Генеральный директор провел рукой по седеющему виску и признался:
– Дело в том, что я, в сущности, очень одинокий человек. У меня, конечно, есть жена. Но она давно уже вроде делового партнера. У нас ведь фирма оформлена на двоих. И доходы мы делим пополам. Вы представляете, как это? Я тут пашу как проклятый, она спит до двенадцати. Потом мотается по всяким там соляриям, фитнесам, бутикам и кабакам. Чтоб они все сгорели к чертовой матери! А мне самому и голову-то приклонить негде.
– Но у вас же есть Бронислава, – напомнила Женя.
Михаил Михайлович задумался. Затем в очередной раз вздохнул и произнес устало:
– Сплетни. И потом, мне сорок четыре года, а Броне всего двадцать. Как вы себе это представляете?
Женя пожала плечами.
– Ну вот, – обрадовался генеральный директор. – К тому же я собираюсь Броню уволить.
– Не надо, – попросила Лукошкина, – она же со всем справляется.
Женя догадывалась, к чему клонит Михал Михалыч, но не верила, что догадывается правильно, а потому не возмущалась и не прервала разговор сразу. В конце концов, генеральному, вероятно, просто захотелось излить душу – не всем мужчинам, как известно, везет с женами.
– Брониславе можно ничего не говорить, – предложил генеральный директор. – Мы же не будем афишировать наши отношения. Вы согласны?
Михаил Михайлович посмотрел на Женю и сам испугался того, что увидел в ее глазах. Даже, кажется, испытал нечто похожее на смущение.
– Ну, это вы неправильно… то есть… А что тут особенного? Вы симпатичная, вам надо делать карьеру… Деньги зарабатывать опять же. Все так делают…
В тот момент открылась дверь, и в кабинет вошла секретарша. Вполне вероятно, перед тем как войти, Бронислава постояла какое-то время за дверью, а потому могла слышать последние слова начальства. Но Михаил Михайлович оказался тертым калачом – он повторил последнюю фразу, но уже уверенным и властным тоном.
– Все так делают. А мы будем делать поликарбонат! Поликарбонат для теплиц. Скоро весна, и на него будет большой спрос.
Генеральный директор повернулся к двери и как будто только сейчас заметил присутствие секретарши.
– Что тебе, Бронечка?
– Вы назначали совещание на двенадцать, – напомнила секретарша.
– Ну и?
– Уже без пяти минут.
Михал Михалыч вскинул руку и взглянул на свое запястье. Часы у него были золотые.
– Без трех, – уточнил он.
После чего посмотрел на Женю.
– Идите, Лукошкина! И тщательно разработайте рекламную стратегию по поводу продвижения на рынок поликарбоната. Особенно в рамках моих пожеланий и советов, высказанных только что.
Женя вышла из кабинета начальства, забилась в свою конуру, и ее начало трясти от жалости к себе. Ее не уважают, с ней можно обращаться как с вещью, ей можно предлагать всякие гнусности, зная, что в ответ не будет ни пощечины, ни положенных в подобных случаях слов.
К стеклянной стене подошел один из менеджеров по продажам и, приветливо улыбаясь, постучал по стеклу пальцем. Женя опустила пластиковую шторку, уткнулась лицом в ладони и заплакала.
Сказать, что Женя никогда не пользовалась вниманием мужчин, было бы неправдой. Красавицей она себя не считала, но в том, что не уродина, была уверена наверняка. На начальных курсах на нее не обращали внимания сверстники – тогда Женя была не в их вкусе, слишком худенькая, а следовательно, декольте и обтягивающие блузки были придуманы не для нее. Но потом природа скрепя сердце отдала Лукошкиной то, что положено. Хотя и не в полном объеме. И почти сразу у Жени случился роман. На Лукошкину обратил внимание первый красавец курса, а может, и всего факультета Слава Нильский.
Он был высок и широкоплеч. Все на нем было с иголочки. Девочки искали возможность пообщаться с ним, подходили с какими-нибудь вопросами, попросить распечатку записи лекции или просто стрельнуть сигаретку. Однако Слава, во-первых, не курил, а во-вторых, хотя и приходил на лекции с диктофоном, но никогда не делал распечаток. Девушки смотрели ему вслед, а потом хмыкали, чтобы никто их ни в чем не мог заподозрить. Все были в него влюблены. И почти все безответно. Только Алла Пасюк смогла завладеть его сердцем.
Алла была на два года старше Жени и ровесницей Нильского, но не это, разумеется, покорило его. Дело в том, что Пасюк была признанной обществом красавицей. Девушка участвовала в конкурсах красоты и побеждала. Мисс России ей стать не удалось, но в тройку первых красавиц она все-таки попала.
