Петра Хаммесфар Дворник
Конечно, я любил Ванессу. И, поверьте, я не из тех, кому подобные заявления даются легко. С самой первой минуты я любил ее до безумия, до умопомрачения, это мне только потом стало ясно. Испытывала ли Ванесса те же чувства ко мне, я точно не знаю. Об этом мы с ней никогда не говорили. От такой молодой девушки, пожалуй, нельзя ожидать многого. Но что касается меня, то я сделал для нее все, что мог. Поставил на одну карту все: свою семейную жизнь, свою работу, свое имя, рискнул ради нее всем. Если это не любовь, то что же это тогда такое?
Ванесса с первого мгновения значила для меня больше, чем я могу сейчас выразить словами. Наши последние дни в этом ничего не изменили. Я мог бы назвать ее своей жизнью или воздухом, необходимым мне для дыхания. Но она была больше этого. Она была какой-то вспышкой в моем мозгу, которая разом перекручивает все на сто восемьдесят градусов, она была пламенем в моем сердце, которое расходится сначала где-то под ребрами, потом перебирается к низу живота и под конец даже захватывает ноги и руки. И голову, не забудем и голову.
Мне уже доводилось слышать о таких случаях, когда человек буквально сходит с ума и забывает все на свете, когда он отказывается от своих обязанностей, в два счета бросает семью, только для того, чтобы жить с другой женщиной. Потому что в этой другой есть что-то, чего нашему потерявшему голову мужчине больше не найти нигде. Однако самому мне это было незнакомо, и я всегда считал такие рассказы несколько преувеличенными. До того дня, когда я встретил Ванессу, у меня, по сути дела, все было в порядке, обычная жизнь без особых потрясений.
В двадцать четыре года я женился на Герти. Наш брак протекал спокойно, мирно и гармонично. Мы хорошо понимали друг друга, в любом отношении. У нас не было споров из-за денег, а из-за секса тем более. В этом пункте Герти довольно непритязательна. В первые годы я регулярно спал с ней. Два раза в неделю. И тут все всегда было в норме, ничего особенного, ничего необычного, но Герти была этим довольна. И я тоже. Мне никогда раньше не приходило в голову, что я понапрасну растратил свои лучшие годы. Потом появились дети, и все как-то пошло на убыль. С этим нужно мириться, думал я. Мы стареем, мы изучили друг друга от и до. А к вечеру мы так устаем, что нам не до этого. Конечно, я задавался порой вопросом, неужели это всё. Но, должен сказать вам, меня никогда не манили любовные приключения.
Ладно, я знаю, что здесь обо мне рассказывают. Что я бегал за молоденькими девочками, что я приставал к ним в лифте или выслеживал их в соседнем сквере. Был тут у нас один случай — с того времени теперь прошло уже два года — когда одна такая пигалица утверждала, что я забрался в ее квартиру и набросился на нее в ванной. Это чепуха на постном масле, сплошная бравада, девчонке, наверное, просто хотелось, чтобы все так и было.
По правде, дело было так: я случайно проходил мимо ее квартиры и услышал шум воды. Конечно же, я сразу подумал, что там прорвало трубу. Неужели я должен был ждать, пока вода начнет просачиваться через потолок этажом ниже? Я позвонил — позвонил не раз, а два, по крайней мере. Постучал я, скорее всего, тоже, теперь уже толком не помню, да это и не важно. Никто не открывал, но у меня случайно был с собой нужный ключ, вот я и вошел. То, что девчонка как раз стояла в это время под душем, я ведь и знать не мог.
Посудите сами, если бы я действительно чего-то от нее хотел, то не вошел бы туда так открыто днем, а уж нашел бы какую-нибудь другую возможность. А ей, этой малявке, еще чего-то надо было выступать. Да, она недурно выглядела, производила по-настоящему невинное и наивное впечатление. Но была той еще распутницей… Два года назад летом я сам видел, как она скрылась в подъезде с двумя парнями.
Это было как раз в то время, когда красили фасад. Часов около десяти я забрался на леса и собственными глазами мог во всем убедиться. Она занималась этим с обоими одновременно. Чего они там только не вытворяли — и в кровати и на столе. С тех пор я держал ее под некоторым наблюдением. От ее сетей не был застрахован ни один мужчина. Она пыталась заигрывать и со мной, а потом, видимо, хотела отомстить мне, потому что у нее ничего не получилось. Развопилась, понимаете, когда я оказался у нее в ванной. Я же остался совершенно спокоен. Проявил выдержку. Чего я там у нее не видел? Да и связываться с такой у меня и в мыслях никогда не было.
Ну, само собой, я, может, пару раз и оборачивался на какую-нибудь из них, может, даже мимолетом думал о том, какая, например, у той или иной классная фигура, уж точно получше, чем у моей Герти. После родов Герти все же немножко раздалась в стороны. Чисто внешне она меня уже едва ли привлекала. Да и не удивительно — после без малого двадцати лет совместной супружеской жизни. Спать-то с ней я еще спал, но если это и происходило за последние два года пару раз в месяц, то было уже довольно частым делом.
И все же я не могу сказать, что мне чего-то не хватало, во всяком случае я никогда не замечал, что мне чего-то не хватает. Пока не встретил Ванессу. Я и сегодня еще так отчетливо вижу это перед собой, как будто с того момента не прошло и часа. Она только-только въехала в небольшую квартирку на четвертом этаже, и на почтовом ящике ей нужно было заменить табличку с именем. В нашем хозяйстве имеются такие маленькие медные таблички, которые я сам гравирую. Поэтому-то меня когда-то и взяли на место дворника, потому что я умею почти все делать сам, выполнять все те мелкие работы, которые накапливаются за день в таком жилом комплексе как наш.
Это вам, может, не совсем легко представить, но я в самом деле с шести утра и до восьми вечера нахожусь на ногах. То, что при таком обилии работы у меня нет времени заниматься еще и молоденькими девчонками, ведь яснее ясного, или как, по-вашему? И в восемь мой рабочий день ведь не заканчивается. Довольно часто мне еще звонят, потому что где-то застрял лифт или кто-то потерял ключ от квартиры. Но это все мелочи. Лифт я, как правило, привожу в порядок в считанные минуты, а к замку в каждой квартире у нас есть запасной ключ. Некоторым жильцам это не очень нравится. Они, наверное, думают, что во время их отсутствия я шарю по их квартирам. Нет, я не из таких. Я всегда говорю Герти: <Частная жизнь жильцов нас не касается. Пока они исправно вносят квартплату и не мешают своим шумом другим, пусть мне веселятся хоть до утра>. А если кто-то уехал и у него вдруг прорвало трубу — видали мы и такое, — то мне только спасибо скажут, что я сам вошел в квартиру и смог предотвратить худшее. Все это относится к кругу моих обязанностей, экономит время и мастеров — вода, электричество, плохо закрывающиеся и открывающиеся двери, клапаны радиаторов или уже упомянутые медные таблички для почтовых ящиков.
И вот, значит, я стою в подъезде и хочу прикрутить эту самую табличку, как входит Ванесса. Я, как обычно, взял только первую букву имени. Я всегда так делаю, чтобы одиноким женщинам жилось спокойнее. Всякое ведь бывает. Есть же такие мерзавцы, они выискивают имена по телефонной книге и докучают бедняжкам неприличными звонками. А наши таблички как раз предотвращают это.
Короче, Ванесса зашла в подъезд, увидела, что я делаю, и, конечно, остановилась возле меня. На ней были туфли без каблуков, такие с очень плоской подошвой, поэтому она была даже чуть ниже меня. Она спросила, не дворник ли я, и улыбнулась, когда я кивнул ей в ответ. Боже ты мой, такой улыбки я никогда еще не видел, она озарила меня с головы до пят. Если я говорю: Ванесса была красавицей, то, поверьте, нисколько не преувеличиваю.
Вы можете возразить мне, что у каждого есть свое собственное представление о красоте. Да, пожалуй, это так, однако не думаю, чтобы и другие нашли в Ванессе хоть какой-нибудь изъян. И когда она улыбалась, это было так, как будто перед тобой стоял ангел. Длинные волосы, белокурые и мягкие, как шелк, глаза такой голубизны, которой могло бы позавидовать само небо, маленький алый ротик. Он всегда отливал чем-то бархатисто-влажным, но совсем немножко, в самый раз, чтобы заставить тебя приковаться к нему взглядом. Потом шея, фигура, руки, ноги… Ей-богу, все в ней было совершенно.
Она посмотрела на табличку на своем почтовом ящике, спросила, почему я сократил ее имя. Я объяснил ей, и она снова улыбнулась, быть может, потому, что мой голос звучал немного хрипловато и мне пришлось два раза кашлянуть, прежде чем я вообще смог ответить ей. Очевидно, она хорошо знала, какое впечатление она производит на мужчин. И она знала также, что может получить от них многое, если будет только улыбаться. А если к тому же она еще и прикоснется к мужчине, то получит от него последнюю рубашку. С брюками впридачу.
Она дотронулась своими пальчиками до моей руки, не до рубашки, прошу заметить, — я закатал рукава, в тот день было довольно жарко. Тут меня прошиб пот, и я почувствовал, что внизу у меня что-то зашевелилось. Ох, как мне было стыдно, она ведь не могла не видеть, что мои брюки вдруг оттопырились. А она все улыбалась, легонько водила своими пальчиками по моей руке вверх-вниз.