— Прикоснитесь к моей руке. Пожалуйста!
— Не буду я вас трогать! Что происходит?
Она взяла Артура за запястье и спросила, чувствует ли он её прикосновение. С видом человека, доведённого до предела, он заверил, что почувствовал, когда она его коснулась, и что он замечательно её видит и слышит. В четвёртый раз спросил, что она делает в шкафу в его ванной. Она проигнорировала вопрос и очень радостно повторила, как «невероятно здорово», что он её видит, слышит и может коснуться.
Усталый после тяжёлого дня, Артур не был расположен шутить.
— Хватит, мисс. Это шутка моего компаньона? Кто вы? Девица в подарок на новоселье?
— Вы всегда такой грубый? Я похожа на проститутку?
Артур вздохнул.
— Нет, вы не похожи на проститутку, просто вы прятались в моём шкафу почти в полночь.
— Между прочим, голышом стоите вы, а не я!
Артур вздрогнул, схватил полотенце, обернул вокруг бёдер и постарался вернуть себе равновесие. Он повысил голос:
— Ладно, шутки в сторону. Вы сейчас вылезете, вернётесь к себе и скажете Полу, что это очень средне, очень, очень средне.
Она сказала, что незнакома с Полом и полагает, что тон лучше сбавить. В конце концов, она тоже не глухая, это другие её не слышали, она же их слышала отлично.
Он ответил, что очень устал и абсолютно не понимает, что происходит. Она выглядит крайне возбуждённой, он же только что закончил расставлять вещи и хочет, чтобы его оставили в покое.
— Будьте так любезны, идите к себе и, кстати, вылезайте в конце концов из шкафа.
— Не торопитесь, это не так легко, я ещё не достигла абсолютной точности, хотя за последние дни стало намного лучше.
— Что стало лучше за последние дни?
— Закройте глаза, я попробую.
— Вы попробуете что?
— Вылезти из шкафа, вы же этого хотите? Ну и закройте глаза, мне надо сосредоточиться. И помолчите.
— Вы совершенно спятили!
— Фу! Хватит скандалить, замолчите и закройте глаза, не будем же мы препираться всю ночь.
Обескураженный Артур повиновался.
Две секунды спустя он услышал голос из гостиной.
— Неплохо, слишком близко к дивану, но неплохо.
Он поспешно вышел из ванной и увидел молодую женщину сидящей на полу посередине комнаты. Вид у неё был такой, как будто ничего не произошло.
— Вы оставили ковры, мне это нравится, но вон та картина на стене отвратительна.
— Я вешаю картины, какие мне хочется, и там, где хочется, и я собираюсь отправиться спать, так что если вы не желаете сказать, кто вы, то и не надо. Уходите! Убирайтесь домой!
— Но это и есть мой дом! То есть был. Все так запутано…
Артур покачал головой. Объяснил, что снял эту квартиру десять дней назад и что это его дом.
— Да. Я знаю, вы мой посмертный квартиросъёмщик; ситуация забавная.
— Что вы несёте? Агент по недвижимости говорил мне, что владелица квартиры — женщина лет под семьдесят. И что такое — «посмертный квартиросъёмщик»?
— Ей было бы приятно услышать — ей уже семьдесят два, это моя мать, и сейчас она мой официальный опекун. Настоящая владелица — я.
— У вас есть официальный опекун?
— Да, ввиду сложившихся обстоятельств мне было бы крайне затруднительно подписывать бумаги.
— Вы находитесь на лечении в больнице?
— Да, это самое меньшее, что можно сказать.
— Они там, наверное, очень беспокоятся. Какая это больница, я вас провожу.
— Скажите на милость, вы меня действительно принимаете за сбежавшую сумасшедшую?
— Да нет…
— Сначала шлюха, теперь сумасшедшая — не слишком ли для первого знакомства?
Ему было глубоко плевать, девица она по вызову или натуральная сумасшедшая, он совершенно вымотан и хочет спать.
Однако она не обращала внимания на его слова и продолжала в том же духе.
— Как вы меня видите? — поинтересовалась она.
— Я не понимаю вопроса.
— Какая я? Я не вижу себя в зеркале, какая я?
— Возбуждённая. Вы очень возбуждены.
— Я имела в виду — физически.
Артур замешкался, потом описал её: высокая шатенка с длинными волосами, очень большие глаза, красивый рот, лицо нежное, в отличие от поведения; упомянул о грациозной пластике и тонких руках с Минными пальцами.
— Если бы я вас спросила, как пройти к метро, вы бы мне рассказали о всех пересадках?
