Я замолчал и нахмурился. Я никогда не думал об этом.
– Эрик?
– Да.
– Я тебя обидела? – она беспокойно взглянула на меня.
– Нет, просто я задумался. Я никогда не думал об учебе в таком ключе.
– Интересное открытие, правда? – она снова улыбнулась.
– Да. Интересное, – я улыбаюсь в ответ, и перевожу тему, – Какие планы на сегодня?
– Собираюсь кататься на роликах.
– На роликах?
– Да. Кстати, обычно я проезжаю мимо твоего дома.
– Помаши рукой в следующий раз.
– Обязательно. Буду размахивать изо всех сил, – Дана снова смеется, запрокинув голову.
Я снова замечаю кусочек татуировки на шее. Похоже на птицу, но никак не могу разобрать. И на руке определенно надпись, а на запястье римские цифры. Интересно, что они значат?
– Не хочешь пообедать со мной? – спрашиваю я, и у меня сердце замирает.
Я что, боюсь услышать отказ?
– Ты приглашаешь меня на свидание? – она улыбается, улыбается, улыбается.
Как же красиво она улыбается.
– Ну… – я задумываюсь, – Да. Да, я приглашаю тебя на свидание.
– И ты хочешь повести меня обедать?
– Ты же ешь еду? – я нахмурился, гадая, что такого странного в моем предложении.
– Конечно, ем, – она смеется, – Я думаю – это плохая идея.
– Почему? – я чувствую легкое огорчение
– Обед – это банально. У меня есть идея получше.
Кофе уже выпит. Она берет мою кружку и идет на кухню. Ставит посуду в раковину и разворачивается ко мне.
– Мы пойдем кататься на роликах вместе, – она подмигивает мне, и я удивленно заморгал глазами.
Снова мы. Почему меня так цепляет простое местоимение из двух букв?
ГЛАВА 8
Я сижу на стуле в спортивном магазине и примеряю ролики. Они с большими колесами, серого цвета с красными шнурками. Забавные.
– Может лучше эти? Они брутальные, – протягивает она мне другую пару, черного цвета.
Между зубами у нее зажат чупа–чупс, который она нашла в бардачке моей машины. Привет от моей бывшей. Та думала, что сосать конфету – это очень эротично. На самом деле, она постоянно стучала по ней зубами и с жутким хрустом грызла, от чего, под конец наших отношений, я начал боялся подпускать ее к своему члену.
– Брутальные? – я смотрю на них, и давлю приступ смеха. На нас итак уже продавцы косятся как на ненормальных, – Ролики?
– Ну да. И подойдут к твоему костюму. Кстати, у тебя есть вообще другая одежда? Или ты родился в рубашке и галстуке? – Дана говорит это, вытащив чупа–чупс и тряся им, как волшебной палочкой.
Вот у нее это выходит очень даже… Волнующе.
– Есть, конечно. Нужно будет заехать переодеться.
– Ну, так что? Эти с красными шнурками, – она показывает конфетой на то чудо, что у меня на ногах, – Или брутальные? – трясет черными роликами.
– Эти удобнее, – я шевелю пальцами, и они упираются в мягкую подкладку.
– Заметано.
Она берет коробку и идет на кассу. Там она берет серые перчатки и тоже отдает их продавцу. Я снимаю ролики, влезаю в свои туфли и смотрю краем глаза, как она расплачивается. Когда все готово, я подхожу к продавцу, и он заворачивает мои новые, и первые за всю жизнь, ролики в коробку, кладет ее в пакет и улыбается.
Мы выходим из магазина и идем по торговому центру. Дана шагает немного впереди, я догоняю ее.
– Сколько я тебе должен?
– Что? – она удивленно округляет глаза.
– За ролики. Ты расплатилась, – я киваю на пакет в ее руке.
– Нисколько. Это подарок, – она пожимает плечами и улыбается с чупа-чупсом во рту.
Да что, же это такое… Успокойся, извращенец!
– Подарок? – я останавливаюсь.
– Да, подарок. А что в том такого?
– Нет, ничего, – я качаю головой. Мне никогда не дарили подарков девушки, – Стой. Помнишь ты взяла с меня обещание положить продукты в пищевой банк? Ну, в корзину, для бедных?
– Да, помню. Ты его выполнил?
– Еще нет. Но сейчас выполню. Пошли, – я беру ее за руку и веду в сторону продуктового магазина, – Заодно поможешь мне выбрать. А то я даже не знаю, как выглядят обычные продукты.
Она смеется, обхватывает ладонью мою руку, и мы идем по магазину, словно влюбленная пара.
Приятное ощущение.
