Под ногами лежал трехфутовый гаечный ключ Стилтона из набора инструментов Джонни. Я схватил его и, едва бычья голова опустилась, чтобы поддеть меня на рога, саданул изо всех сил. Ключ согнулся у меня в руках, зато бык рухнул, будто сраженный кувалдой, – что, по сути, и случилось. Чудище успело только вздрогнуть – я расколол ему череп.
– Спасибо, Стив!
Задыхаясь, Джонни кое-как поднялся и вытер с лица пыль и грязь. Его слова утонули в оглушительном реве по ту сторону ограды. Полагая, что даже пеонам по нраву настоящие богатыри, я повернулся, чтобы ответить на аплодисменты улыбками и поклонами. Но представьте мое изумление, когда я увидел море смуглых лиц, искаженных гримасой ярости, а над ними – лес угрожающе вскинутых грязных кулаков.
– Что за черт? – осведомился я у вселенной в целом, и Джонни смущенно предположил, что эти люди, кажется, чем-то сильно расстроены.
В эту минуту высокий стройный мужчина с усами и в мундире с золотым шитьем ворвался в ворота и подбежал ко мне.
– Свинья! – заревел он. – Собака-гринго! Убийство невинной скотины! – И не успел я понять, в чем дело, как он отвесил мне хлесткую пощечину, другой рукой выхватывая из ножен саблю. Но он так и не успел воспользоваться своей железкой.
Пощечин я никому не прощаю, даже щеголям в золотых аксельбантах. Я познакомил его с моим хуком левой, после чего он ткнулся носом в грязь, а сабельные ножны встали торчком, словно хвост осерчавшего скунса.
Толпа заголосила, затем устремилась в загон с дубинками, мачете и револьверами, – не иначе, вообразила себя волчьей стаей, а меня безобидным ягненком. Я укладывал этих придурков рядами, как косарь – траву, их вопли были музыкой для моих ушей. Вскоре я, к своему стыду, обнаружил, что Джонни нашел убежище под обломками аэроплана. Его излишняя осторожность настолько обидела меня, что я удвоил усилия, и урон, нанесенный мною пылким аборигенам, выглядел поистине жутко.
Но в разгар бойни, когда люди падали как кегли, офицер с золотыми аксельбантами выдернул нос из грязи и кинулся вон из загона, увлеченно дуя в свисток. Тут же в ворота хлынул взвод солдат с отнюдь не игрушечными ружьями. При виде этой теплой компании гражданские отпрянули от меня – те, кто способен был отпрянуть. По приказу офицера солдаты в желтых мундирах образовали шеренгу и дружно взяли меня на мушку.
– Берегись, Стив! – завопил Джонни из-под развалин крылатой машины. – Они хотят тебя расстрелять!
– Ни с места! – рявкнул офицер на хорошем английском. – Ни с места, американская свинья! А теперь, пес, что ты нам скажешь перед залпом?
– Скажу, чтобы целились как следует! – заревел я, не остыв еще после яростной схватки. – Если промахнетесь, я усею этот бычий загон желтобрюхими трупами!
– Целься! – крикнул офицер по-испански, и я напряг мышцы ног, чтобы прыгнуть на солдат, но тут кто-то скомандовал: “Отставить!”
Все мы обернулись и увидели въезжающего в корраль на лошади толстого коротышку. Он щеголял большущими усами, шляпу со страусиными перьями носил набекрень, а мундир едва не трещал под тяжестью золотых шнуров, позументов и эполет. Все пеоны сняли шляпы и низко поклонились, а офицер отдал честь.
– Генерал Сальвадор, что здесь происходит? – осведомился толстяк, а потом завопил, будто его резали: – Каррамба! Кто убил быка? Что за злосчастный сын греха прикончил моего любимца?
– Это сделал проклятый гринго, дон Рафаэль, – наябедничал офицер и заорал мне: – Смирно, свинья, когда на тебя смотрит высшее должностное лицо в государстве! Перед тобой дон Рафаэль Фернандес Пизарро, диктатор республики Пуэрто-Гренада!
– И что с того? – хмыкнул я.
Дон Рафаэль застыл как громом пораженный.
– Бык! – сказал он. – Мы выписали этого быка из Мексики.