Астрид Линдгрен В Бюллербю всегда весело
В Бюллербю всегда весело
Меня зовут Лиза, мне девять лет, pi я живу в Бюллербю. Мама говорит, что наша деревня называется так потому, что мы, дети, слишком громко булькаем, когда пьём воду или едим суп. Она говорит, что не понимает, как шестеро маленьких детей могут так громко булькать. Ей кажется, что нас во много раз больше. Но я думаю, что главный «булькальщик» у нас Лассе. Он вообще шумит столько, сколько десять мальчиков вместе взятых. Я в этом уверена. Боссе и Улле тоже помогают ему, как могут. А вот Бритта, Анна и я играем в тихие игры, по крайней мере, иногда.
Если кто-то хочет приехать к нам в Бюллербю, ему приходится проехать много крутых холмов. Потому что Бюллербю лежит очень высоко. А если бы он лежал ещё выше, мы могли бы дотянуться до звёзд обычными граблями. Так говорит Лассе. Из Бюллербю открывается изумительный вид. Хотя в основном нам виден только лес. Но многие считают, что это-то и есть самое красивое. К нам приезжают специально, чтобы полюбоваться нашим видом. Один раз к нам на автомобиле приехала нарядная дама и с ней маленькая девочка.
— Мы только хотели полюбоваться вашим видом, — сказала дама. На ней было красное пальто и красная шляпа, она была очень красивая. Девочка тоже была красивая, в голубом платьице с маленькой красной брошкой. Её звали Моника, и лет ей было примерно, сколько мне.
Мама Моника спросила, нельзя ли им зайти в наш сад и выпить немного вишнёвого сока. А мне она предложила поговорить с Моникой. Мне бы хотелось, чтобы здесь были Бритта с Анной и помогли мне. Но они ушли по делам в Большую деревню. А вот Лассе, Боссе и Улле были дома, но им было неинтересно разговаривать с девочкой. Они веселились за углом дома. Иногда они выглядывали оттуда, что-то кричали и смеялись.
— Это твои братья? — спросила Моника.
— Только Лассе и Боссе, но не Улле, — ответила я.
— А кто такой Улле? — спросила Моника.
— Улле — это мальчик, у которого очень короткие волосы.
В это время из-за угла на ходулях вышел Лассе. Я уверена, что он хотел просто покрасоваться. Ходули у Лассе такие высокие, что, стоя на них, он может заглянуть в окна второго этажа. Он так и сделал однажды, когда я сидела у себя и играла в куклы. Неожиданно он всунул голову ко мне в окно, приподнял шапку и сказал:
— Добрый день, уважаемая сударыня, как вы себя чувствуете?
Сперва я до смерти испугалась, потом бросилась к окну и увидела Лассе на ходулях. Он тогда встал на них первый раз.
Но теперь он хотел пофасонить перед Моникой. Он прошёл на ходулях через весь сад и крикнул Боссе и Улле:
— Здесь сверху отличный вид!
Наша служанка Агда как раз собиралась кормить поросят. Она выставила ведёрко с пойлом перед дверью кухни. Лассе споткнулся о ведёрко и полетел кувырком на землю. Мало того, что он лишил поросят их вкусного пойла, он сам с головой в нём вымазался.
— У нас отсюда тоже красивый вид, — сказал Боссе, он хохотал и бил себя по коленям. Моника тоже засмеялась. Лассе быстро убрался в прачечную и вымылся там под краном. Потом вернулся к нам насквозь мокрый и по-прежнему очень злой. Он выжал воду из волос, взглянул на Монику и сказал:
— Чего не сделаешь, чтобы развеселить человека!
Мама велела ему пойти в дом и переодеться в сухое, он переоделся и тут же вернулся. Потом мальчики разговорились с Моникой. Кроме Улле, конечно, он никогда не разговаривает с незнакомыми. И вдруг он неожиданно предложил Монике:
— Хочешь взглянуть на мою сестру?
Побежал в дом и привёл оттуда Черстин.
Черстин полтора года. Улле очень её любит. И это не удивительно, ведь она такая хорошенькая, к тому же других сестёр у Улле нет. И братьев тоже. Он посадил Черстин Монике на колени, и Черстин тут же вырвала у неё клок волос. Но Моника даже не рассердилась. Она знала, что маленькие дети плохо понимают, что делают.
А я стояла и любовалась её брошкой.
— Какая красивая у тебя брошка! — сказала я.
— Хочешь я её тебе подарю? — спросила Моника.
Но я не захотела, я похвалила её брошку вовсе не для того, чтобы она мне её подарила.
Однако Моника сняла брошку и сунула её мне в руку. И её мама сказала, чтобы я непременно приняла этот подарок. Хотя моя мама была против.
— Нет, так не годится, — сказала мама.
Но брошку я всё-таки получила, она была усыпана маленькими красными бусинками, и ничего более красивого я в жизни не видела. Теперь она моя. И лежит в коробочке у меня в столе.
Вскоре из Большой деревни вернулись Бритта и Анна. Увидев на дороге автомобиль, они страшно удивились. К нам в Бюллербю редко приезжают автомобили, потому что дальше дороги нет. Да и та, что есть, узкая и вся в рытвинах. Бритта и Анна остановились у нашей калитки и не решались зайти к нам, потому что моя мама в саду пила сок вместе с мамой Моники. Но я крикнула девочкам:
— Чего вы уставились? Не видели никогда, как люди пьют сок?
Тогда они вошли к нам и поздоровались с Моникой.
— Сколько всего детей живёт в Бюллербю? — спросила Моника.
— Шесть с половинкой, — ответил Лассе. Он считал, что Черстин ещё слишком мала, чтобы считаться целым ребёнком. Это очень рассердило Улле:
— Сам ты половинка! — крикнул он.
Мы объяснили Монике, что Бритта и Анна живут в Северной усадьбе, Лассе, Боссе и я — в Средней, а Улле и Черстин — в Южной.
— Я бы тоже хотела здесь жить, — сказала Моника.
Напившись соку, мама Моники села в автомобиль, пришлось сесть и Монике. Её мама ещё раз взглянула на открывавшийся из Бюллербю вид и сказала:
— А не слишком ли скучно и однообразно жить в лесу так далеко от людей?
— У нас столько дел, что нам некогда даже думать об этом, — ответила ей моя мама.
Мне мама Моники показалась немного глупой. Вовсе у нас не скучно и не однообразно. В Бюллербю всегда весело!
И автомобиль уехал. Моника махала нам, пока они не скрылись за поворотом.
Больше мы её никогда не увидим, подумала я. Теперь от неё осталась только брошка. Иногда я ненадолго даю Бритте и Анне её поносить.
Потом мы побежали к дедушке, который живёт в комнате на чердаке в Северной усадьбе. Это дедушка Бритты и Анны. Он почти слепой. Но ему хочется знать обо всём, что происходит в Бюллербю, и мы рассказали ему об автомобиле и о Монике. Дедушка говорит, что если бы в Бюллербю не было нас, детей, он бы никогда ничего не знал. Потому что взрослым некогда подниматься к нему и рассказывать новости.
Мы всегда всё ему рассказываем. Дедушку очень заинтересовал этот автомобиль, и Боссе описал его подробнейшим образом. Потом я дала дедушке подержать мою брошку. И сказала, что она вся усыпана маленькими красными бусинками, так что дедушка мог представить себе, что она очень красива. И наконец я сказала, что маме Моники показалось, будто жизнь в Бюллербю скучна и однообразна, на что дедушка сказал:
— О-хо-хо, до чего же глупы бывают люди!
Дедушка думает так же, как я, что в Бюллербю всегда весело.
Мне дарят ягнёнка
Но веселее всего у нас бывает весной. Правда, так считаю только я. Анна считает, веселее бывает летом. Ну и ещё в Рождество, тут мы с Анной согласны.
Я расскажу вам, что однажды случилось у нас весной. В Бюллербю много овец, и каждый год у них бывают ягнята. Ягнята такие хорошенькие! Они гораздо забавнее котят, поросят и щенков. По-моему, они даже забавнее, чем Черстин, но при Улле я этого сказать не решаюсь.
Когда овцы начинают ягниться, мы каждое утро бегаем в овчарню посмотреть, сколько ягнят прибавилось за ночь. Только приоткроешь дверь овчарни, как все овцы начинают блеять. И ягнята блеют, а голоски у них нежные-нежные. И почти каждая овца приносит по два ягнёнка.
Как-то в воскресенье утром я пришла в овчарню и увидела, что на соломе лежит мёртвый ягнёнок. Я побежала к папе и рассказал ему об этом. Папа пошёл выяснить, отчего умер ягнёнок. Оказалось, что у его мамы не было молока. Бедный ягнёнок умер от голода. Я села на пороге овчарни и заплакала. Вскоре пришла Анна, узнала о смерти ягнёнка и тоже заплакала.
— Я не хочу, чтобы ягнята умирали! — сказала я папе.
— А кто хочет? — горестно вздохнул папа. — Но и этот ягнёнок тоже умрёт.
Он показал мне ягнёнка, которого держал на руках. Это был брат умершего. Он тоже умирал от голода. Папа сказал, что ягнёнка придётся зарезать, чтобы избавить его от страданий. Тут мы с Анной заплакали ещё громче.
— Не хочу! — кричала я, катаясь по траве. — Не хочу, чтобы ягнята умирали!
Папа поднял меня на руки и сказал:
— Ну, полно, Лиза! Успокойся! Лучше попробуй выкормить этого ягнёнка через соску, как кормят грудных детей.
Я ужасно обрадовалась. Ведь я не знала, что ягнят можно кормить через соску. Правда, ягнёнок был очень слабенький, и папа боялся, что он всё равно умрёт. Но мы решили попробовать.