И если уж говорить начистоту, вообще никакой, подумал он. Он не продавец, он не космический рабочий, он ничто из того, что есть или чем могут быть роботы.
Он только человек, и все: шестеренка, необходимая для экипажа, составленного из роботов.
Закон гласил: задание роботу или группе таковых может быть дано лишь в том случае, если за выполнением его будет наблюдать человек. Но дело было не только в этом законе. Существовало, пожалуй, что-то органически свойственное роботам, не встроенное в них специально, но нечто такое, что всегда в них было и, очевидно, всегда будет: нерасторжимая связь между роботом и его хозяином.
Отправленный без человека экипаж роботов начал бы делать ошибку за ошибкой, все бы у них шло вкривь и вкось и под конец развалилось бы совсем – они не только не приносили бы пользы, они принесли бы вред. Когда же их сопровождал человек, почти не было предела тому, что хотели или могли совершить роботы.
Возможно, думал он, они испытывают потребность в руководстве, хотя, если говорить правду, люди не такие уж и хорошие руководители, возможно, им необходим какой-то символ авторитета – и однако, отдавая дань уважения и внимания своему хозяину, роботы на самом деле никаких авторитетов не признают.
Тут что-то более глубокое, сказал себе Шеридан, чем просто руководство или просто авторитет. Это можно сравнить с привязанностью и пониманием, которые связывают такими прочными узами человека и собаку, и, однако, тут нет и намека на поклонение, с которым собака взирает на человека.
Он сказал Наполеону:
– Ну, а ты? Неужели тебе никогда не хочется побродить? Только скажи, и ты пойдешь.
– Мне нравится готовить, – заявил Наполеон. Он поковырял в земле металлическим пальцем. – Пожалуй, Стив, правильно будет сказать, что во мне довольно много от старого слуги.
– Стоит сменить трансмог, и все будет по-другому.
– А кто тогда станет для тебя готовить? Ты же знаешь, повар ты никудышный.
Шеридан съел обед и остался сидеть на стуле, глядя на озеро и дожидаясь первых радиосообщений.
Наконец-то они приступили к делу. Все, что ему предшествовало: погрузка, долгое путешествие в космосе, выход на орбиту и разгрузка, было не более чем простой подготовкой к сегодняшнему дню.
Да, наконец они приступили – но и только. Предстоят еще месяцы работы. Предстоит множество затруднений и тысяча неприятностей. Но они провернут все, гордо и уверенно сказал он себе. Ничто, абсолютно ничто не остановит его ребят.
Уже к вечеру пришел Езекия и принес весть:
– Сэр, радирует Абрахам. Там, кажется, что-то неладно.
Шеридан вскочил на ноги и побежал к радиорубке. Он пододвинул стул и потянулся за наушниками:
– Это ты, Эйб? Как дела?
– Плохо, Стив, – сказал Абрахам. – Они не заинтересованы в торговле. Товары им нужны, это видно по тому, как они на них смотрят. Но они не покупают. Знаешь, что мне кажется? По-моему, им нечего нам предложить.
– Но это смешно, Эйб. Они выращивали лодар все эти годы. Амбары набиты ими доверху.
– Их амбар заколочен, – сказал Абрахам. – Поперек дверей перекладины, а окна заколочены досками. Когда я попробовал к нему подойти, они повели себя не очень-то учтиво.
– Я скоро буду, – сказал Шеридан. – Хочу посмотреть на это сам. – Он поднялся и вышел из радиорубки. – Езекия, приготовь автолет, мы отправляемся к Эйбу. А ты, Наппи, побудь около радио. Я буду в деревне, где Эйб, свяжись со мной, если что-нибудь случится.
– Я никуда не отлучусь, останусь здесь, – обещал Наполеон.
Езекия посадил автолет на деревенской площади, рядом с грузолетом, на котором все еще громоздились товары.
Абрахам подошел сразу же, как только они сели.
– Рад, что ты здесь, Стив. Они хотят, чтобы я отсюда убрался. Не хотят, чтобы мы здесь были.
Шеридан сошел с автолета и, с трудом переступая затекшими ногами, остановился посреди площади. Что-то было не то и с деревней, и с жителями – что-то изменилось к худшему, стало не так.
На площади было много народу, одни стояли в дверных проемах, прислонившись к косякам, другие – прислонившись к деревьям. Несколько жителей маячили перед заколоченной дверью массивного амбара на площади, будто стража, которой поручено его охранять.
– Когда я только спустился, – сказал Абрахам, они столпились вокруг грузолета и стали пялиться на товар. По всему было видно, что они еле удерживаются от того, чтобы не потрогать его руками. Я пытался было с ними заговорить, но они особо не стали разговаривать – сказали только, что у них ничего нет. Ну а теперь стоят поодаль и пялятся.
