером Якоб еле дождался общинного поля, на котором можно было оставить на ночь волов и переночевать. Пришлось, конечно, отдать пару медяков.
Нет, можно, конечно, переночевать и в лесу. Бесплатно. Вот только здешние леса принадлежат местному властителю — барону Кройццугталу — а если он обнаружит в своих лесах непрошеных ночевщиков, то вытряхнет не только последние деньги, но и последние штаны. Дорогой выйдет бесплатная ночевка. Ничейных лесов в округе уже давно не осталось. Дальше, правда, начнется Чернолесье, но ночевать там… Лучше уж сразу на кладбище.
Рано утром Якоб выехал и вот он уже около заветного камня. Вот только камень-то немаленький, в три обхвата. А старый Ганс позабыл уточнить, где именно около камня спрятаны деньги. Придется искать наугад…
Лопата воткнулась в землю.
— Доброе утро, парень, — окликнул Якоба проезжавший мимо крестьянин. Его волы остановились и завистливо посмотрели на пощипывающих на обочине травку волов Якоба.
— Доброе утро, уважаемый.
— Это зачем же ты камень-то обкапываешь? Думаешь, лучше расти будет?
— Да нет, — Якоб взглянул на глубокую канавку, окружившую валун уже на половину окружности, — Хочу обкопать, да домой отвезти.
— Ишь ты. Это зачем же?
— Так на расплод. У меня, видишь ты, только самки, а тут смотри, — парень хлопнул по теплому боку, — настоящий самец.
— Ты уверен? — прищурился крестьянин.-
— Уверен, уверен. Точно, самец.
— Ну, смотри. Куда хоть за расплодом приезжать?
— В Черный Холм.
— А, знаю, знаю. Дальше по дороге. Ты кто будешь?
— Якоб. Сын старого Ганса…
— Мельника, что ли? Знаю, знаю. Как он там?
— Вчера схоронили.
— Жаль, жаль… Хороший был человек, хороший… Ну, давай, копай. Бог тебе в помощь.
— Спасибо, уважаемый.
Якоб повернулся к камню…
— Кар! — сказал огромный черный ворон, нахально усевшийся прямо на "самца".
— А ну кыш, красное с зеленым!
Птица улетела. Якоб бросил ему вслед комок земли и продолжил копать.
— Уф…
Канавка вокруг валуна замкнулась. Денег не было. Или отец что-то напутал. Или деньги кто-то нашел. Или…
— Черное по желтому с лиловым…
Увидеть ворона было очень плохой приметой. Конечно, если бросить в его сторону землю, то примета не сработает. Он же бросил… Может, что-то не то? Вроде и день сегодня не постный, когда в ворона положено бросать не землей, а камнем… Или постный?
Якоб принялся было высчитывать дни — хотя когда это крестьянин путал их? — как вдруг ему вспомнились точные слова: "…Под камнем у дороги закопаны…". Не У камня, а ПОД камнем.
Вот болван.
Якоб поудобнее обхватил камень, крякнул, чуть приподнял…
— Эй ты, зелень красная!
Парень опустил камень на место и медленно повернулся. Неужели топот копыт за спиной не показался?
Конь — скотина дорогая, и по карману только дворянам. А крестьянину с дворянином встречаться совсем ни к чему. Правда, если ворон не был плохой приметой, то это мог оказаться и обеспеченный горожанин…
Не оказался. Ворон, чернота синяя с красным… Подгадил все-таки…
Рядом с повозкой Якоба на лохматой соловой лошади восседал дворянин. Пусть одеждой он не очень отличался от самого Якоба, видно бедный был, а сапоги, уверенно упиравшиеся в стремена, были и вовсе точными копиями Якобовых — если отвернуть голенище, там точно можно найти маленького черного гномика — клеймо мастера Шумахера из Штайнца. Одежда — не главное…
Дворянин может быть беден, как церковная мышь, может носить хоть обноски — если у него на боку шпага, ему должны подчиняться все простолюдины, даже если они детям на сладости за раз дарят больше, чем у дворянина когда-то было в кошельке.
У кого оружие — тот и властитель.
Как там в городах — Якоб не знал, но крестьянам было запрещено носить с собой либо на себе любое оружие. Даже нож. Даже топор. Дома, в сарае — держи, из дома — не выноси. Хочешь дров в лесу — ломай хворост голыми руками.
У крестьян оружия нет.
У дворянина на коне — было.
— Ты что здесь делаешь?
— Камень окапываю, господин.
— Ты что, дурак, зелень красная? Зачем он тебе?
— Хочу отнести в деревню, чтобы посмотреть, не родятся ли от него детки у моих камней, господин.
— Кто тебе сказал, что у камней бывают дети, зелень красная?