Бесцеремонно нарушив воцарившуюся размеренность, из автомобиля выскочил седой водитель в строгом темно-синем костюме под распахнутой дубленкой и быстро, опасаясь поскользнуться на мокром снегу, засеменил к дверям аэровокзала. Перед собой он выставил бумажную табличку с надписью «Ашмаров». И вздрогнул от неожиданности, когда встретивший его в дверях высокий молодой брюнет в оранжевом шарфике взялся за табличку и мягко развернул. Пальцем он показал на фамилию и членораздельно произнес:
– Ашмаров – это я.
А затем загнул табличку вниз, словно опасался, что ее увидит кто-то еще.
После взаимных приветствий и извинений встречающего за опоздание они прошли к машине. Водитель затолкнул небольшой чемодан гостя в багажник и привычно почтительно открыл перед ним заднюю дверцу автомобиля. Хозяин оранжевого шарфа уже начал приходить в себя после бессонного четырехчасового перелета и с любопытством поглядывал по сторонам.
– Никогда здесь не был, – констатировал он, как бы открывая тему для разговора. – А как дела у Антона Олеговича?
– А как у него могут быть дела? – с охотой отозвался водитель. – Как всегда, на высоте! Ему эти выборы выиграть – раз плюнуть. Да и партия за ним стоит самая серьезная.
– Что ж, ни одного достойного соперника не нашлось?
– Ну, желающих попасть в Думу, положим, много. Но один только Бурыгин олигархов бьет. Это они раньше народные деньги разворовывали, а теперь – кто на нарах, кто в Израиле.
– Как бьет? – не понял пассажир.
– Законно! Через суд. Все как полагается. Сажает проворовавшихся барыг! А деньги их на детские дома и больницы идут. И пресса его поддерживает.
– И не ругает никто?
– А за что его ругать-то? Он же о людях печется.
– Так то инициалы такие: Бурыгин Антон Олегович – БАО. А журналист один, из приспешников Кручинского, дописал. Это его главный соперник по выборам. Но ничего, сами иногда промеж себя так зовем. Баобаб – дерево могучее.
– А этот Кручинский что из себя представляет?
– Да, олигарх местный. Из недобитых. У него свой хлебокомбинат, мельница… Много всего. Чего ему в Думе делать? Жиреть еще больше или от закона за депутатской неприкосновенностью прятаться? Как он там наши интересы представлять собрался? Он же нас, поди, только из окна «Мерседеса»-то и видел!
На въезде в город у поста ГИБДД перед их автомобилем молодой гаишник взмахнул жезлом, давая указание принять вправо и остановиться. Пассажир на заднем сиденье не придал этому значения, ожидая формальной процедуры проверки документов. Однако случилось иное. Строгий седой водитель начал суетливо шарить правой рукой между сидений.
– Да где эти чертовы корочки?! – ругнулся он и, приняв неожиданное для Ашмарова решение, вдруг резко выбросил в сторону инспектора руку со сжатой фигой. – На, съешь! – и дал по газам.
Напуганный гаишник так резко взял под козырек, что Ашмарова пробрал смех, и он долго не мог успокоиться.
– А вы, наверное, Антону Олеговичу помогать едете? С выборами?
– Ну да.
– Извиняюсь за вопрос. Что непосредственно делать-то будете?
– Я журналист. Буду людям правду рассказывать.
– Вот это дело! – одобрил водитель.
Но и в тихой гавани местами бурлило. В самом центре города, на третьем этаже здания, изображенного на гербе Барнаула, которое в народе получило название «Под шпилем», в этот момент царила суматоха.
– Антон Олегович, – подбежал к Бурыгину, идущему в сопровождении незнакомого молодого человека, замначштаба Корчуганов, – так Лысенкова-то нету. Кто совещание будет проводить?
Не останавливаясь, Бурыгин исподлобья стрельнул взглядом маленьких въедливых глаз в Корчуганова. Его лицо, усеянное рубцами давно прошедшей угревой сыпи, скривилось в усмешке.
– Я буду проводить! А нету его, потому что я уволил этого недоделанного. И теперь он до конца выборов посидит в КПЗ, чтобы не мешал людям работать.
Корчуганов побледнел, но ничуть не удивился. Втроем они быстро шагали к помещению, где обычно и происходила вся предвыборная работа штаба.
– А кампанией кто руководить будет?