— Простите, я не понял.
— Вы всегда так приглядываетесь к женщинам?
— Как вы вошли, у вас что, дубликат ключей?
— Они мне не нужны. Это так невероятно, что вы меня видите.
Она ещё раз повторила, какое для неё чудо, что её видят. Заявив, что ей понравилось то, как он её описал, она предложила ему присесть рядом.
— То, что я сейчас расскажу, непросто представить и невозможно допустить, но если вы согласитесь выслушать мою историю, если вы согласитесь отнестись ко мне с доверием, тогда, может быть, в конце концов мне удастся все объяснить, а это очень важно, потому что, сами того не зная, вы — единственный человек в мире, с которым я могу поделиться тайной.
Артур понял, что у него нет выбора. И хотя единственным его желанием было отправиться спать, он сел рядом с женщиной и выслушал самую невероятную историю из всех, слышанных когда-либо.
Её звали Лорэн Клайн, она была врачом-интерном и шесть месяцев назад попала в серьёзную автомобильную аварию.
— С тех пор я в коме. Нет, подождите, дайте объяснить.
Она ничего не помнила об аварии. Пришла в себя в палате, после операции. Ощущения были самые странные: она слышала все, что говорилось вокруг, но не могла ни шевельнуться, ни заговорить.
Сначала она решила, что это последствия наркоза.
— Я ошибалась, часы шли, а мне не удавалось прийти в себя.
Она продолжала все чувствовать, но была неспособна общаться с внешним миром. Решив, что её парализовало, она пережила самый большой страх в жизни.
— Вы не представляете, через что мне пришлось пройти. Остаться на всю жизнь пленницей собственного тела…
Она изо всех сил стремилась умереть, но трудно покончить с жизнью, когда не можешь двинуть и пальцем. Мать сидела у её постели. Она мысленно умоляла мать удушить её подушкой.
А потом в палату вошёл врач, она узнала его голос, это был её профессор.
Миссис Клайн спросила у него, может ли её дочь что-либо слышать, когда к ней обращаются. Фернштейн ответил, что не знает, но исследования показывают, что люди в её положении могут улавливать сигналы из внешнего мира, поэтому следует крайне тщательно относиться ко всему, что говорится в присутствии больной.
— Мама хотела узнать, вернусь ли я когда-нибудь. Профессор спокойно ответил, что и этого не знает, нельзя терять надежды, известны случаи, когда больные возвращались после нескольких месяцев — такое случалось очень редко, но случалось. «Всё возможно, — сказал он, — мы не боги, мы знаем не все. — И добавил: — Глубокая кома — загадка для медицины».
Как ни странно, она почувствовала облегчение — её тело было в порядке. Диагноз не слишком утешительный, но зато и не окончательный.
— Полный паралич необратим. А в случае глубокой комы всегда есть надежда, пусть самая маленькая, — добавила Лорэн.
Неделя сменялась неделей, и каждая была длиннее предыдущей. Она проживала их, питаясь воспоминаниями и мыслями о мире вокруг. Однажды ночью, когда Лорэн грезила о жизни по ту сторону двери палаты, она представила коридор, медсестёр, бегающих с охапками медицинских карт или толкающих тележки, коллег, переходивших из одной палаты в другую…
— И тогда это случилось в первый раз: я оказалась посреди коридора, который с такой силой представляла. Сначала я подумала, что воображение сыграло со мной такую шутку — я хорошо знала обстановку, ведь это больница, где я работаю. Но все вокруг потрясало реальностью. Я видела, как ходят люди, как Бетти открыла шкаф, достала оттуда компрессы и снова закрыла, как прошёл Стефан, потирая голову. У него нервный тик, он всегда так делает.
Она слышала шум лифта, чувствовала запах еды, которую разносили дежурные.
Лорэн же не видел и не слышал никто. Люди проходили рядом, даже не пытаясь обогнуть её, совершенно не замечая её присутствия. Почувствовав усталость, она вернулась в своё тело.
В следующие дни Лорэн научилась передвигаться по госпиталю. Она подумала о столовой и тут же очутилась там, вспомнила о приёмном отделении — и оп! она уже там. После трех месяцев упражнений она уже могла удаляться от госпитального комплекса. Так она разделила ужин с французской парой в одном из своих любимых ресторанов, посмотрела половину фильма в кинотеатре, провела несколько часов в квартире матери.
— Больше я этого не делала; было слишком тяжело находиться рядом и не иметь возможности ничего сказать.
Кали чувствовала её присутствие и, поскуливая, бегала кругами; это доводило Лорэн до безумия.