— Знаю, что из той, — уже начал несколько четче воспринимать действительность отец Олега. — На кой черт ты нас разбудил?
— Да я, понимаете… В туалет… — принялся на ходу врать Женька. Ему было ясно: ставить предков Олега в известность о странном стуке пока нельзя.
— Туалет в другом конце коридора, — проворчал Борис Олегович. — Мог бы уже и запомнить. С детства тут целыми днями тусуетесь.
Это было совершеннейшей правдой. Олег с Женькой дружили почти с тех пор, как помнили себя.
— Ну, я как-то спросонья заблудился. И еще темно. Я же ночью у вас никогда не был, — стал неуклюже оправдываться мальчик.
— А мне, между прочим, в семь на работу ставать, — обиженно произнес Борис Олегович, — Ладно. Шуруй себе в свой туалет. Спать хочется.
Он накрылся с головой одеялом.
— Что? Что там у вас? — в это время из своей комнаты с криком вылетел Олег.
В следующую секунду он на полном ходу врезался в тот же пуфик, в свою очередь зацепив еще несколько скляночек, которые с грохотом полетели с туалетного столика на пол, и, наконец, плашмя приземлился на живот Беляева-старшего.
— Вы что, оба сегодня чокнулись? — взревел тот.
— Я лично — нет, — обиженно отозвался сын. — Это же вы меня разбудили.
— Не мы, а он, — воззрился свирепо Борис Олегович на Женьку.
Мама Олега, Нина Ивановна, встав с постели, расставляла на столике опрокинутые флаконы.
— Хорошо, хоть ничего не разбили, — сонно пробормотала она.
Вульф, пользуясь замешательством, прыгнул на кровать и с самым невинным видом улегся в ногах у Бориса Олеговича рядышком с Женькой.
— И ты тоже спятил? — пронзительно возопил папа Олега.
Пес, наградив его укоряющим взглядом, лениво спрыгнул на пол. Он считал величайшей несправедливостью, что ему не разрешали спать на постелях, диванах и креслах, «Почему Женьке можно, а мне нельзя?» — словно бы спрашивал сейчас пес.
Тем временем долговязый Женька, догадавшись, наконец, встать с постели чужих родителей, прошептал Олегу:
— Пошли в гостиную. Там такое творится!
Олег как-то странно на него глянул и покрутил пальцем у виска.
— Я тебя умоляю, — с тоской произнес Борис Олегович. — Проводи его в туалет. И чтобы духу вашего в этой комнате не было.
— Вот, вот! Именно в туалет! — очень обрадовался такой постановке вопроса Женька.
— Сам, что ли, дойти не можешь? — буркнул Олег. — Спать хочется. Ночь еще, между прочим.
— Вот именно, не могу, — уперся Женька. — Я в вашей квартире сегодня совсем запутался.
— Слушайте! — возмутилась Нина Ивановна. — Вы не могли бы свои отношения выяснить где-нибудь за пределами нашей комнаты? Нам, между прочим, завтра с отцом действительно на работу.
— Вернее, уже сегодня, — любил во всем точность Борис Олегович. — У нас, в отличие от некоторых, каникул не существует. А ну! Вон отсюда! — повысил он голос.
Мальчики в темпе ретировались. Вульф вылетел следом за ними.
— Говорил же тебе, — прикрывая дверь родительской спальни, услыхал Олег недовольное бормотание отца. — С этим Женькой у нас две недели не будет покоя.
Мама что-то тихо ему ответила, но Олег предпочел продолжения разговора не слышать.
— У тебя что, крыша поехала? — осведомился он у Женьки, когда они оказались на другом конце коридора. — Шуруй в туалет, — гостеприимно распахнул он соответствующую дверь.
— Нужно мне очень, — замахал длинными руками Женька. — А если было бы нужно, сам бы дошел.
— Чего же всех на ноги поднял? — уже охватывало раздражение Олега. — Мне и так с трудом удалось уговорить предков, чтобы они тебя взяли. Ладно. Я спать пойду.
— Погоди! — решительно преградил ему путь к отступлению старый друг. — Я же к тебе шел. Там, в гостиной, кто-то сигналы бедствия подает.
— Чего? — ошалело посмотрел на него Олег.
— Что слышал, — отозвался Женька. — Прямо над моей головой.
— Над чьей головой? — поправил съехавшие очки Олег. — По-моему, ты от жары совсем…
— А вот ни фига! — выкрикнул возмущенно Женька.
— Тихо ты! — прошипел Олег. — Предки и так на взводе.
— Ой, — спохватился Женька.
— Что там еще такое? — тут же донесся из спальни далекий голос отца.
— Ничего, ничего, папа, спи! — крикнул заботливый сын. — Тут вода очень горячая потекла из крана. Женька немного обжегся.
На том конце коридора послышался шум. Дверь родительской спальни с треском распахнулась. Мгновение спустя перед ребятами предстал разъяренный Борис Олегович в длинных цветастых трусах и с всклокоченной темной шевелюрой.
— Слушайте, вы! — заорал он так, что голос его эхом разнесся по квартире. — Если еще этот Женька хотя бы один только раз чем-нибудь там обожжется или пойдет ко мне в комнату искать туалет, пеняйте на себя! Обоих на улицу выгоню!
— Мы больше не будем, папа, — смущенно промямлил Олег.
— И в туалет никакой мне не надо, — подхватил Женька.
— Ах, значит, тебе не надо! — пуще прежнего разъярился Беляев-старший. — Это ты*» значит, меня нарочно поднял, чтобы я завтра работать весь день не смог!
— Да я не хотел, — оправдывался долговязый мальчик.
Но на Беляева-старшего уже никакие аргументы не действовали. Он разразился громкой тирадой. Суть ее, если убрать множество восклицаний и бурных эмоций, сводилась к тому, что он, Борис Олегович, целыми днями ломается в своей фирме и даже не отдыхал этим летом, в отличие от своей жены и лоботряса-сына, которые целый месяц прохлаждались на берегу моря, и вот, в благодарность за все труды, ему подкидывают в квартиру малолетнего психа, который принимает его спальню за сортир и будит среди ночи. И в связи с этим он, Борис Олегович, считает своим долгом предупредить, что столь хамского обращения с собой в собственном доме он не допустит.
— Или все вылетите отсюда вон! — завершил мощным аккордом свое выступление папа Олега.
Сцена разворачивалась в передней, где на стене висела массивная вешалка с зеркалом. Борис Олегович все это время картинно держался левой рукой за один из крючков для шапок. Произнося последнюю реплику, он от избытка чувств с силой рванул крючок на себя.
— И вообще — хотел еще что-то добавить он.
Тут где-то щелкнуло, зашуршало, и вешалка всей своей мощью обрушилась на Беляева-старшего. Мальчики в ужасе завопили.
— Боря! — вылетела стремглав в коридор Нина Ивановна. — Не смей бить детей!
— Он нас не бьет, — справедливости ради заметил Женька.
— Папа! — склонился Олег над поверженной вешалкой.
— Где он? — уже зажгла свет в передней мама.
— Там, — пробормотал Женька.
В свете лампы размер бедствия предстал совершенно явственно. Проход перегораживала вешалка, на ней валялись куски штукатурки.
— Говорила же, что на таких тонких дюбелях не удержится, — вспомнила давний спор с мужем Нина Ивановна. — Где отец?
— Там и есть, — услужливо пояснил Женька. — На него как раз все и упало.
— Боренька! — дошла суть происходящего до Нины Ивановны.
Олег в это время пытался поднять тяжелую вешалку.
— Помогите же кто-нибудь! — крикнул он.
— Поскорее нельзя? — раздалось из-под вешалки. — Мне тут больно.
— Ну, слава Богу, цел! — воскликнула радостно Нина Ивановна.
— Я, лично, в этом пока еще не уверен, — невесело отвечал из-под вешалки Борис Олегович.
Вешалку подняли. Борис Олегович, потирая спину, встал на ноги.
— Хорошенькая ночка, — с тоской проговорил он. — Настоящий заряд бодрости на весь следующий день.
— Болит где-нибудь? — заботливо посмотрела на мужа Нина Ивановна.
— Лучше спросила бы, где не болит, — мрачно ответил тот.
Однако после приключения с вешалкой приступ гнева у него сменился апатией. Продолжая растирать спину и плечи, он направил стопы на кухню.
— Так, — обреченно выдохнул он, взглянув на стенные часы. — Уже три.
— Выпей валокордина, — посоветовала жена. — Хоть немного перед работой поспишь.
— Правильно. Выпейте, Борис Олегович, — подхватил Женька. — Мой отец тоже всегда валокордин принимает, когда нервничает.
— Твоему отцу вообще явно место в раю приготовлено за то, что он тебя терпит, — щедро набухав в рюмку валокордина, ответил Борис Олегович.
— Я больше не буду, — совсем засмущался Женька.
— Будешь, — мстительно отозвался Борис Олегович. — Вешалку завтра с утра приделаешь.
— Ну, нет! — немедленно возразила Нина Ивановна. — Лучше специалиста вызвать. Ты уже один раз приделал, — покосилась она на мужа. — Говорила же: на таких тонких дюбелях не удержится!
— Это мы с тобой после обсудим, — откликнулся папа Олега. — А теперь спать. И чтобы больше ни звука, — погрозил он пальцем ребятам.
Старшее поколение удалилось.