Что он читал — неведомо мне, а вот о его музыкальных вкусах можно попробовать кое–что рассказать.
Хохловы–старшие были из того самого поколения, которое хорошей музыкой называло рок и металл. Они были заядлыми меломанами и слушали музыку всех времен и народов. Саша с малолетства впитал квинтэссенцию мировой музыки — в доме Хохловых тишина царила только по ночам. Он отдавал предпочтение классической музыке, а так же классикам русского рока типа ДДТ и Наутилуса, но мог слушать практически любую музыку, лояльно вынося вкусы всех своих друзей. (О времена, о нравы! У нашего поколения и телефон–то первый появился годам к десяти, а эти… Впрочем, я ничего не говорю о том, в каком году жил Саша. А то, что с каждым поколением дети быстрее перестают быть детьми, тоже возможно.)
В класс вошел еще один мальчик. Он направился прямо к Сашиной парте:
— Привет. Я Максим, — и по–взрослому протянул руку для пожатия.
— Саша.
— Я сяду?
— Как хочешь. — Максим хотел.
— Что слушаешь?
— Ты вряд ли узнаешь. — Саша показал экран плеера: «Олесь из Любоистока — Сквозь суету».
— Узнаю, отчего же. Моя мама иногда слушает.
— Типа я люблю музыку, которая уже отжила? — привычно развил тему Саша.
— Я этого не говорил. Если бы она уже отжила, ее бы никто не слушал. А современное слушать — это еще искать хорошо надо. Много любительского, однотипного и конкретной ерунды, которую невесть как протолкнули в эфир. Извини, я нечаянно папу процитировал. О, тебя тоже к книгам приохотили? — обрадовался он, заметив на парте Сашину книгу. Об умении читать не спрашивал: в эпоху всевозможных сообщений речь письменная сравнялась по необходимости с устной, и если в школе еще учили читать, то это была скорее дань традиции или лень Министерства образования, которое так нелестно поминают как ученики, так и учителя.
— Меня много чему учили… — глубокомысленно ответил Саша, начиная уставать от этой светской беседы.
— Вундеркинд типа?
— Ага.
***Где–то через полгода «взрослой» жизни Саша понял, что нельзя все–таки человеку работать, как часы, каждый день по минутам. Сначала это выражалось в нежелании куда–нибудь идти и что–то делать, в тоске по кому–то взрослому, даже чуть не прорезалось совсем раннее еще ожидание любви. Признаки депрессии налицо. Рецепт, к которому интуитивно приходит каждый человек, — сменить обстановку, стиль жизни, добавить чего–то нового.
И вот Саша снова сидел за столом и писал новый план. Уделять больше времени бабушке. Пару раз в месяц ходить на концерты — не важно, классическая музыка или рок (допустим, возрастные ограничения сняли). По воскресеньям в обязательном порядке ехать в какой–нибудь незнакомый город и бродить там до вечера. По субботам — счастливые дети! два выходных! — полдня на прогулки с двумя–тремя разными людьми, дальше — вечер с книгой на каком–нибудь иностранном языке или родительской программой. Последнее Саша любил особенно — Хохловы оставили целую коллекцию искусно написанных, прямо–таки филигранных, красивых в действии и почти бесполезных кодов. Их друзья, те немногие, которые сами хорошо понимали в программировании, называли Хохловскую деятельность новым искусством — вот только выставок для этого искусства не существовало, а оценить его могли лишь избранные. Саша мог, но пока не очень понимал цели родителей. Он использовал их произведения (иначе не сказать) как учебники и иногда лепил собственные мелкие программки «для овладения мастерством». Иногда делал игры. Смутно хотел подняться до родительского уровня, но не более того.
***Семь лет человеку, вы о чем? Какие коды, какие размышления, какая депрессия?! Не бывает такого. Если дети рано взрослеют, это совсем не так выглядит, и незачем об этом писать.
Это вопиет мой внутренний читатель, мой самокритик. Я с ним согласна — ведь мы с ним составляем одно целое. Но писатель — он на то и писатель, чтобы быть свободным от рамок. Скажем, время такое. Наши пятнадцатилетние взрослые у меня перед глазами каждый день. Когда–то в тринадцать замуж выдавали. Кто–то и в сорок — дите дитем. Значит, и Саша имеет право существовать. Сколько ему отведено, что из него получится? Не знаю. Замысла у меня нет. Надеюсь, герой выйдет из–под контроля, как, бывало, жаловались бывалые авторы, и начнет жить по–настоящему.
***Саша недолго путешествовал один. Уже на третье или четвертое воскресенье, когда он ехал куда–то то ли к Софрино, то ли к Фрязино, его окликнули:
— Мальчик, ты чей?
Спрашивал парень лет шестнадцати, веселый, загорелый, с туристическим рюкзаком. Было видно, что он тоже принадлежал к племени бродяг–туристов, любящих ходить пешком и петь песни у костра.
— Я — свой! — ответил Саша, стараясь говорить не слишком серьезно.
— Нет, правда, чего это ты один ездишь, да еще в выходной? Не дело это.
— И что ты предлагаешь? Мои друзья таких блужданий не любят. — Саша кривил душой: он никогда не спрашивал об этом друзей. Просто ему казалось, что это его и только его.
— Может, они и правы…
— Кто мне это говорит!
— Ты прав, — засмеялся парень. — Ладно, куда едешь?
— Думаю, где–нибудь в Ашукино сойду.
— Я туда же. Пойдем вместе, покажу, что там интересного. Или тебе твоя самостоятельность важнее?
— Мне моей самостоятельности уже по горло! — вырвалось у Саши. — Давай, если тебе не наскучит общество малолетки.
— А сколько тебе?
— Семь почти.
— Мне почти семнадцать.
— Десять лет — это чертова уйма. Точно наскучит.
— Забей ты! Кстати, звать тебя как?
— Саша.
— И я Саша, вот оказия. Только больше на Шуру отзываюсь.
— Правильно, надо же нас как–то различать.
— Кому надо? Ты–то себя со мной не перепутаешь.
— Так, привычка. «Человек с таким именем уже существует. Заменить?».
— «Человек с таким именем не найден».
— И не открыт для записи. Так, переменная «Шура» типа «человек»?
— Но–но, это ты уже в Паскаль ударился. Кстати, откуда ты его знаешь?
— С родителями–программистами и не такое знать будешь. Кстати, наша станция.
С тез пор как–то так получилось, что они ездили вместе.
***Саша вошел в школу, как обычно, минут за двадцать. Пустой, узкий коридор, ведущий к его классу, был темен, но детское зрение обычно острее нашего, поэтому Саша без труда разглядел в конце его высокую, чуть сутулую и однозначно знакомую фигуру. Он перешел на бег и без труда догнал старшеклассника:
— Эй, Шура!
— Привет, Саш. И ты здесь?
— И я. Что ж мы не виделись–то до сих пор?
— Да я же то на олимпиадах, то еще где, а нос из класса высовываю редко.
— Крутой ты, у тебя олимпиады!.. — завистливо вздохнул Саша. — Я вот думал через несколько классов перескочить, да к одноклассникам привык больно.
— Не надо скачков, — посоветовал Шура. — Я вот тоже классе в седьмом хотел поскорее отсюда смыться. А теперь не хочу школу заканчивать, интересно очень. И учителей люблю, всех до единого. Да, кстати, — спохватился он. — Я в это воскресенье не могу, олимпиада у меня, информатика. Может, в субботу съездим?
— А тебя отпускают по субботам? — удивился Саша.
— А что им делать? Гордость школы, все такое. За олимпиады отгулы дают в любых дозах, если не нарываться. Да и нету по субботам толковых уроков.
— Прекрасно! Куда поедем? — Саша совсем не думал о своем расписании, недавно бывшем для него святым. Ерунда, субботу и воскресенье поменять местами, и не заметит никто. Хватит уже быть таким педантом.
— А по пути решим! — улыбнулся Шура. — Карту с собой возьму, и всех делов.
С Шурой Саша совсем не замечал, как летело время. Вот и сейчас они говорили о разном, пока не прозвенел звонок.
— Кака–а–ая жалость, я опаздываю на ОБЖ! — насмешливо протянул Шура. — Беги давай, тезка!
— Они там на чтении и без меня обойдутся, ну да ладно, правила есть правила.
Саша лихо толкнул дверь:
— Извините за опоздание, дозвольте поприсутствовать на вашем замечательном уроке!
— Проходи, умник ты наш!
— Что с тобой, Саш? — спросил Максим, вечный сосед по парте. — Опаздываешь, учителей подкалываешь. Ты же весь такой правильный…
Саша просто расхохотался в ответ. Как же мы «правильные», смеемся над чужими о себе представлениями! Как же они наивны!
***Саша читал очередной код родителей и в буквальном смысле любовался. Никаких перегруженных конструкций, простые и изящные решения, сложнейший алгоритм — а на выходе программа, представляющая собой лабиринт всяких функций, интерфейсов… и ничего внутри, кроме переходов, потайных дверей, петель и ловушек, о которых заранее и не догадаешься. «Филигранная работа!» — мысленно восхищался Саша, страстно желая поделиться увиденной им красотой с Шурой, но еще не чувствуя себя вправе.