Латинянин поднялся над заборалом и уже готовился прыгнуть в крепость. Тимофей нанес сильный рубящий удар в ноги. Будто бы в ноги… Рыцарь опустил шестопер, прикрывая колено и голень. Однако Тимофей бил со скрытым умыслом.
Он изменил направление удара. С маху обрушил клинок на лестницу. Перерубил перекладину под ногами противника.
Хрустнуло. Латинянин, взмахнув руками, сверзился вниз.
А что Угрим? Тимофей снова стрельнул глазами в его сторону. И скользнул взглядом по рву.
Князь-волхв опять сводил руки. Сначала сводил, потом — разводил. И глинистые стенки рва сходились и расходились, сдвигались и раздвигались. Захлопывались, разверзались снова…
Земляная пасть захватывала штурмующих ряд за рядом. Пережевывала добычу. Втягивая живых, выплевывая кровь мертвых. Штурм захлебывался в этой крови.
Однако люди, утратившие страх, все шли и шли… Вперед, на смерть. До тех пор шли, пока внизу не взревели рога и трубы.
Ага! Михель отводил от опасного рва тех, кого еще можно было отвести. Вторая волна штурмующих откатывалась назад.
Натиск латинян, уже прорвавшихся к стенам и не дождавшихся подмоги, ослабел. Штурмовые лестницы опустели. Те, кто пытался влезть наверх, были сброшены вниз. Тех, кто остался внизу, защитники крепости добивали из луков и забрасывали камнями.
Тимофей опустил меч. Для его клинка работы здесь больше не было.
А вот Угриму, судя по всему, работенки хватало. Князь-чародей опять творил колдовство.
Ров сомкнулся в очередной раз и…
И больше уже не открывался. Зато зашевелился вал с частоколом. Заскользили по склонам насыпи тела латинян, пронзенные ищерскими стрелами, посыпались земляные комья…
Угрим, не умолкая ни на миг, бормотал неразборчивые волховские заклинания. Подавшись вперед всем телом, упершись плечом и руками в невидимую преграду, князь стал похож на мужика, бранящегося сквозь зубы и выталкивающего из колдобины перегруженный воз.
И Угрим в-в-вытолкнул!
Нет, не какую-нибудь там телегу! Князь сковырнул крепостной вал. Весь! Разом!
Плотная насыпь, полукольцом охватывавшая прижатый к речному берегу город, грузно сдвинулась с места, поползла от Острожца земляной волной, распрямляясь и слегка покачивая гребнем из заостренных кольев. Оставляя за собой густой пыльный след.
Тимофей завороженно наблюдал за движением земли. Вот вал миновал сомкнутую пасть рва. Вот стер и впитал кровавые лужи. А вот двинул дальше, постепенно набирая скорость.
* * *Конница, возможно, смогла бы спастись от такого. Пешцы — нет. Это было видно, это было ясно. Отступавшим латинянам — в первую очередь. Однако паники во вражеских рядах не наблюдалось: вероятно, вновь сказывалось внушенное Михелем и Ариной бесстрашие.
Неприятельские отряды остановились и уплотнили строй. Ровными шеренгами, подпирая друг друга, выстроились впереди щитоносцы, копейщики, алебардщики. Стена щитов, лес пик и широкие лезвия топоров на длинных рукоятях должны были первыми принять на себя начальный, самый страшный удар, расковырять земляную массу, ослабить напор.
Из задних рядов густо полетели стрелы. Залп. Еще один. Еще… Нет, арбалетчики и лучники не пытались расстреливать надвигающийся вал. Стрелы усеивали пространство между движущейся насыпью и людьми, стоявшими неподвижно. Пестрые оперения уже торчали, как трава, а стрелы все продолжали сыпаться.
Земляная масса коснулась древков. Стрелы немного, чуть-чуть, но все же замедлили продвижение вала.
Строй латинян разомкнулся. За воинами, закованными в железо, стояли две особы, не обремененные доспехами. Одна в красном балахоне. И стройная женская фигура.
Михель! Арина!
Тимофей покосился на Угрима. Князь простер перед собой руки, затем опустил ладони, словно пригибая что-то.
Перекошенный, зияющий дырами частокол сполз с вершины вала на его внешний склон. Потемневшие, заостренные концы бревен смотрели теперь не в небо, а целили в щиты и нагрудники латинян. Колья тына превратились в плотный ряд толстых копий.
Стрелки продолжали стрелять. Земляной вал, ощетинившийся деревянными зубьями, катился по ковру из оперений. Вал спотыкался о стрелы, но подминал их и все же двигался дальше.
Михель и Арина ударили. Одновременно.
