– Ты вспомнил! Вспомнил!
– Я вспомнил и еще кое-что. – Выпрямившись, отец сунул руку в карман пальто. Когда он вот так выпрямлялся, его взъерошенные волосы почти касались потолка.
Широко открыв глаза, Белл наблюдала, как он спрятал обе руки за спиной. Она просто умирала от любопытства, когда, словно фокусник, отец вытащил из-за спины два кулака.
– Какую руку выбираешь? – спросил он, возвышаясь над дочерью, точно сказочный великан.
Белл внимательно осмотрела оба кулака.
– Вот эту, – выпалила она, указывая на левую руку. С насмешливой улыбкой отец раскрыл пальцы:
– Пусто.
Наморщив нос, девочка перевела взгляд на другую руку. Отец, запрокинув голову, рассмеялся:
– Какая ты у меня милашка, Голубой Колокольчик! Он разжал пальцы другой руки.
– Мятная конфета! – взвизгнула она, выхватывая лакомство, а затем обнимая отца.
– Броунинг Холли, зачем ты даешь ребенку сладкое перед ужином? Это может испортить ей аппетит, – сказала Мадлен Холли, появившись в дверях кухни. Однако улыбка на ее лице никак не вязалась с суровым тоном. У нее были темно-каштановые волосы и голубые глаза. Глядя на нее, сразу можно было определить, что девочка – вылитая мать.
Белл тут же кинулась к ней:
– Мама, мама, посмотри!
Мадлен, нагнувшись, погладила тыльной стороной испачканной в муке руки щечку дочери:
– Да, дочка, это вкусная вещь – мятная конфета. Съешь ее после ужина. – Выпрямившись, Мадлен встретилась взглядом с мужем. – Ну и хитрец же ты, Броунинг Холли, – с улыбкой произнесла она.
– Как я могу отказать хоть в чем-нибудь моей дочурке с такими же большими голубыми глазами и такой же милой улыбкой, как у ее матери? – плутовато улыбаясь, спросил он. – Особенно в день ее рождения. К тому же я кое-что припас и для тебя, любовь моя.
Одна ее бровь изящно изогнулась.
– Ты знаешь, что не можешь подкупить меня конфетами, муженек.
Рассмеявшись, Броунинг снял пальто и повесил его на крючок возле двери.
– Значит, мне придется выбросить подарок?
– Отдай его мне, отдай его мне! – подпрыгивая, закричала Белл.
– Нет, Колокольчик, – ответил он, с нежностью глядя на жену. – Этот подарок – только для твоей матери. Может быть, позднее она согласится его принять.
Глаза Мадлен вспыхнули, отвернувшись, она направилась к кухоньке в глубине дома.
Броунинг в несколько шагов пересек разделявшее их расстояние, крепко обнял жену и потрепал ее по щеке:
– О Мадлен, любовь моя! Я так скучал по тебе сегодня.
Мадлен рассмеялась и стала хлопать его по рукам:
– Ведите себя как следует, мистер Холли. Ужин уже почти готов, – сказала она, но прежде чем отодвинуться, многообещающим жестом приложила палец к его губам.
– Подождем до наступления вечера, моя дорогая, – прошептал он.
Они сидели перед пылающим очагом. На столе дымился горшочек с тушеной говядиной, довольно редкое для них лакомство, манил густым духом свежеиспеченный хлеб. Так они праздновали шестой день рождения Белл. Небольшая семья радовалась и пела песни.
– Ну как, хорошо тебе работалось сегодня на ферме? – спросила Мадлен, держа в руке глиняную миску.
– Неплохо. Он почти не показывался. У него были дела в городе.
– Хотя бы он почаще уезжал в город! – неожиданно резким тоном заметила Мадлен. Броунинг потянулся к руке жены.
– Скоро, любимая, – сказал он, – скоро, как и обещал, я отвезу тебя в Бостон.
Белл озабоченно поглядела на отца:
– Тебе не нравится хозяин фермы, да, папа? Смущенно улыбнувшись, Броунинг потрепал дочку по голове:
– Это не твоего ума дело, малышка.
– Тогда расскажи мне о Бостоне, – попросила Белл. – Расскажи о мощеных улицах, длинных рядах высоких домов с большими бальными залами, где под потолком висят огромные лампы…
– Люстры, дорогая, – со смешком поправил Броунинг.