Рядом с крохотными домиками деревни амбар выглядел монументальным зданием. Он высился, квадратный, прочный, совсем без украшений, и был здесь чужим пришельцем с чужой планеты, Земли. Ибо, осознал вдруг Шеридан, это был такой же амбар, какие он видел на фермах Земли где-нибудь в лесной глухомани: огромная шатровая крыша, широченная дверь, к которой надо подниматься по пологому скату, и даже вытяжная труба, оседлавшая конек крыши.
Человек и двое роботов тонули в омуте враждебного молчания. Гарсониане, стоявшие в ленивых позах, не сводили с них глаз, и что-то решительно было не так.
Шеридан медленно обвел площадь взглядом и вдруг понял, что изменилось.
Все было вокруг заброшенное, а то и просто-напросто грязное. Запущенные домики потеряли свой опрятный вид, улицы были завалены мусором. И соответственно выглядели сами жители.
– Сэр, – сказал Езекия, – на них жалко смотреть.
И он был прав.
В лицах жителей была какая-то обреченность, они горбились и казались усталыми.
– Не понимаю, – удивленно сказал Абрахам. – Если верить нашим данным, это был беззаботный народец, но посмотрите на них сейчас. Может, данные были неверные?
– Нет, Эйб. Изменились сами жители.
Ибо совершенно исключалось, что данные могут быть неверные. Их собирал отряд специалистов, один из самых лучших, и у человека, который его возглавляет, был многолетний опыт работы на чужих планетах. Экипаж провел на Гарсоне-4 два года и сделал все для того, чтобы узнать об этой цивилизации как можно больше.
С местными жителями явно что-то произошло. Неизвестно почему, но они утратили свойственные им веселое расположение духа и чувство собственного достоинства. Они перестали заботиться о своих домах. Дошли до того, что стали племенем грязнуль.
– Вы, ребята, оставайтесь здесь, – сказал Шеридан.
– Не надо, сэр, – встревоженно сказал Езекия.
– Будь осторожен, Стив, – предупредил Абрахам.
Шеридан отправился к амбару. Стоявшие перед входом не шевельнулись. Метрах в двух от них он остановился.
Вблизи, живые, они больше походили на гномов, чем на фотографиях, привезенных на Землю исследовательским экипажем. Сморщенные гномики, но не жизнерадостные, как прежде. Вид у них был болезненный, чувствовалось, что они затаили обиду на что-то и, быть может, злобу. В них было что-то виноватое, и кое-кто даже шаркал ногами от смущения.
– Я вижу, вы нас не понимаете, – непринужденно начал Шеридан. – Мы слишком долго не возвращались – куда дольше, чем рассчитывали.
Он боялся, что не справляется с их языком. Вообще-то говоря, это был не самый легкий язык в Галактике. На какой-то миг он ощутил острое сожаление, что не существует чего-нибудь вроде трансмога, чтобы вставить в человеческий мозг, – насколько легче было бы тогда в моменты, подобные этому!
– Мы вас помним, – угрюмо сказал один из гарсониан.
– Вот и чудесно! – с наигранной радостью воскликнул Шеридан. – За эту деревню говорите вы?
«Говорите» – потому что не было вождя, не было руководителя, не было вообще никакой власти, а были только, время от времени, бестолковые обсуждения повседневных дел, проходивших возле местного эквивалента деревенской лавки, и лишь изредка – в тех случаях, когда возникала какая-нибудь критическая ситуация, подобие общего собрания, но никаких должностных лиц, которые бы претворяли принятые решения в жизнь.
– Я могу говорить за них, – несколько уклончиво ответил гарсонианин. Медленно шаркая ногами, он шагнул вперед. – У нас были другие, похожие на вас, – это случилось много лет назад.
– И вы с ними подружились?
– Мы дружим со всеми.
– Но особенно с ними. Вы обещали им, что будете хранить лодары.
– Слишком долго их хранить нельзя. Лодары гниют.
– У вас для них был амбар.
– Сперва сгнил один лодар. Вскоре сгнило два. А потом сгнило сто лодаров. Амбар не годится для того, чтобы их хранить. Никакое место не годится, чтобы их хранить.
– Но мы – те, кто здесь был до нас, – научили вас, что нужно делать. Лодары нужно перебрать и гнилые выбросить. Тогда другие лодары останутся хорошими.
Гарсонианин пожал плечами:
– Слишком трудно. Очень долго это делать.
– Но ведь не все же лодары сгнили! Часть из них наверняка сохранилась.
Гарсонианин развел руками:
– У нас были плохие времена, друг. То слишком мало дождя, то слишком много. Все не так, как надо. Урожай был все время плохой.