Взмах рук, раскрытые ладони…
Тимофей не увидел самой магии. Он видел только результаты ее действа. В надвигающуюся насыпь будто врылись глыбы, выброшенные мощным пороком. Насыпь вздрогнула. Изломанные бревна посыпались из нее, словно выбитые зубы из десны. Разлетелись налипшие на вал человеческие останки и оружие. Утрамбованная земля брызнула вверх и назад, обращаясь в безобидные рыхлые холмики и кочки — невысокие, неприметные и неподвижные.
Еще удар, еще, еще, еще…
Маг и ворожея яростно крушили вал. Земляную стену то тут, то там разрывали широкие бреши. Расчлененная и разбитая насыпь замедляла движение, но не останавливалась.
— Вблизи-то оно, конечно, — расслышал Тимофей злой голос князя. — Вблизи так можно. Только всего вам уже не срыть. Не успеть…
И вновь невнятное бормотание. Князь-волхв, сосредоточившись, толкал порушенную насыпь дальше.
Остатки земляной стены рваной и изломанной волной накатили на стену живую. Удар был страшен. Много страшнее, чем натиск тяжелой конницы.
Сначала заостренные бревна частокола раздвинули пики и алебарды, разнесли в щепу осадные щиты, смяли доспехи, изорвали плоть. Потом латинянский строй накрыла земля. Копейные наконечники и тяжелые лезвия алебард взрыхлили и сковырнули внешний слой вала, но не остановили насыпь.
Разом сломались десятки, а может быть, сотни крепких ратовищ.
Темные земляные гребни, отчетливо различимые в море человеческих голов, ползли сквозь вражеское войско, увязая в мертвых и живых пока телах и еще сильнее замедляя ход.
Часть вала латинянам удалось разметать по бревнышкам, разрубить, разбросать, растоптать, срыть. Но лишь часть. Несколько разрозненных холмов уже прорвали вражеский строй. Изрытые, истыканные обломками копий, залитые кровью, облепленные трупами, оплывшие и отяжелевшие, они двигались на лагерь осаждающих. Медленно — гораздо медленнее, чем прежде, — но все-таки двигались. В земле покачивались прореженные, посеченные, неровно торчащие колья.
Угрим обливался потом. На лбу и шее князя-волхва пульсировали вздутые жилы. Заклинания цедились сквозь стиснутые зубы. Видимо, на таком расстоянии приводить в движение даже то немногое, что осталось, было непросто. Близился рубеж, за которым колдовская власть Угрима над валом заканчивалась.
В лагере противника началась суета. Надрывались рога и трубы. Пешие кнехты ставили рогатки и обозные повозки на пути земляных насыпей. Всадники седлали коней, готовясь к отступлению.
А Михель? А Арина? Вон они, оба! Охотятся за движущимися по ровному полю наростами. Добивают, сметают, стирают…
Латинянский маг вскинул руки вслед большому и темному земляному горбу. Земля расплескалась, словно вода. Разлетелись сломанные колья.
Ударила гречанка. По другим целям. Колдовство Арины разнесло сразу два темных бугра поменьше.
Взмах руками, магический пасс, взмах, пасс, еще и снова…
Последние остатки вала рассыпались пылью. Покатились, словно оброненное оружие, вывороченные колья. Земля сровнялась с землей. Все…
— Все, — вздохнул Угрим.
Князь опустил руки и обессиленно привалился к стене. На лице волхва не было радости.
— Мы отбили штурм, княже! — улыбнулся Тимофей и почувствовал, что его улыбке не хватает уверенности. — Теперь латиняне не скоро сунутся.
Ведь так? Так же, княже?
— Скоро, — качнул головой Угрим. Голос князя был бесцветным и уставшим. — Скоро сунутся, не сомневайся. Это был не штурм. Это была всего лишь разведка.
— Чего? — не понял Тимофей. — Чего разведка-то? Что могли вызнать латиняне, если они даже на стены не поднялись?
— Главное. Мои силы и возможности Кощеева тулова. В следующий раз Михель и Арина учтут все, что узнали, ибо сегодня они дрались не за крепость, а за знания, которые помогут войти в крепость. В следующий раз будет труднее, гораздо труднее, Тимофей.
— За знания? — Тимофей выглянул из бойницы. — И ради этого они положили столько народу?!
— Михель и Арина гонят на смерть воинов Феодорлиха, — пожал плечами Угрим. — Какое им дело до этих людей? Да и вообще… Сильные маги, стремящиеся к еще большей силе, никогда не считаются с потерями.
Тимофей огляделся. Кровь стекала со стен, у бойниц лежали тела убитых ищерцев. Отовсюду доносились стоны раненых.
— А ты, княже? — Он глянул в черные как смоль глаза Угрима. — Ты считаешься?
Угрим криво усмехнулся:
— Вынужден. У меня в Острожце не так много воинов.
Князь перевел взгляд на необъятный лагерь противника.