-- Было возможно и другое решение, -- в полный голос, чтобы, на случай неудачного исхода, все слышали, произнес Липнин. -- Его ждут специалисты!
Но каталка с Виктором Валерьяновичем уже была в лифте. Я нажал кнопку третьего этажа и стал нащупывать пульс на руке Зеленцова. Пульс был до того хладнокровным, что его трудно было уловить.
"Вот тебе и принцип неприсоединения!... -- думал я. -- К несчастью, от несчастья не скроешься..."
Сочувствующие в белых халатах тоже заспешили на третий этаж.
Торопливо натягивая свою зеленую форму, которая неожиданно ассоциировалась с фамилией Виктора Валерьяновича, я сказал:
-- Крови не хватит. Это трагедия.
-- Не напрягайтесь, Владимир Егорович... Я, когда училась в институте, сдавала кровь, -- сообщила Маша, натягивая свою хирургическую спецовку прямо рядом со мной: стесняться не было времени. -- Сдавала и таким образом подрабатывала... Могу сделать это и бескорыстно.
-- Ты пойдешь... на это?
-- Уже иду.
-- Но твоя кровь принадлежит... не только тебе, -- проговорил Паша, успевший уже натянуть зеленую спецодежду.
-- Мой муж хочет сказать, что он еще надеется стать отцом, -- пояснила Маша. -- Не напрягайся, милый.
-- Нет... я буду...
-- Успокойте Пашу, -- сказала она. -- Он помешает мне совершить подвиг!
Отвоевывать человека у смерти входит в обязанности хирурга. Но если говорят, что это обыденность или "просто работа", я мысленно протестую. Разве можно обыденно встречаться со смертью?
Когда стало ясно, что она отступает, Семен Павлович, лично присутствовавший на операции, вышел в коридор и сообщил:
-- Кажется, мы побеждаем.
"Виктор Валерьянович... и язва желудка? Несовместимо! Надо пересмотреть теорию возникновения этой болезни", -- так рассуждали врачи нашей больницы.
Но они не учились вместе с Зеленцовым в мединституте, а я учился и знал его более двадцати лет. Он выбрал терапию как наиболее спокойный род войск в медицине, но в то же время -- и основной! Всю жизнь он тяготел к такому именно сочетанию. Даже имя и отчество свидетельствовали об этом: с одной стороны -- Виктор (вроде бы победитель!), а с другой -- Валерьянович.
Он считался одним из самых одаренных студентов, но дарования были побеждены характером. Опекавший его профессор предложил длительные, совместные передвижения по стране, чтобы изучить влияние перемен климата на сердечно-сосудистую систему. Но перемен Зеленцов даже в юности опасался. Тщеславие жило в нем, а двигателем не становилось... Отказ от научного путешествия стал главной строкой характеристики, которую он сам про себя сочинил. Известно, что ошибки в молодости совершаются быстро и легко, но расплачиваются за них долго и трудно. А инерция репутации почти непреодолима... О нем пошла молва как о человеке нелюбопытном, без стремлений и целей. Окончив аспирантуру, он получил звание, но и оно ничего, кроме зарплаты, ему не прибавило. С годами приходили опыт, авторитет специалиста, но фундамент репутации оставался все тем же.
-- Казалось, что Зеленцов живет абсолютно правильно, -- размышлял о причинах его заболевания Семен Павлович. -- "Счастья нет, а есть покой..." Как сказал Александр Сергеевич Пушкин!
-- Он сказал: "Покой и воля", -- уточнил я. И подумал: "Зеленцов этой формуле не изменял, если разуметь под покоем бездеятельность, а под волей --статус холостяка".
-- Когда человек не совершает того, для чего был рожден, -- сказал я Липнину, -- не использованные им силы ищут выхода и обрушиваются на беззащитные внутренние органы. Мы ставим диагноз: на нервной почве. Но значение имеет не только почва, а и семена, которые в нее бросили. В данном случае бросили семена противоречий... А противоречия, как утверждал крупный психолог, к здоровью не ведут.
-- Ого, и вы обратились к цитатам? -- Липнин захлопал.