Ее присутствие успокаивало Хелен и уберегало ее от волнений. Нынешнее отсутствие Хелен означало, что Джулса некому подстригать, и свет, проникавший в зал, золотил кончики его растрепавшихся волос. Окна, находящиеся на восточной стене, открывали вид на неясные очертания гор, отделявшие море от долины Сан-Фернандо — засушливых, пыльных холмов, изрешеченных каньонами и усеянных кактусами и колючими кустарниками.
Иногда Сумеречные Охотники тренировались на открытом воздухе, и Эмма обожала эти тренировки; ей нравилось находить скрытые тропы и тайные водопады и сонных ящериц, лежащих на камнях возле них. Джулиан был мастером уговаривать их свернуться калачиком и спать на его ладони, пока он гладил их головки большим пальцем.
— Осторожно!
Эмма пригнулась в ту же секунду, как деревянный меч, пролетев возле ее головы и отскочив от окна, зарядил Марку по ноге. Он отбросил свою книгу и встал, хмурясь. Технически, Марк был вторым смотрителем, помогающим Катерине, но он предпочитал чтение преподаванию.
— Тибериус, — сказал он. — Не смей бросать в меня ножи.
— Он случайно, — Ливви подошла и встала между близнецом и Марком. Тибериус был темненьким, а Марк светлым; единственный из Блэкторнов, — за исключением Марка и Хелен, которых нельзя было считать из-за того, что в их жилах текла кровь Нежити — кого природа не наградила темно-коричневым цветом волос и сине-зелеными глазами, что считалось фамильными чертами. У Тая были кудрявые черные волосы и глаза стального серого цвета.
— Нет, не случайно. Я целился в тебя.
Марк сделал преувеличенно глубокий вздох и пробежал пальцами по волосам, заставив их торчать во все стороны маленькими шипами. У него были Блэкторнские глаза цвета вердигриса, а вот волосы, как и у Хелен, были практически белыми: в наследство от матери. Ходили слухи, что матерью Марка была принцесса Летнего двора; у нее был роман с Эндрю Блэкторном, подаривший ей двух детей, которых она оставила на ступенях Лос-Анджелесского Института одной ночью, прежде чем исчезнуть навсегда.
Отец Джулиана принял своих полу-детей полу-фей и вырастил их Сумеречными Охотниками. Кровь Охотника была доминирующей, и хотя Совету это не нравилось, он согласился принять в Конклав детей Нежити при условии, что они будут в состоянии выносить действие рун. И Хелен и Марку их первые руны были нанесены в десятилетнем возрасте, и их кожа нормально отреагировала на них, хотя Эмма могла сказать, что Марку они причиняют куда большую боль, нежели обычному Охотнику.
Она заметила, как он морщится, — пусть он и пытался это скрыть — когда стило касается его тела. Позже она стала замечать много интересных деталей за Марком: то, как удивительно в его внешности все сильнее проявляются черты фей, какими широкими становятся его плечи.
Эмма не знала, почему ее внимание привлекают подобные факты, и ей это не очень нравилось. Ей хотелось то накричать на Марка, то спрятаться от него, а чаще — и то, и другое.
— Ты пялишься, — сообщил Джулиан, глядя на Эмму. Она снова сосредоточилась.
— На что?
— На Марка — снова…, - его голос звучал раздраженно.
— Заткнись! — тихо прошипела Эмма и выхватила у него стило. Он вырвал его из ее рук; последовала маленькая потасовка. Увернувшись от Джулиана, Эмма захихикала. Она так долго тренировалась вместе с ним, что теперь знала каждое его движение.
Единственная проблема состояла в том, что Эмма имела склонность быть слишком мягкой с Джулианом. Мысль о том, что кто-то мог причинить ему боль, — даже она сама — приводила ее в бешенство.
— Что ты можешь сказать о пчелах в своей комнате? — Марк затребовал ответа от Тиберия, подойдя к нему. — Ты знаешь почему мы должны были избавиться от них!
— Я предполагал, что ты это сделал, что бы помешать мне, — сказал Тай.
Он был маленьким, для своего возраста — десять лет, но у него были лекция и дикция как у восьмидесятилетнего старика. Тай никогда не лгал, возможно, только потому что не понимал, зачем ему это делать.
Он не мог понять, почему некоторые из вещей, которые он делал раздражали или расстраивали людей, и он находил их гнев либо непонятным, либо страшным, в зависимости от его настроения.
— Это не для того, что бы помешать тебе, Тай. Ты просто не можешь иметь пчел в своей комнате.
— Я изучал их! — , лицо Тая побледнело, — Это было важно, и они были моими друзьями, и я знал, что я делаю.