– Там все куплено заранее, – как-то сказала Алла в курилке, – все проплачено. Какой-нибудь бизнесмен выбирает себе девочку и ставит перед ней условие. Эти дуры с радостью соглашаются, а потом уже идет конкурс кошельков – кто больше даст. Мне же приходилось всего добиваться самой.
Алла была родом с Украины, где, как известно, красивые девушки всего добиваются сами. Украинская природа щедро одарила ее. Пасюк была высока, тонка в талии и полногруда. Носила мини-юбки и маечки с глубоким вырезом. Нильского Алла тоже взяла сама, хотя Слава не особо и сопротивлялся. Они были эффектной парой. Очень скоро стали жить вместе, на факультете появлялись вдвоем, а потом под ручку уходили после окончания лекций. Так прошагали весь первый курс и почти весь второй. И вдруг Алла исчезла. Злые языки говорили, что Пасюк забеременела, но проверить это утверждение было трудно, так как Слава молчал. А если его спрашивали напрямую, когда же его подруга появится на факультете, лишь пожимал плечами.
Перед летней сессией Женя пришла на консультацию по истории русской журналистики и увидела в аудитории Нильского. Тот сидел один, и больше никого не было.
– Отменили консультацию, – объяснил он. – А ты разве не знала?
Женя покачала головой. Потом удивилась:
– А ты что здесь делаешь?
– Тебя жду, – ответил красавец.
Это, конечно же, было неправдой. Откуда бы Славе знать, что ей ничего не известно об отмене консультации и что она припрется сюда, как дура? Ложь, конечно, но настолько сладкая, что у Жени защемило сердце. А Нильский встал и направился к ней. Шел, как будто знал, что у сокурсницы душа ушла в пятки от того, что он пройдет мимо. Пройдет красиво, не обернувшись даже, как будто проходит мимо пыльной витрины, в которой его красота никак не отражается. Но Слава остановился, улыбнулся ослепительно и сказал:
– Давай посидим где-нибудь.
Теперь сердце Жени заныло в радостном ожидании неведомого прежде счастья.
Они спустились в подвальчик со сводчатыми стенами, где располагался маленький бар, а столики были на двоих. В городе сиял солнцем день, но здесь, в помещении с зашторенными узкими, вытянутыми под потолком окнами, стоял полумрак, и на некоторых столах горели свечи. Пахло сиренью и дорогим табаком. Слава подошел к стойке уверенно, словно бывал здесь часто, может быть, каждый день. Взяв бутылку брюта и два бокала, направился к столику, за которым примостилась Женя. Не сбавляя шага, открыл бутылку, причем легко, одним движением, – бутылка лишь тихо охнула приглушенным ладонью Нильского хлопком…
Была середина майского дня, но вечер наступил на удивление быстро. Возможно, в сумерках бара вечер жил всегда, не уходил отсюда никогда. Но Женя не догадывалась об этом.
Она случайно взглянула на часы и удивилась:
– Половина десятого?
– Посидим еще немного, – предложил Слава.
Женя покачала головой и вдруг поняла, что пьяна. Ей даже смешно стало от того, что голова может так кружиться. Она выбралась из-за столика, и ее качнуло – ноги почему-то не хотели ее держать.
– Мне, кажется, шампанское в голову ударило, – призналась Лукошкина и засмеялась.
Люди, сидящие за другими столиками, обернулись на нее. Маленький подвальчик к тому времени оказался заполненным посетителями, но когда они появились здесь, Женя вспомнить не могла. Как не могла вспомнить, куда исчезли шесть часов, проведенных ею в компании сокурсника. В голове крутились обрывки разговоров, какие-то истории, рассказанные Славой, только все путалось и ясности не было.
– Я провожу тебя, – сказал Нильский.
Женя кивнула и едва не упала Славе на грудь.
Поймали такси и вдвоем уселись на заднем сиденье. Слава обнимал ее за плечи. А потом, открывая перед ней дверь подъезда, придержал Женю за локоть, повернул к себе и поцеловал. Поцеловал быстро, как будто спешил куда-то.
– Надо было ко мне поехать, – шепнул он.
– Надо было, – согласилась Лукошкина и сама испугалась того, что могло случиться, если бы поехали к нему.
– Ты – классная, – снова шепнул Слава.
И побежал к ожидающему его такси.
– Эй! – крикнула ему вслед Женя.
Нильский уже почти добрался до машины.
– Эй! – крикнула она снова.
Слава остановился и посмотрел на нее, словно ожидая того, что девушка непременно предложит подняться к ней. Наверняка так и считал. И не сомневался, что может быть иначе. Даже сделал шаг назад к дому.