Она берет корзину у входа, и мы идем в отдел выпечки. Дана выбирает булку и хлеб, пару буханок. Потом мы идем к крупам, и набираем гречку и овсянку. В молочном отделе берем несколько пачек творога и две пачки яиц.
Я расплачиваюсь, получилось чуть больше пятнадцати евро. Разгружаем покупки в большую корзину у стойки информации. И идем на парковку.
– Уложился в сумму? – спрашивает Дана, продолжая сосать конфету.
Беспокойное дерганье в штанах заставляет меня нахмуриться.
– Немного больше вышло.
– Кто–то сможет питаться этим недели две.
– Ты серьезно? – я останавливаюсь как вкопанный посреди парковки.
– Да. А что тебя удивляет?
– Но мы же ничего особенного не купили…
– Еда – это еда, Эрик. Белки, жиры и углеводы. Поверь, пачка риса или буханка хлеба порадует голодного не меньше, чем устрицы или сыр с плесенью.
Очередное открытие.
Я хоть раз задумывался о том, что я могу просадить за вечер пару сотен евро, а кто–то получает такую зарплату и пытается выжить на эти деньги?
Я хоть раз заботился о ком–то?
Человек, живущий внутри меня, неодобрительно качает головой и укоризненно молчит. Ответ очевиден.
– Ты часто это делаешь? – спрашиваю я, открывая багажник и ставя туда пакет с моим подарком, – Помогаешь другим?
– Стараюсь делать это каждый день. По мелочи, то там, то сям.
– Что тебе это дает?
– Я чувствую себя человеком, – обыденно отвечает она, пожав плечами.
Опять удар под дых.
Как давно я ощущал себя человеком?
И ощущал ли, когда–либо?
– Хочешь повести? – спрашиваю я ее возле водительской двери.
– Неа. Сегодня я ди–джей.
Она садится в машину, а я занимаю свое место.
– У тебя тут наверняка Bluetooth есть?
– Да, должен быть. Поищи, там должна быть кнопка на панели.
– Нашла. Отличненько, – она заговорщицки улыбается и достает мобильник. Что–то щелкает, из колонок доносится звук, – Сконнектила. Заводи, чего уставился?
Я выполняю ее команду и гадаю, какая музыка ей нравится. Дома у меня она пела Ваенгу, но что–то мне подсказывает, что она не любитель попсы. Мы выезжаем с парковки, и направляемся в сторону моего дома. Она нажимает на телефон, и в моей машине играет музыка.
Песня с тяжелыми басами и ударными, на английском, но я легко перевожу слова:
Проживая жизнь не видя перемен
Слишком холодно, чтобы жить; слишком молод, чтобы умирать
Будешь ли ты переступать черту, делая выбор?
Просто выключи разум, это лучший выход
Дана качает головой в такт музыке. Улыбается своей ослепительной улыбкой и подпевает:
Просто иди за мной в джунгли
Бог оставил мои улицы, в самом сердце джунглей
Иди за мной в джунгли
Бог оставил мои улицы, в самом сердце джунглей
Я улыбаюсь, и позволяю этим звукам проникнуть меня. Я слушаю слова, понимаю их смысл.
– Кто это поет? – пытаюсь перекричать музыку.
– Амбассадорз и Джейми Эн Коммонз. Ее написал слепой парень, вложив в текст и музыку свои впечатления от жизни в Нью–Йорке.
– Да, это похоже на него. Особенно звуки, – я киваю, соглашаясь.
Нью–Йорк действительно такой: резкий, шумный, местами даже жестокий. Слушая эту песню, я как–будто заново очутился в этом огромном, но холодном городе. Я чувствовал себя там одиноко, поэтому вернулся после практики обратно в Эстонию, несмотря на то, что в Америке было больше возможностей. Наверное, это единственный мой безумный поступок в жизни.
– Крутой трек, – добавляю я.
Я потерял голову в городе огней
Бродя по закоулкам и неоновому свету
Когда я слышу гром, я чувствую дождь
Это – одно и то же самое для меня, только с разным названием
Я еду, быстро еду, выжимая максимум из Артеги. Не обращая внимания на сигналящие машины, я в буквальном смысле врываюсь в центр города, и проезжаю один из светофоров на красный. Нарушил? Сейчас мне плевать. В голове только звуки электрогитары и барабанов, а еще слова:
Просто иди за мной в джунгли
Бог оставил мои улицы, в самом сердце джунглей
Дана смеется, громко смеется и визжит, когда я резко вхожу в поворот на Нарвское шоссе. Она открывает окно на полную, поток прохладного воздуха врывается в салон машины, подхватывая ее волосы и кружа их. Она высовывает руку в окно и продолжает петь: