Недовольно сдвинув свои густые брови и отступив на шаг, он показал Акселю на диван.
— Присядьте, капитан. Что-то вы слишком впечатлительны…
Аксель сел в угол дивана, неудобно скрестив свои длинные ноги.
Канарис прислонился спиной к иллюминатору, от этого в каюте стало темнее, и Аксель перестал видеть лицо шефа.
— Фюрер ставит перед нами новые задачи… — негромко заговорил Канарис. — Совершенно новые… Франко скоро начнет последнее наступление. Мы ему поможем. В Мадриде, Барселоне и в других городах нужно срочно создать отряды из верных, хорошо вооруженных людей, которые в нужный момент ударят республике в спину. Франко будет наступать на Мадрид четырьмя колоннами, наши отряды будут пятой. Ваше мнение — это можно сделать? Сидите, пожалуйста. — Канарис опустился в кресло и сидел боком, не поворачиваясь к Акселю, не хотел мешать ему собраться для точного ответа.
— Испанцы очень своеобразны… — начал Аксель.
— Я прекрасно знаю испанцев, с ними можно иметь дело, за волевыми людьми они идут охотно.
— Степень их надежности…
— Главной силой «пятой колонны» должны стать люди, для которых победа красных означала бы их гибель, — перебил Канарис. — Этот принцип отбора охранит вас от дорогостоящих ошибок.
— Анархистов брать? — осторожно спросил Аксель.
— Только на слепые роли, люди, которые выступают против всякой власти, опасны…
Каждое новое сомнение Канарис отсекал со все большей резкостью, но Аксель не торопился соглашаться. Он отлично помнил крылатое выражение Канариса, что уверенность рождается, когда умирают сомнения. Дело стоило того, чтобы хорошо его обдумать.
— Начав эту работу, мы подвергнем себя большому риску, и я теперь все время чувствую контрразведку за своей спиной, — сказал Аксель.
— Согласен — риск есть… — Канарис наклонил голову, и его глаза спрятались под кустистыми седеющими бровями. — Да, кто-то провалится и погибнет, — продолжал он. — Может быть, и вы. А кто-то доведет дело до победного конца. — Канарис снова замолчал, давая возможность Акселю прочувствовать услышанное. — А главное, — продолжал он, — фюрер говорит нам: любое общество, любое государство в момент больших потрясений слепнет и глохнет…
Это было сумасшедшее дело… Забыв о Балдуине Фландрском, Аксель с рассвета до поздней ночи носился по Мадриду на купленном по случаю стареньком горбатом «фиате». Он вербовал верных людей в свою «пятую колонну», добывал оружие и складывал его в тайники. Он настолько обнаглел, что в отеле, где жил, снял еще две комнаты, разместил в них свой штаб — там сидели два испанских фалангиста, его помощники, которые совершенно открыто вели запись желающих воевать в рядах «пятой колонны».
Все шло как по маслу, и в нужный час «пятая колонна» вышла на улицы Мадрида, напала на его защитников с тыла и этим сильно ускорила падение города.
Канарис запомнил Акселя, и тот вернулся в Берлин, на Тирпицуфер, уже майором.
Весной 1939 года Аксель получил новое ответственное задание и спешно выехал в Советский Союз. Его мадридская легенда была признана настолько удачной и прочной, что ее решили не заменять, а лишь немного подправить. Он отправился в Ленинград снова в качестве историка, под тем же именем. И снова его интересовали хитросплетения византийской истории.
— Задание фюрера срочное, но это совсем не значит, что надо спешить, — говорил Канарис, прощаясь с Акселем. — Трех-четырех месяцев, думаю, вам хватит. Зная вас как мастера сомнений… — улыбнулся он, — я не желаю вам удачи, я твердо верю в нее…
Ровно в девять утра Аксель появлялся в Государственном Эрмитаже — всегда в одном и том же скромном потертом костюме, длинноногий, медлительный, с внимательными светлыми глазами за стеклами очков.