Илья Лукич, как работник общественного питания, будет нашей главной кухаркой, товарищу артисту сам Бог велел взять на себя петухов и курей… Ну, а если говорить серьезно, то лучше всего овладевать смежными профессиями, ибо лучший отдых – перемена занятий. А тех, кто к работе отнесется халатно, Зайчик будет бить.
Раков(визгливым голосом). Вы не имеете права! Я приехал сюда по путевке лечиться от вспыльчивости, а не чистить картошку и париться у плиты!
Прыг-скок(сироническим поклоном). Присоединяюсь к речи предыдущего оратора.
Борис . Что ж, кто не работает, тот не ест. Будете валяться в гамаках голодные как собаки!
За окном послышался лай. Дверь отворилась, и вошел Антон, ведя за собой весело скалящего зубы Шницеля.
Раков(раздраженно). Эта псина небось никогда не будет голодной.
Антон(резко). Оставьте собаку в покое, иначе я не ручаюсь за неприкосновенность вашей священной особы. Шницель отлично понимает человеческую речь.
Раков . Эта дворняга?
– Сам дворняга, – вдруг прошамкал старушечий голос.
Все вздрогнули, а Юрик и Шурик даже перекрестились. Раков посмотрел на них с глубоким подозрением, но братья, как по команде, выпучили глаза, разинули рты и дружно замотали головами. Прокашлявшись, Игорь Тарасович обратился к Зайчику:
– Ну, а как настроены вы?
– Мы с Борисом, – невозмутимо ответил Зайчик, – вносим в общий котел мою инициативность и его силу.
В комнату вошла Машенька, серьезная и решительная.
– Итак, на чем же вы остановились? – спокойно спросила она.
– Говорите вы, Борис, – шепнул Игорь Тарасович.
Борис улыбнулся, встал и, чеканя шаг, подошел к Машеньке.
– Товарищ главный врач санатория! – торжественно начал он. – Вверенный вам коллектив с неслыханным подъемом и огромным воодушевлением ждет ваших указаний. Все, за исключением двух сачков, готовы немедленно выполнять лечебно-трудовые процедуры.
Лицо Машеньки вдруг все засветилось и засияло.
– Вольно! – сказала Машенька.
ИТАК, МЫ НАЧИНАЕМ
Обед, приготовленный заботливым Потапычем, состоял из отличного борща и картошки с бараниной.
– Труд создал человека, друзья, – разглагольствовал Игорь Тарасович, уписывая за обе щеки. – А мы забываем о теле и возлагаем непосильное бремя на мозг. В результате нарушается равновесие в организме, который мстит нам головными болями, бессонницами и прочими фокусами нервной системы. А между тем я, как некогда Базаров, горжусь тем, что мой дед землю пахал!
– А мой дед был кузнецом, – похвастался профессор. – Огромной силы человечище! Он гнул подковы, словно они были сделаны из воска.
– Что же касается внука, – скептически заметила Ксения Авдеевна, – то он сможет гнуть подковы, если они действительно будут сделаны из воска!
Потапыч вышел из-за стола и через минуту принес подкову. Мы окружили его, начался гам. Старик, ворча, выстроил желающих в очередь. Первым вступил в борьбу Ладья. Он сделал зверское лицо и выдохнул: «Э-эх!»
Раздался треск, все вскрикнули. Ладья чертыхнулся и снял свой полотняный пиджачок, с огорчением глядя на лопнувшие под мышками рукава. Подковой завладел Лев Иванович, который тоже сделал зверское лицо и тоже сказал: «Э-эх!»
– Дедушка был сильнее, – самокритично признал он.
Потом в подкову сразу вдвоем, подвывая, вцепились Юрик и Шурик, их сменяли остальные, кроме Ракова и Прыг-скока, которые сидели в сторонке и озабоченно перешептывались. Наконец подкова попала к Зайчику, он молча согнул ее и передал Потапычу.
– Молодец, – похвалил старик, с заметным усилием возвращая подкове первоначальное положение.