— Так же, как ты знал, что делать с гремучей змеей тогда? — сказал Марк. — Иногда мы забираем у тебя вещи, потому то не хотим, что бы ты пострадал; я знаю, это трудно понять, Тай, но мы любим тебя.
Тай беспомощно смотрел на него. Он знал значение выражения «Я люблю тебя», и знал, что это хорошо, но он не мог понять, почему это является объяснением всего. Марк наклонился, не отрывая глаз от Тая.
— Хорошо, вот, что мы сделаем…
— Ха! — Эмме удалось перевернуть Джулиана на спину и отбросит его стило от него. Он засмеялся, извиваясь под ней, пока она не прижала его руку к земле.
— Я сдаюсь, — сказал он, — сдаюсь.
Он смеялся, лежа под ней, Эмма пришла в себя с осознанием того, что чувство сидеть на груди Джулианна, было на самом деле очень странным. А так же с осознанием того, что он как Марк был очень симпатичен на лицо.
Круглое, мальчишеское и действительно знакомое, но теперь она могла видеть каким оно будет, когда он станет старше.
Звук институтской двери разнесся эхом по комнате. Это был глубокий, сладкий, звон похожий на звук церковных колоколов. Снаружи примитивным Институт казался развалинами старой испанской башни. Но даже не смотря на знаки, написанные везде, типа: «Берегитесь!» или «Частная собственность»- кто-нибудь, особенно, примитивные, иногда блуждали по территории Института, по крайней мере, до входной двери они доходили точно.
Эмма слезла с Джулианна и отряхнула свою одежду. Она перестала смеяться. Джулиан сел, опершись на руки, и любопытно посмотрел на нее.
— Все хорошо? — спросил он.
— Ударилась локтем, — солгала она, и посмотрела на остальных. Ливви позволила Катрине показать ей, как держать нож, А Тай смотрел на марка и качал головой. Тай.
Она была первой, кто дал Тиберию его прозвище, когда он родился, потому что тогда она была слишком маленькая и не могла выговорить «Тибериус» и называла его «Тай- Тай», вместо этого. Иногда она спрашивает, помнит ли он. Странно, что это имеет значение для Тая, так как никогда не знаешь, какие вещи для него имеют значение, а какие нет. Вы никогда не сможете этого предсказать.
— Эмма? — Джулиан наклонился вперед, и все, казалось, взрывается вокруг них. И все взорвалось вокруг них. Неожиданно огромная вспышка света, и мир за окнами превратился из белого в золотой и красный, как будто поймал институт в огонь. И одновременно пол под ними закачался, как палуба судна. Эмма скользнула вперед, когда снизу поднялся ужасный крик, ужасный неузнаваемый крик.
Ливви ахнула и подошла к Таю, обняв его так, как если бы она могла окружить и защитить его тело своим собственным. Ливви была одним из тех немногих людей, чьим прикосновениям Тай не возражал. Он стоял с широко распахнутыми глазами, одна из его рук оказалась у сестры в кармане. Марк уже поднялся на ноги; лицо Катерины было бледным под завитками темных волос.
— Вы остаетесь здесь, — сказала она Эмме и Джулианну, опираясь на свой меч.
— Смотрите за близнецами. Марк, пойдешь со мной.
— Нет! — крикнул Джулианн, вставая на ноги.
— Со мной все будет хорошо, Джулс, — сказал Марк с улыбкой; он уже держал по кинжалу в каждой руке. Он был быстр и меток с ножами, его попадания безошибочны.
— Оставайтесь с Эммой, — сказал он, кивая в сторону их обоих, а затем он исчез за Катериной в дверях тренажерного зала, закрывая ее за собой.
Джулс подошел ближе к Эмме, вложил свою ладонь в её и помог ей подняться на ноги; она хотела сказать ему, что всё порядке, что она вполне могла встать самостоятельно, но промолчала. Она понимала его нужду взяться хоть за что-то, лишь бы помочь. Следующий крик раздался с нижнего этажа вместе со звуком разбитого стекла.
Эмма кинулась к близнецам через всю комнату; те замерли неподвижно, словно маленькие статуи. Лицо Ливви приняло пепельный оттенок, Тай мертвой хваткой цеплялся за её рубашку.
— Всё будет в порядке, — сказал Джулс, кладя руку между худых лопаток брата. — Что бы там ни….
— Ты понятия не имеешь, что там, — отрезал Тай.
— Ты не можешь утверждать, что все будет хорошо. Ты не знаешь этого.
Новый звук. Звучащий еще хуже, чем крик. Это был жуткий вой, дикий и злобный.
— Оборотни? — с недоумением подумала Эмма, но она слышала вой оборотня прежде; этот шум был гораздо более мрачным и жестоким.
Ливви прижалась к плечу Тая.
Он поднял свое маленькое белое лицо, переводя взгляд с Эммы на Джулиана.