В прежние дни какие-то кутилы-сумасброды попытались было раз-другой занять его место; но в том, как майор сел за соседний стол и оглядел самозванцев, было столько спокойного достоинства, что всякий лишился бы аппетита, почувствовав на себе этот взгляд; и столик этот - неподалеку от камина, однако же близко и к окну - сделался как бы его собственностью. Здесь в ожидании майора всегда разложены были письма, полученные в его отсутствие, и не один юный денди дивился количеству этих посланий, а также стоявшим на них печатям и надписям о бесплатной доставке. Если возникали споры касательно этикета, высшего общества, кто на ком женат или сколько лет такому-то герцогу, все желали знать мнение Пенденниса. Случалось, к дверям клуба подъезжала какая-нибудь маркиза, чтобы оставить ему записочку или увезти его с собой. Он был в высшей степени обходителен. Молодые люди любили пройтись с ним по Хайд-парку или по Пэл-Мэл: он был со всеми знаком и каждый второй из его знакомых был лордом.
Итак, майор сел за свой всегдашний столик и, пока лакей ходил за гренками и за свежей газетой, оглядел свои письма в двойной золотой лорнет, а затем перебрал их одно за другим и разложил по порядку. Были там большие, парадного вида карточки - приглашения к обеду, наводившие на мысль о трех переменах блюд и тяжеловесной беседе; были секретные записочки, в коих излагались дамские просьбы; было письмо на толстой министерской бумаге, которым маркиз Стайн звал его в Ричмонд - отобедать с несколькими избранными в "Звезде и Подвязке"; и еще одно, от епископа Илингского и миссис Трэйл, имеющих честь просить майора Пенденниса к себе в Илинг-Хаус, и все эти письма Пенденнис прочитал с тем большим удовольствием, что Глаури, доктор-шотландец, завтракавший за соседним столом, не сводил с него глаз и ненавидел его за то, что он получает столько приглашений, а самого Глаури никто никогда не приглашает.
Прочитав всю пачку писем, майор достал записную книжку, чтобы посмотреть, в какие дни он свободен и которые из этих многочисленных свидетельств гостеприимства принять, а которые отклонить.
Он решил не ехать на Бейкер-стрит к директору Ост-Индской компании Катлеру, а лучше пообедать с лордом Стайном и его близкими друзьями в "Звезде и Подвязке"; приглашение епископа принял, ибо, хотя обед предстоял нудный, он любил обедать с епископами, - и так прошелся по всему списку, в каждом случае решая, как подсказывала ему прихоть или интерес. Потом он стал завтракать, просматривая газету: последние события, рождения и смерти и светские новости, чтобы проверить, значится ли его имя в перечне гостей, присутствовавших на празднике у лорда такого-то, а между делом оживленно переговаривался со знакомыми.
Из всей нынешней порции писем майора Пенденниса лишь одно оставалось непрочитанным; со своим провинциальным штемпелем и скромной печатью оно лежало в одиночестве, отдельно от своих великосветских лондонских собратий. Написано оно было красивым кружевным женским почерком, и тем же прекрасным почерком помечено: "Срочно"; однако майор, по причинам, ему одному известным, до сих пор пренебрегал смиренной просительницей, и в самом деле могла ли она надеяться быть выслушанной, когда на аудиенцию к нему явилось столько знатных особ! Письмо это было от одной родственницы майора, и пока сановные его знакомые один за другим удостаивались, так сказать, приема и беседы и отъезжали от ворот, деревенское это послание долго и терпеливо дожидалось в прихожей, возле полоскательной чашки.
Наконец пришел и его черед, и майор сломал печать, на которой значилось "Фэрокс", рядом с почтовым штемпелем "Клеверинг Сент-Мэри". В конверт был вложен второй конверт, и майор, прежде нежели вскрыть его, стал читать листок, в который он был обернут.