Братья-рыцари по шатающимся и скрипящим сходням сошли на берег и принялись ждать, пока не сведут коней. Вслед за ними с борта корабля спустился брат Гаусельм. На голову монах водрузил широкополую шляпу, защищающую от жары. Лютня в кожаном чехле висела на боку.
– Если ты собираешься в Святой Град, то предлагаю тебе и дальше следовать с нами, – сказал ему брат Анри. – Для тебя это будет безопаснее, а для нас – веселее.
– Благодарю за предложение, – ответил трубадур, – но я для начала направлюсь на север, в Триполи. Там говорят на родном моему сердцу лимузенском наречии. Святой Град, как я думаю, никуда не убежит от меня.
– Как знаешь, монах.
– Прощайте, братья-рыцари, – Гаусельм поклонился. – Да благословит вас Господь!
– Прощай.
Вскоре высокая фигура трубадура скрылась в портовой толчее.
Один из оруженосцев был послан в командорство Ордена в Акре, и вскоре вернулся. Вслед за ним прибыли скрипящие колесами телеги, влекомые серыми, точно покрытыми пылью, мулами. Вместе с ними явились многочисленные слуги Дома, которые принялись сгружать привезенное добро с борта "Святого Фоки".
– Что же, нам пора ехать, – проговорил брат Анри, когда по сходням были сведены лошади рыцарей. Один за другим братья забрались в седла и двинулись прочь от пристани.
Робер с удивлением крутил головой. Акра оказалась больше Руана, самого крупного города Нормандии, больше даже Марселя, величайшего порта Франции. Дома были сплошь каменные, из известняковых блоков, искусно скрепленных между собой. Улицы между ними были грязны, повсюду виднелись потеки нечистот, а у стен домов лежали кучи мусора. Среди них шныряли крысы, огромные, точно собаки.
Припортовый район мог похвастаться множеством харчевен, из открытых дверей которых тянуло острыми запахами. Вместе с вонью от выгребных ям и царящей вокруг жарой, от которой на коже выступала испарина, они создавали впечатление, что не едешь по городской улице, а плывешь на коне через горячий суп, сваренный из тухлого мяса и обильно приправленный пряностями.
Миновали улицу, отведенную для увеселительных заведений. При виде рыцарей Храма зазывалы, которые обычно драли глотки, приманивая моряков и купцов, стыдливо умолкали, а когда небольшая кавалькада миновала их, продолжали славить "прелести несравненных красавиц, выкраденных из гарема самого халифа багдадского". К тому времени, как рыцари добрались до командорства, расположенного в северной части города, на самом морском берегу, Робер был совершенно ошеломлен необычной обстановкой. Все вокруг слилось в сплошное разноцветное пятно, из которого выступали отдельные детали: открытая лавка, внутри которой разложены дорогие ткани, уличные мальчишки, смуглые, словно чертенята, слепой нищий, молящий о помощи воину, пострадавшему за Христа при взятии Иерусалима [58] , патруль городской стражи в легких кожаных доспехах, стена высотой не меньше, чем в пять туазов, над которой в блекло-голубом небе плещется знамя Ордена.
В этот момент он снова очнулся. Дом Ордена в Акре удобно расположился на вдающемся в море мысу, на самой оконечности которого стояла исполинская древняя башня, возведенная еще мусульманами. У основания мыса братья построили еще одну башню, огромные стены которой и поразили молодого рыцаря. Она надежно отделяла командорство от остального города, превращая его в крепость внутри крепости.
Вслед за собратьями Робер проехал через распахнутые ворота, и оказался в сводчатом коридоре, ведущем в обширный внутренний двор. Ворота с грохотом захлопнулись за спиной рыцарей.
Во внутреннем дворе их уже ждали. Очень толстый человек в черных одеждах сержанта бросился навстречу брату Анри, который, к удивлению Робера, спешно соскочил с лошади и заключил толстяка в объятия.
– Брат Жан! – сказал он громко. – Во имя Господа, я очень рад тебя видеть! Неужели ты стал командором Акры [59] ?
– Воистину так, брат Анри! – ответил толстяк. – После того, как я сделался слишком тяжел, чтобы садиться на коня и ходить в бой, меня определили на это место! Тут от меня будет гораздо больше пользы!
Тамплиеры дружно рассмеялись.
Робер спрыгнул с седла, ощущая, что от обилия впечатлений голова готова лопнуть. Толстый брат Жан тем временем раскланивался с новоприбывшими.
– Брат Андре, брат Гильом! А это что за молодой воин?
– Это брат Робер, – сказал брат Анри. – Весьма многообещающий молодой рыцарь. Он из Нормандии.
– Ну что же, – брат Жан всплеснул руками. – Прошу вас, сеньоры, омойтесь и по звону колокола ждем вас в трапезной! Где расположены гостевые покои, вы знаете…
По звону колокола братья-рыцари заняли место за своим столом, а нищие, которых по традиции кормят в каждом из командорств Ордена – за своим. По звону второго, малого колокола, сели на свои места братья-сержанты и оруженосцы, а также туркополы [60] .
Обед, на котором подавали баранину и травы [61] прошла в достойном Ордена молчании. Капеллан, расположившийся на специальном возвышении в центре трапезной, услащал слух братьев отрывками из Четвертой книги царств, про истребление дома Ахава и царского племени.
После трапезы командор пригласил приехавших рыцарей к себе. Помещение, отведенное ему, совсем не походило на келью. Сквозь узкое стрельчатое окно, забранное железной решеткой, падали желтые солнечные лучи, но толстые стены не пускали жар внутрь. Когда братья уселись на широкой лавке, стоящей вдоль стены, им было предложено разбавленное вино.
Когда оруженосец, разливавший напиток, удалился, брат Жан поднял кубок и сказал:
– За Дом и за Орден!
– За Дом и за Орден! – повторили рыцари, и каждый отпил несколько глотков. Вино оказалось густым и сладким, совсем не таким, к какому Робер привык дома. Оно приятно щекотало небо и охлаждало горло.
– Поведай, брат Жан, – сказал брат Анри, – что же случилось в Святой Земле за те полтора года, что меня здесь не было?
– Нет уж! – толстый командор рассмеялся. – Первыми рассказывают гости! Что интересного в милой Франции, где я не был, дай Бог памяти, уже двадцать восемь лет? Как там моя родная Пикардия?
– Там мне тоже довелось побывать, – ответил брат Анри. – Год назад. Все там было спокойно. Под жесткой рукой Завоевателя [62] свары затихли.
– Не то что во дни моей молодости, – мечтательно протянул брат Жан. – Тогда каждый барон был сам себе хозяин и, клянусь Святым Крестом, мог грабить кого угодно! Чего еще?
– А ничего особенного. Филипп и Иоанн заключили перемирие после того как сенешаль Пуату, Эмери де Туар перешел на сторону Филиппа.
– Недаром говорят "вероломен, точно пуатевинец"! – усмехнулся командор. – И больше никаких новостей?
– Ну не считать же новостью, клянусь Святым Отремуаном, что в Оверни опять воюют! – де Лапалисс рассмеялся.
– Воистину так! – поддержал товарища брат Жан. – А у нас все по-прежнему. Король Амори, слава Господу, жив и здоров, скоро будем подыскивать ему невесту! Бальи королевства Жан д'Ибелен правит по прежнему. Бароны во главе с Рено Младшим из Сидона и Раулем Галилейским недовольны, но кто их послушает. Весной Малик аль-Адиль напал на графство Триполи, решил за что-то отомстить госпитальерам.
– И что?
– А ничего у него не вышло, – пожал пухлыми плечами командор Акры. – Обломал себе зубы о Крак де Шевалье [63] и убрался восвояси!
– А кто такой Аль-Адиль? – спросил Робер. – И почему христианские государи дозволяют ему нападать на свои владения?
– Малик Аль-Адиль – султан Вавилонии и Синайских земель, – ответил брат Анри. – Его армия насчитывает десятки тысяч всадников! Нападать на него – безумие! Гораздо выгоднее жить с ним в мире!
– Но разве возможен мир с неверными? – искренне изумился Робер. – С врагами веры Христовой?
Старшие рыцари обменялись понимающими улыбками.
– Когда я впервые прибыл сюда, – проговорил брат Жан, задумчиво почесывая подбородок, – то тоже думал похожим образом: пулены [64] – трусы, а мы сейчас соберемся, и всей силой ударим по сарацинам так, что дойдем до самого Багдада! Со всеми неверными мир заключить невозможно, ведь помимо Аль-Адиля есть Аз-Захир в Алеппо, Аль-Мансур в Хаме и множество мусульманских князьков поменьше. Воевать с ними со всеми гибельно. Даже король Людовик и император Конрад вместе [65] не смогли завоевать один Дамаск! А ведь у них была огромная армия! Поэтому нам приходится заключать мир с некоторыми неверными [66] и силой сдерживать других! Вы поняли меня, молодой рыцарь?
– Да, – кивнул Робер, силясь осознать услышанное. Оно плохо вязалось с теми мечтами, которые он питал, вступая в Орден Храма: во главе победоносной армии сражать сотни сарацин, завоевывая для христиан новые и новые земли…