В центре приемного покоя завертелся вихрь портала.
— Спорю, что это люды, — пробормотал Курвус. — Поругались на выпускном балу из-за белобрысой вертихвостки и принялись выяснять отношения. Три к одному: молодой люд после дуэли…
— Поддерживаю. — Врач быстро вытащил из бумажника десятку и швырнул ее на стол. — Это не люды.
— А кто?
Из вихря появились два невысоких, узкоплечих воина, с трудом тащивших тяжело раненного соплеменника. Серые волосы, серая одежда, вертикальный разрез зрачков, пучки дротиков за спиной… Осы.
— Ты должен мне тридцатку, — буркнул Ляпсус. Курвус коротко выразил свое мнение на этот счет.
Вихрь портала исчез. Осы стояли посреди приемного покоя.
— Помоги, — проворчал маленький воин и протянул эрлийцу карточку «Тиградком». — Ему плохо.
Ляпсус и Курвус ловко подхватили раненого и положили его на кушетку.
— Я не ошибся, — пробормотал врач, разрезая окровавленную одежду. — Колото-резаная.
Грудь оса была пробита дротиком, классическим оружием обитателей Лабиринта. Зазубренный наконечник остался внутри, и Ляпсус честно признал, что не понимает, как пациенту удалось дотянуть до госпиталя.
— Вызови еше одну бригаду в операционную, — распорядился врач. — Одни мы не управимся.
Брат Курвус рысью бросился к интеркому.
— Ты поможешь? — осведомился ос у Ляпсуса. Непривычные к яркому свету зрачки воина съежились до тонкой вертикальной полоски. — Мы не хотим, чтобы он умер.
— Помогу, помогу, — проворчал эрлиец. — Кто его так? Подрались?
О междоусобицах среди обитателей Лабиринта никто в Тайном Городе не слышал, но раненый, судя по всему, схватился с соплеменником: опытный хирург отметил, что удар дротиком был нанесен по всем правилам воинского искусства Оси.
— Не подрались.
Воин ответил так высокомерно, что удивленный Ляпсус даже оторвался от раненого — обычно крысоловы вели себя куда проще.
А второй ос гордо вскинул подбородок и важно добавил:
— Ритуал.
* * *— А теперь — самое главное! Совет школы Золотого Озера единогласно признал лучшей выпускницей этого года… — Ведущий церемонию конец выдержал приличествующую моменту паузу. Камера медленно проехала по напряженным лицам молоденьких колдуний. Стройные, белокурые, свежие — они даже улыбались одинаково натянуто. — …лучшей выпускницей этого года…
— Не томи, — буркнул Биджар Хамзи. — Девочки еле держатся.
— Фею Белославу!
Счастливая девушка, как и положено, радостно завизжала. Счастливые родители не смогли сдержать слез. Счастливый кавалер, он сидел рядом с родителями и также попал в кадр, надулся, как индюк. Проигравшие забег подружки принялись наперебой поздравлять королеву выпуска, изо всех сил делая вид, что безумно за нее рады. А Биджар сделал потише звук и широко зевнул. Можно было идти спать. Шоу, устроенное ректором школы, получилось на славу, девушки произвели самое благоприятное впечатление, а рекламные блоки Торговой Гильдии выглядели элегантно и к месту. Теоретически Хамзи должен был находиться в школе лично, улыбаться в камеры и ненавязчиво рассказывать, что украшения красавицам предоставила ювелирная фирма «Бриллианты Кумар», но Биджар целый день вел сложные переговоры, устал, а потому отправил на мероприятие помощника. И целый вечер провалялся на диване в компании бутылки отличного коньяка. В конце концов, нужно когда-нибудь отдыхать?
Зеленоглазая победительница пыталась одновременно рыдать от счастья, надуваться спесью и произносить нужные слова. Судя по активно открывающемуся рту, она благодарила всех, включая Спящего, за то, что помогли ей вырасти такой умной и красивой.
Из холла донесся негромкий глухой удар. Кто-то стукнул в дверь. Хамзи посмотрел на часы — половина первого ночи — и задумчиво почесал нос. На экране шевелила губами ректор Золотого Озера.
Удар повторился.
— Я никого не жду, — пробормотал шас и потянулся к бутылке коньяка.
Слуги давно спали во флигеле, семейство — в спальнях на втором этаже, охранники располагались в будке у ворот, и брести открывать дверь самому Биджару не хотелось. Ночных гостей он не боялся, ему было просто лень. И еще было странно, что хозяина особняка не предупредили о приезде гостей.
Еще один удар.
Хамзи негромко выругался по-шасски, подумал, выдал примерно такую же идиому на навском, кряхтя, выбрался из кресла и, выйдя в холл, распахнул входную дверь.
— Вы не думали, что я уже сплю?
Перед дверью никого не было. Пару секунд Биджар таращился во тьму, после чего медленно опустил взгляд вниз и вздрогнул.
Он сидел на освещенном крыльце. Черный, как сама тьма. Крупный, размером с большую собаку, но далеко не пес. Под очень короткой шерстью перекатывались сильные мышцы. Лапы мягкие, похожие на кошачьи, даже когти убраны в специальные подушечки. Вытянутая морда напоминала крысиную, если можно представить крысу с волчьей пастью, наполненной мощными клыками, из которой иногда выпрыгивал черный раздвоенный язык. Маленькие уши стояли торчком. И никаких глаз. Не было даже впадин. Слепые Волки прекрасно обходились без зрительного восприятия мира. Во тьме породившего их Лабиринта глаза были ненужным аксессуаром.
Ошеломленный Биджар сглотнул и медленно, не веря в реальность происходящего, протянул к твари руку. Волк машинально дернулся, но остался на месте, позволив шасу прикоснуться к лобастой голове. Но едва Хамзи отдернул руку, тварь поднялась и сделала маленький шаг назад.
— Я все понял, — хрипло произнес Биджар. — Время пришло. Я все сделаю.
Волк склонил голову, будто благодаря шаса за его слова, и прыгнул с крыльца в ночь, молниеносно растворившись в непроглядной тьме.
* * *Оно было красиво.
Оно притягивало взгляд. Завораживало.
Одинокое засохшее дерево на небольшом пригорке. На высоком берегу Москвы-реки. Лишенные листвы ветви тянулись к облакам, безжизненные, но упрямые. Тянулись, словно пытались поцарапать прозрачную голубизну неба. Тянулись, не дотягивались, но не сдавались.
Дерево было сухим, но необычайно крепким. Оно занимало открытый всем ветрам пригорок очень давно, но ни время, ни стихии не могли ничего с ним поделать. Дерево не было одиноким: рядом с ним возвышался огромный валун. И вместе они создавали картину удивительной красоты: мертвые ветви, мертвый камень, широкая река и небо. Бескрайнее небо. Не один фотограф, очарованный изумительным видом, запечатлел его на пленке. Не один человек, способный оценить прекрасное творение природы, останавливал машину на обочине проходящей неподалеку автострады и подходил ближе, наслаждаясь великолепным образом.
Упрямое мертвое притягивало взгляды живых.
И отталкивало.
Когда проходила первая волна восхищения, что-то неуловимое, едва заметное начинало смущать людей. Появлялась нервозность. У кого-то начинала болеть голова, кто-то просто испытывал странное волнение. И только очень редкие люди не чувствовали ничего.
Мертвые позволяли любоваться собой, но очень недолго. У всех мертвых есть свои тайны, в которые не следует пускать чужаков…
А может, засохшие деревья хороши только издали?
— Я же говорю: классное место! Смотри, какой вид!
Он подогнал джип почти к самому дереву. Подогнал прямо по полю, оставив за собой глубокую черную колею развороченного дерна — утром прошел сильный дождь, и грубые покрышки тяжелой машины не пожалели траву.
— Саша, не упрямься! — попытался урезонить заводилу приятель.
— Мне здесь не нравится! — поддакнула его подруга.
— Мне тоже.
Вторая девушка приехала с Сашей, и ее протест прозвучал слабее. Заводила был высок, широк в плечах, громогласен и производил впечатление человека, не стесняющегося в общении с друзьями и уж тем более — с подругами. В его голосе отчетливо звучали хозяйские интонации, а глаза смотрели властно… почти агрессивно.
И он уперся.
— Мне здесь нравится! Очень нравится! — И плюнул под дерево. — Здесь шашлык сделаем!
— Блин, Сашка, поехали лучше к лесу, в тенек, — почти просительно произнес приятель. — И дров там больше…
— Дров здесь полно! — расхохотался заводила. — Глаза протри, братан, — целое дерево!
— У меня голова болит, — пожаловалась девушка.
— Выпьешь — пройдет. — Саша открыл бутылку пива, пробка улетела в траву под валуном, сделал большой глоток, рыгнул и притянул подругу к себе. — Не ной, Машка, здесь классно!
— И от реки далеко, — наморщила носик вторая девица. — Место открытое…
— В машине потрахаемся!
— Сашенька, ну, пожалуйста, давай поедем в лес?
— Действительно, Сашка, поехали. Никому здесь не нравится.
— Много вы понимаете. — Заводила сделал внушительный глоток, опорожнив бутылку почти до конца, и оформил новую мысль: — А давайте эту березу сожжем?!