– Незаменимых у нас нет. Найдется человек. – Бурыгин удовлетворенно хмыкнул. – Уже нашелся. Некоторых коней и на переправе не грех поменять! – Они вошли в комнату, где все основные участники уже собрались для экстренного совещания. – Все на месте?
В помещении находилось человек пятнадцать – одни работали за компьютерами, другие расселись на стульях и столах и что-то громко обсуждали. Когда вошел Бурыгин, все затихли, с интересом поглядывая на незнакомца рядом с ним. Высокий кудрявый брюнет с хитрым прищуром осматривал собравшихся.
– Хочу вам представить, – без предисловий начал Бурыгин, – нового руководителя избирательной кампании Ашмарова Евгения Валерьевича.
По комнате прошелся шепоток.
– Да-да, – отреагировал на него кандидат, – именно того самого! Вот видите, – повернулся он к Ашмарову, – о вас наслышаны.
Тот польщено улыбнулся.
– Итак, – продолжил прокурор Бурыгин, – существо дела вы знаете. Но я подытожу. По замеру недельной давности мы отставали от Кручинского на один процент. Теперь отстаем на три. А должно быть наоборот! Не так ли? – Его риторический вопрос повис в воздухе. – И это притом, что средства массовой информации как будто не знают о существовании Кручинского. Почти в каждой статье, передаче: Бу-ры-гин, – последнее слово он произнес по слогам. – И ведь у нас зарегистрированы два Кручинских!
При этих словах по залу прокатился смешок.
– То есть вроде мы не дураки. Нашли двойника, который должен запутать электорат главного противника. И как будто мы сняли с регистрации еще одного потенциально опасного кандидата – Белякова. Бля! – вырвалось у эмоционального оратора.
Слушатели захихикали.
– И за меня в стопроцентном составе проголосуют все военные части города и МВД. Не зря же я с губернатором и генералами в баню хожу! Заметьте! Не с длинноногими красавицами, а с толстыми генералами!
Прокурор переждал накативший взрыв смеха и подвел итог своей пламенной речи:
– Ну так почему, хочу я вас спросить, мы просираем выборы?
Бурыгин глазами искал жертву, которая осмелится принять вызов на себя и ответить на столь щекотливый вопрос. Но взгляды участников команды рассредоточились по залу в желании избежать опасного контакта. Кандидат выпрямился и сменил тон:
– Вот такая у нас странная ситуация, Евгений Валерьевич, – уже спокойно произнес он. – Сможем что-нибудь сделать?
– Я ведь, Антон Олегович, специалист по антикризисным мерам. Проигрывать не люблю, да и не умею. И вижу это же качество в вас, что очень важно. Ситуация непростая, но, думаю, мы сделаем контрол-альт-дел – перезагрузим ситуацию. Не сомневайтесь, шампанское пить будем мы!
Он с достоинством наклонил голову, в ответ, как по команде, раздались аплодисменты. Ашмаров подождал, пока восстановится тишина, и продолжил уже для всех:
– Друзья мои, мы с вами должны отдавать себе отчет в том, что выборы при нынешней системе промывки мозгов – фикция. Нужно лишь контролировать средства информации. Но мне приходилось выигрывать и при полном отсутствии внимания со стороны прессы.
– Как это? – не удержался кто-то из слушателей.
– А вот так примерно, – в руках выступающего вдруг оказалась колода игральных карт. Он выдернул, казалось, наугад две из них, убрал колоду и, не глядя, продемонстрировал карты зрителям. – На место Самого Главного Начальника баллотируются два претендента: червонная дама и бубновый король. – Он медленно, так чтобы все видели, положил обе карты на стул рубашками вверх. – При этом карта справа обещает в случае победы взять карту слева в заместители. Дамы и господа, голосуйте! Кто за карту слева? Раз, два… шесть голосов. За карту справа… считаем… считаем… девять голосов. Кто победил?
– Червонная дама! – отозвался хор голосов. Зрители зачарованно наблюдали за его манипуляциями.
– Червонная дама – считают наши избиратели, – констатировал результат голосования выступающий. – То есть карта справа. Ну что ж, воля избирателей – закон. – Ашмаров легко перевернул карту, которая оказалась пиковым королем, и зал шумно выдохнул. – Остальное вам не интересно, – нарочито безразличным тоном проговорил иллюзионист, переворачивая вторую карту. – Пиковая дама, родственница выигравшего выборы черного короля, автоматически становится его заместителем согласно озвученным чаяниям народа.
Благодарные зрители разразились овациями. Только один, стоящий в сторонке, заметил: