Лодки миновали очередную излучину, и шаман вздохнул: как ни горько, но поиски потеряли всякий смысл. Зачем детям уплывать так далеко? Что могло заставить их полдня сидеть на дереве? Почему они не вернулись, увидев, что мимо тянется уже Дальняя топь? Почему не испугались тигра и не кинулись к другому берегу? Объяснение всему этому напрашивалось только одно, и было оно очень, очень печальным.
— Смотрите, это знак! — привстав в осиновой долблёнке, указал вперёд Чужой Голос. — Это тени! Тени без людей! Я должен обратиться к духам, они хотят говорить со мной.
Охотники честно попытались разглядеть что-либо над блестящей поверхностью реки, никаких теней не заметили, но возражать шаману не стали. Ведь духи приходили только к нему, только он слышал их голоса и сам говорил голосами духов. Лодки повернули к берегу, причалили возле небольшой поляны, и мужчины выбрались на берег.
— Расступитесь. — Шаман опустился на колени, наклонился, поцеловал траву, сдвинул вперёд висящую на плече плетёную из листьев рогоза сумку, откинул край, достал туесок из бересты, высыпал на ладонь несколько щепоток порошка из гриба-красноголовика, помогающего увидеть иной мир, кинул себе под язык и надолго замер, рассасывая зелье. Когда же сознание знакомо помутилось, открыл глаза и быстро закрутил головой, громко призывая духов:
— Ой-я бобу! Ой-я, еу, еу…
От быстрого вращения головой и протяжного горлового пения голова закружилась, мир вокруг слился в яркие белые, синие и зелёные кольца, размазался, и шаман окончательно потерял сознание — свалился набок, мелко затрясся, изо рта потекли жёлтые пенящиеся струи.
— Чужой Голос, ты меня слышишь? — присел рядом на колено Белый Камень. — Ты здесь или ушёл? Что за дух в этом теле, отвечай!
— Дух-х… — сипло ответил совсем другой, незнакомый, не шамана голос. — Здес-сь…
— Ты видел детей, здешний дух?
— Ви-иде-ел… — просипел некто, вошедший в тело шамана.
— Где они сейчас?
— Забра-ал…
— Кто забрал? — не выдержал Ломаный Клык. — Их сожрал тигр? Они утонули?
— Не-е-ет… — слабо шевелясь, ответили губы шамана.
— Подожди, — отодвинул охотника Белый Камень. — Духов нужно спрашивать проще. Скажи, детей схватил тигр?
— Не-е-ет…
— Они утонули?
— Не-е-ет…
— Они живы?
— Да-а-а-а…
— Где они сейчас?
— Забра-ал…
— Кто забрал, куда?
— Забра-ал…
— Кто забрал? Куда? — нетерпеливо повторил вопрос Белый Камень.
— Я-а-а-а… — выдохнули губы, и шаман перестал биться в конвульсиях.
Чужой Голос перекатился на живот, приподнялся на четвереньки, тряхнул головой. Дополз до воды и опустил лицо в воду. Поднял, пополоскал рот, сплюнул в сторону, опустил снова. Поднял, откинулся, сел на камни:
— Кто-то приходил? Здесь были духи?
— Да, — кивнул Белый Камень. — Дух сказал, что тигр не тронул детей, что они не утонули и живы до сих пор. Но кто-то их забрал… Дух сказал: «Я».
— Значит, он и забрал, — устало потер виски шаман. — Теперь понятно, куда они пропали и почему нет следов. Духи забрали их к себе, в свой мир. Забрали живыми, не причиняя боли и не убивая. Детям сейчас хорошо. Может быть, когда-нибудь мы их даже увидим. Но сейчас их нет. Их забрали духи.
— Вот как… — Белый Камень надолго задумался, потом медленно кивнул: — Хорошо хоть, они всё-таки живы. Но в мир духов у нас пути нет. Горько мне, но придётся возвращаться без них. Мне жаль, Клык. Жаль, Рык. Надеюсь, духи будут милостивы к ним в своих землях. Спускайте лодки, братья. Плывём домой.
Пыхтун же в эти мгновения и не вспоминал об оставшихся где-то далеко за лесами соплеменниках. Он искал место для трутной ямы. Ведь добывать огонь с помощью трения — очень трудно, даже в сухие дни не всегда получается. В сырую погоду — невозможно вообще. Поэтому огонь лучше не разжигать, а хранить. Самый лучший способ — в сухих ямках, набитых пересохшей трухлявой древесиной или трутом с берёзовых древесных грибов и слегка присыпанных от лишнего воздуха. Яма размером с человеческую голову способна тлеть почти два дня. В любой момент её можно разрыть и раздуть огонь. Или досыпать свежего трута взамен истлевшего. Но она должна быть обязательно сухой, сухой в любой ливень. Если в яму затечёт вода — всё погаснет.
Дома люди делают такие ямы возле очага, на возвышении. Но в доме не бывает дождей. В лесу же сухое место найти весьма не просто. В низинах земля сырая просто всегда, на взгорках — в дождь по склонам течёт вода и заполняет любые ямки. Причём в песке ни защитной канавы, ни бортика не сделать — влага всё равно просочится. Поэтому в первую очередь паренёк пошёл на вершину холма. Туда, куда вода не способна стечь никаким образом. Увы, именно вершину облюбовали для себя могучие тёмные ели, которые, как известно, сухости не любят. На всякий случай Пыхтун всё же копнул опавшую хвою, но под ней, как и ожидал, наткнулся на чуть влажный дёрн.
— Здесь ямы не вырыть, — разочарованно вздохнул он, пробираясь между тяжёлыми лапами, вышел на обратный склон и замер, увидев просто сказочное зрелище: молодую сосну, сломавшуюся на высоте его роста. Такое в лесу случается часто, особенно после зим с оттепелями: влажный снег налипает на высокую крону дерева, подмерзает, налипает снова и оказывается столь тяжёл, что сперва сгибает дерево, а потом и ломает его. Только на здешнем холмике таких ломаных сосен было больше десяти. Но эта — лежала на почти ровном участке на вершине холма и не отломалась от высокого пня, удерживаясь комлем на толстом куске дерева.
— Дом! Это же готовый дом! — пробормотал Пыхтун и поднял взгляд на небо. Оно оставалось безмятежно-голубым. Но рано или поздно зной неминуемо закончится, Мудрый Бобр проснётся и начнутся дожди. К этому времени было бы неплохо иметь укрытие от непогоды. Паренёк покрутился на месте и побежал назад: — Снежана! Снежана, собирайся! Я нашёл нам дом!
— Ты где, Пыхтун?! — из-за елей закричала в ответ девочка. — Иди сюда! Принеси мне лопухов, мне не в чем готовить!
— Это ты сюда иди, я такое место…
Тут паренёк спохватился, что его спутница сама ходок плохой, и замолчал. Вернулся под сломанную сосну, разворошил хвою. Песок снизу был, понятное дело, влажный. Но это ведь под хвоей! На воздухе, на солнце высохнет быстро. Пыхтун раскидал в стороны мох и мусор на два шага в ширину и десять в длину и громко ответил:
— Иду!
— Ну, ты где? — обиженно спросила девочка, когда он прибежал к костру. — У меня уже полдня в животе урчит! Листья лопуха нужны, чтобы корни запечь.
— Сейчас! Сейчас принесу. — Мельком глянув на её белую распухшую ногу, Пыхтун бегом промчался вниз по склону, в траве на прогалинах между осинами надрал крупных лопухов, поднялся наверх: — Держи!
— Наконец-то! — Снежана уже успела расчистить песок и сделать небольшую выемку. Теперь девочка застелила её листьями, чтобы не пачкать еду, на них в три ряда выложила корни рогоза, сверху опять же закрыла еду листьями, насыпала тонкий слой песка, палочкой нагребла сверху угли из кострища, добавила дров. — Скоро готово будет, Пыхтун. Далеко не уходи.
— Я рядом…
Паренёк быстрым шагом обогнул ельничек, хорошенько переворошил подсохший сверху песок под сосной, руками вырыл ямку ближе к кроне.
Теперь опять следовало немного подождать, и он отправился в новый обход своих ближних владений, собирая валежник. Зверей на облюбованном холме явно не было, а потому он оставил своё новенькое копьё возле Снежаны, и набирал в обе руки полные охапки хвороста, восхищаясь здешним изобилием. Богатый лес, не то что возле деревни, где даже тяжеленные сухостоины — в радость.
К тому времени, когда возле будущего дома лежала целая гора толстых сухих сучьев, как раз поспели корешки. Маленькая стряпуха не подкачала — угощение и не подгорело, и хорошо пропеклось.
— Ты просто молодец! Настоящая хозяйка! Никогда ещё не пробовал такой вкуснятины! — похвалил её Пыхтун, уплетая сладкие и плотные корешки, пахнущие дымом и прошлогодней листвой.
— Это меня мама научила, — зардевшись, призналась Снежана. — Если спеть песню про весну столько раз, сколько пальцев на руках, корни как раз как надо запекаются. Ой, как тут хорошо! Тепло, спать хочется…
Впервые за последние три дня дети наелись досыта, и у Пыхтуна тоже начали слипаться глаза. Но он не мог позволить себе сна. У него, как мужчины, имелось ещё очень, очень много неотложных дел. Паренёк подхватил с земли из кучки полукруглый кремневый скребок и побежал к озеру. Крепким острым инструментом работать было легко и приятно. Пыхтун с удивившей его самого скоростью нарезал охапку камыша, вернулся на холм. Опустил возле девочки:
— Чего не спишь? Чужой Голос сказывал, хвори во сне быстрее всего уходят.
— Пить очень хочется. Хотела спуститься, а нога не идёт, — пожаловалась Снежана. — Не болит, я и забыла.