– За тебя. – Вера подняла бокал.
– Хорошо. Спасибо. Ты удивительная девушка. С тобой легко.
– С тобой тоже.
Они выпили еще. Принесли пельмени. Собственно, это были не пельмени, а суп, горячий, наваристый бульон, приправленный ароматными специями и травами. В горячей, золотистой жидкости плавали огромные пельмени. Вера попробовала один – он таял во рту.
– Теперь я не буду есть до самого отъезда, – со смехом сказала она, прикончив тарелку. – Даже дышать тяжело!
– Да, у нас принято есть как следует. – Рустам мельком глянул на часы. – Ты где ночуешь?
– У заведующей кафедрой.
– Когда ты должна вернуться домой?
– Когда захочу.
– Это хорошо, – произнес он деловито. – Тогда посидим еще немного и поедем.
– Куда поедем? – не поняла Вера.
– Я отвезу тебя в одно место. Ты сможешь там отдохнуть. А потом уже поедешь к своей завкафедрой.
Все было предельно ясно и банально – умом Вера понимала это, но сердце ее не желало слушать никаких доводов. В обычных атрибутах обычного ухаживания оно видело нечто исключительное, судьбоносное, то, о чем можно было лишь мечтать.
Они посидели молча, слушая музыку, затем Рустам потребовал счет, расплатился и повел Веру в гардероб.
Снова она глядела в темное лобовое стекло «форда», ей в лицо неслись разноцветные огни вечернего города. Автомобиль остановился у небольшого, трехэтажного особняка.
– Что это? Гостиница? – спросила Вера, выходя.
– Да, отель. Вполне приличный.
– Ты был здесь? – Она окинула его внимательным взглядом.
– Был, – ответил Рустам после секундной паузы.
– По крайней мере, честно, – усмехнулась Вера, проходя в распахнутую перед ней дверь.
Портье, нагловатый молодой парень с прыщеватой физиономией уставился на нее с нескрываемым любопытством. «Думает, я шлюха, – решила Вера. – В принципе, правильно думает. Кто же я есть?» Ей было противно и одновременно ее всю трясло от возбуждения. «Если бы Митя мог меня сейчас видеть! Дрянь, какая же я дрянь!»
Пока Рустам спокойно и неторопливо расплачивался с портье, брал ключ, Вера старалась смотреть в сторону, на выкрашенную в приторно розовый цвет стену.
– Все в порядке, – наконец проговорил он и обнял ее за талию. – Идем.
Они поднялись на второй этаж, Рустам отпер дверь номера. Вера увидела плотно задвинутые кремовые гардины и широкую кровать, покрытую кремовым же покрывалом. По обе стороны кровати располагались тумбочки с одинаковыми светильниками.
– Заходи, чего на пороге стоять, – пошутил Рустам и слегка подтолкнул Веру.
Он помог ей снять пальто, повесил его на рогатую вешалку, сам снял куртку и остался все в том же песочном свитере, что был на нем в поезде. Вера нагнулась, чтобы расстегнуть молнию на сапогах, но он жестом остановил ее.
– Погоди, я сам. – Его руки легко, как пушинку, подхватили ее и понесли. Рустам опустил Веру на кровать, снял один за другим оба сапога, кинул их в сторону, сел рядом. Они не мигая, глядели друг на друга, каждый слышал, как громко и неровно дышит другой.
Рустам не шевелился, и Вера, повинуясь какому-то неодолимому внутреннему импульсу, подняла руку и осторожно дотронулась до его щеки. Он прижал ее ладонь к лицу, затем поднес к губам и поцеловал. И тут их точно током ударило.
Они обнимались с такой неистовой, ненасытной страстью, словно желая уничтожить друг друга. Вера что-то лепетала, и ее бессвязные слова тонули в его поцелуях. Кремовое покрывало сползло на пол, вслед за ним полетела наспех сорванная одежда. Все тело Веры трепетало и горело, ей хотелось кричать от охватившего ее невероятного, головокружительного ощущения восторга. Митя поблек, умер, обратился в прах, обратилась в прах и прежняя жизнь, в которой она была скромной и примерной женой литературного критика, готовящая мужу завтраки и терпеливо дожидающаяся воскресного секса. Она стонала и смеялась, ее пальцы были опутаны его волосами, жесткими, прямыми, как китовый ус, ее губы распухли и почти кровоточили.
– …Еще, еще, еще…
…Над головой тихо покачивалась круглая люстра в форме летающей тарелки. Вера лежала, уткнувшись щекой в плечо Рустама.
– Ты любишь свою жену? – Она произнесла это одними губами, беззвучно, но он услышал. Погладил ее по волосам.
– Конечно, люблю.
– Понятно. – Она сползла с его плеча, отвернулась, сжалась на боку, как ребенок.
– Что тебе понятно, дурочка? – Рустам обнял ее сзади, притянул к себе. В его объятиях было тепло и уютно.
– Оставь меня. – Вера дернула плечом. По ее лицу текли слезы.
– Да почему? Нам так хорошо вместе. – Он осторожно поцеловал ее в макушку. Слезы высохли сами собой.
– Тебе с каждой хорошо. И как не совестно!
– Нет, не с каждой. Ты особенная.
– Ты это всем говоришь? – Вера обернулась, прижалась к нему совсем тесно.
– Ну вот, я тебя опять хочу! Что ты со мной делаешь!
– Это ты делаешь!
– Нет, ты. Мы оба…
… Он снова целовал ее, она чувствовала, как тело содрогается от желания.
– Мы увидимся завтра? – Рустам наклонился над вериным лицом, требовательно заглянул в глаза.
– Да, конечно.
– И послезавтра?
– Да, да. До самого отъезда.
Он начал одеваться.
– Пора. Тебя, наверное, уже ждут.
– А тебя?
– Разумеется, и меня ждут.
– Что ты скажешь жене?
Он перестал застегивать рубашку, повернулся к ней.
– Послушай, давай не будем об этом. Почему тебя так волнует жена? Ты и она – это совершенно разное.
– Конечно, разное, – с горечью проговорила Вера, нагибаясь, чтобы поднять с полу вещи. – Она – это она, а я так, на пару дней.
– Иногда пара дней имеет огромное значение, – серьезно произнес Рустам. – Прости, Верочка, не обижайся. Мне, правда, было с тобой очень хорошо.
Вера молча принялась натягивать одежду. Она понимала, что споры бесполезны – Рустам обрел над ней почти абсолютную власть и волен поступать так, как ему заблагорассудится. Ей, однако, было все равно, ее влекло к нему настолько сильно, что она готова была закрыть глаза на любые обстоятельства. В сущности, то, что с ней происходило, вполне можно было назвать болезнью: налетела откуда ни возьмись, и вот уже в голове ничего нет, кроме горячечных, бредовых мыслей, кроме надежды на то, что они увидятся еще – хотя бы три раза, хотя бы два, хоть раз!
– Ты готова? – спросил Рустам.
– Да.
– Я отвезу тебя домой. Ты знаешь адрес?
– Понятия не имею.
– Как же ты собиралась добираться?
– Я должна была позвонить, за мной бы приехали.
Он немного поколебался, затем произнес:
– Ладно. Отвезу тебя туда, откуда забрал. Ни к чему тебе компромат, да еще в первый же день работы.
Вера кивнула. Она уже ждала завтрашнего дня, точнее вечера, торопя предстоящие события.
…На улице мела пурга. «Форд» стоял, запорошенный снегом, похожий на поросший мхом гриб-боровик. Пока Рустам отряхивал стекла, Вера забралась в салон. Достала мобильный, набрала номер Гузель. Та отозвалась сразу же.
– Вера, мы вас потеряли! Такая метель, ветер, вы не замерзли?
– Нет, все в порядке. – Вера постаралась придать голосу беспечность, но Гузель все-таки что-то уловила, какое-то явное несоответствие.
– Вы где? Вы…одна? – в тоне ее чувствовалось напряжение.
– Я через минут двадцать буду возле института.
– Хорошо. Я сейчас занята. Динара подъедет. Стойте на крыльце, а лучше, зайдите внутрь, не то заметет.
– Спасибо. – Вера выключила телефон.
Рустам сел за руль.
– Я сказала, через двадцать минут. – Вера глянула на него вопросительно. – Правильно?
– Так и есть. – Он кивнул. Наклонился и поцеловал ее в щеку. – Какая ты красивая. Глаза такие светлые.
– Ты тоже красивый.
Рустам усмехнулся.
– Я! Скажешь тоже. Мне отец в юности все твердил, что я похож на орангутанга.
Вера улыбнулась.
– Вот-вот, – лукаво проговорил Рустам. – На большую такую обезьяну. А ты говоришь, красивый.
– Для меня, – тихо произнесла она и опустила глаза.
Он обнял ее, притянул к себе.
– Хорошая ты моя девочка! Вера-кызым. Ну, ладно, пора ехать.
Она послушно отстранилась, уставилась в окно. Рустам завел мотор.
Дорогой оба молчали. Вера уже стала волноваться, что их встреча окажется последней. Спросить же у Рустама самой, где и как они завтра увидятся, ей не позволяла гордость.
– Приехали.
Вера увидела освещенное крыльцо института.
– Тебя точно заберут? – поинтересовался Рустам.
– Точно.
– Ну тогда беги. Завтра в то же время я буду тебя ждать здесь. Пока.
– Пока. – Она распахнула дверку. В лицо ей дохнул ледяной ветер.
Под ногами хрустко поскрипывал снег. «Форд» мигнул огнями и утонул во мгле.
Вера с трудом доковыляла до крыльца. Ей казалось, что ее оглушили. Она не понимала, что произошло. Что это – наивысшее счастье, свалившееся нежданно-негаданно или великая беда, от которой нет спасенья? Ей смутно вспомнилась Москва, Митя. Ведь она должна будет вернуться туда, вернуться к нему, жить с ним, спать в одной постели. Как такое возможно после всего, что сейчас было?