Как майор Зазай стал амером Зазаем? Да очень просто — история для Афганистана более чем обыденная. Полк, в котором он служил, подчинили одному генералу — он был таджиком по национальности и ненавидел пуштунов. Естественно, первым делом он начал менять кадровый состав полка, не сразу — но начал, продвигая на должности таких же, как он таджиков. Майору Зазаю человек, работавший при штабе — они были из одного и того же племени — сказал, что генерал приготовил против него дело по обвинению в мародерстве — хотя Зазай никогда не занимался мародерством. Майор — почесал в голове, собрал верных ему людей, взял в оружейке все, что можно было утащить — и ушел к душманам. Если бы он кинулся поднимать полк на мятеж — скорее всего ничего бы не вышло. А так… уже через день он был у душманов, где его приняли с распростертыми объятьями. Там то, как раз были пуштуны, и они мотивы ухода пуштуна, не желающего служить под началом таджика — поняли отлично. Через неделю он был уже в Кветте, где явился по указанному ему адресу — там были, в том числе и американцы. Узнав о том, что он сам грамотный и все его солдаты тоже грамотные — американцы обрадовались и предложили ему большие деньги за то, что он и его люди будут учиться на охотников на вертолеты. Зазай подумал — он знал, что такое вертолеты шурави и предпочел бы что-нибудь другое — но выбор был уже сделан. Да и деньги платили — действительно неплохие.
Сейчас амер Зазай неспешно шел по тропе, рядом с ослами, на которых был груз — двенадцать пусковых установок Стингер, которыми надо было сбивать вертолеты шурави. А рядом с ним — широко, и в то же время поразительно бесшумно, как змея, шагал среднего роста, бородатый и татуированный человек, у которого на правой кисти, там, где обычно бывает циферблат часов, был вытатуирован миниатюрный кинжал с надписью MACV-SOG. Это он сделал уже после того, как демобилизовался — во время службы такие татуировки делать было нельзя.
Алан Лэдд на данный момент числился корреспондентом журнала Солдат Удачи в Пакистане и даже имел журналистскую аккредитацию, полученную им в полицейском управлении в Исламабаде — но не только. Он до сих пор работал на ЦРУ, только стал из служащего чем-то вроде вольнонаемного контрактника, которого посылают туда, куда опасно посылать штатных работником и от которого всегда можно будет отказаться, если все пойдет наперекосяк. За это в день он получал больше, чем Президент США — но дело было не в этом — Алан Лэдд любил приключения. Он был из тех южных, с гнусавым акцентом, тощих и крутых ублюдков, которым война — все равно, что дом родной которые на войне лучше себя чувствуют, чем у себя дома. В дурной земле[6] он отпахал сначала положенный срок — тогда еще армия была призывная и во Вьетнаме умирали сущие пацаны, потом подписал контракт на сверхсрочку. Потом его переманили в малоизвестное, расформированное после войны спецподразделение Сигма, занимающееся, прежде всего охотой на политических и военных руководителей Въетконга. Потом это все представили как грязное и подлое дело, как убийства, за которые никто не понес ответственности — но Алан Лэдд так не думал. Всем, кто бросил камень в лейтенанта Келли[7] — следовало побывать там. Нет, не коммерческим рейсом в Сайгон — а от начала и до конца. Сначала — Старлифтером на базу в Японии, в Кадене, потом — до Сайгона. Почувствовать этот запах… во Вьетнаме почти всегда стопроцентная влажность и стоит удушающая вонь от того, что жгут фекалии, все это лезет в нос и оседает на коже. Проехаться по первому национальному шоссе — они его построили, а вьетконговцы постоянно на него нападали, чтобы не было конкуренции с тропой Хо-Ши-Мина. Потом поползать по чекам — рисовым угодьям, там воды по пояс, а удобряют все это фекалиями, как животных, так и человека. Для полноты ощущений — поползать под обстрелом, когда пара десятков ублюдков хлещет по тебе из автоматов АК-47 с опушки, а ты ползешь по жиже, держа в вытянутых руках карабин, вжимаешься в эту вонючую жижу, рядом шлепаются пули — и ты думаешь, что если в автомат все-таки попала вода — то ты труп. Для полноты ощущений — можно сходить в Лаос, куда-нибудь в район Луанг-Прабанга, там, где своих нет вовсе. Рюкзак, где есть все, что нужно на две недели, автомат АК-47, потому что боеприпасов тебе не доставят, черная пижама, потому что если тебя примут за своего — то ты еще немного поживешь, джунгли, где не бывает света ни днем, ни ночью. И тропа… жидкое месиво, там невозможно проехать машинам, по крайней мере, сквозного движения по ней не существует и по этой тропе день и ночь как муравьи, низенькие и крепкие люди, чей язык похож на звуки тяжелой отрыжки или кашля — упорно переносят на руках все, что нужно для снабжения воюющих по всей стране отрядов Въетконга Минометы, мины, ракеты, патроны… все. Вот — экскурсия в полный рост, только когда вы ее пройдете — вы имеете право рисовать пацифистские знаки баллончиком и держать в доме портрет Хо Ши Мина. Если захотите, конечно.
Сюда он приехал три с лишним месяца назад и успел сделать немало. Он видел лагеря беженцев — в голом плоскогорье, костры, армейские палатки с каменными оградами до половины высоты человеческого роста, грязь, мешки из-под гуманитарки. Он ходил по пешаварскому рынку в поисках оружия, какое могут использовать Советы, и о котором неизвестно на Западе — АКС-47У был уже не новостью, а вот его же вариант с глушителем и подствольным гранатометом ему удалось купить за две с половиной тысячи долларов и отправить в редакцию. Он бывал в лагерях — самых разных лагерях, и где готовят пушечное мясо, и где готовят настоящих профессионалов — в одном из них он нашел Кена, старину Кена Гринли, Дельта-Зеленый, который готовил духовский спецназ, обучая его пользоваться американским бесшумным оружием. Наконец — сейчас он впервые шел в рейд вместе с одной из наиболее подготовленных групп моджахедов — охотиться на советские вертолеты. Он не собирались далеко уходить от границы — на случай чего, но рок-н-ролл можно было устроить и здесь.
Пока же он щелкал горы на фотоаппарат и наговаривал свои впечатления на диктофон. Зазаю это не нравилось — и когда они достаточно удалились от границы — он не выдержал.
— Мистер — сказал он — на вашем месте я бы помолчал
— В чем дело? — не понял Лэдд
— В том, что вы говорите на своем языке. И говорите достаточно громко. Если шурави это услышат — несдобровать.
— Шурави? Я не вижу никаких шурави.
— Если вы их не видите, мистер — это не значит, что их здесь нет. Они могут пропустить, если охотятся на что-то другое — но, услышав ваш язык, они обязательно нападут. Им обещали звезду Героя за живого американца.
— Вот как? Откуда вы это знаете?
— Год назад я воевал вместе с ними.
Это было новостью — Лэдд этого не знал, ему никто не озаботился об этом сказать. Все дело было в том, что если в Америке любят поболтать и говорят что нужно и что ненужно — здесь каждое слово надо вытягивать клещами. Сказанное слово — твой господин, не сказанное — твой раб. Восточная мудрая поговорка.
— Тогда скажите мне, почему вы перешли на сторону борцов за свободу.
Алан Лэдд ждал ответа шутливого, выражающего нежелание говорить правду, или напыщенно — официального — но командир моджахедов пожал плечами и просто сказал
— Иншалла…
Бандиты — они пришли не из Пакистана, а из соседней провинции, потому что оттуда они были родом и там творить то, что они творили, было нельзя — расположились в здании местной школы. Местная школа представляла собой просто большое помещение, слепленное из глиняных кирпичей, в котором было две большие комнаты, и какая-какая мебель — но бандитам этого было вполне достаточно. Первым делом, обосновавшись в классе, где всю мебель сдвинули в сторону, амер по имени Али Мурад приказал привести учительницу. Она не сбежала.
Двое пехлеванов втащили в помещение класса молодую девчонку, возмутительно одетую в красную кофту и без чадры. Глаза ее сверкали как уголья, она отбивалась.
— Отпустите ее! — приказал амер
Бандиты выполнили приказание, правда, один из них напоследок ударил девушку изо всей силы между лопаток прикладом. Она рухнула на грязный, испачканный сапогами пол, бандиты одобрительно заржали.
— Как тебя зовут, женщина? — начал привычный ритуал «указания неполноценному существу на его место» Али Мурад.
Женщина не ответила, зато нелестно высказалась о его матери. Это требовало наказания.
— Приведите бачу! — потребовал Али Мурад.
Привели бачу — маленького пацана. Лет семи. Черноглазого и испуганного до смерти, который не понимал, что происходит.
— Кто ты такой? — спросил его амер.
— Меня зовут Али, эфенди — ответил бача
— Эфенди — это хорошо…. - довольно сказал амер — ты вежливый. Это хорошо. Скажи, Али, ты ходил в эту школу?