– Кому это вдруг полтысячи черепов понадобилось?
– Шиза какая-то…
Метко. Именно «шиза».
И эта самая шиза стала резко набирать обороты.
– Ваше высокоблагородие!..
– Да.
– …Тут… ну… вообще ерунда полная – это оружие неисправно, оно не могло выстрелить… Но выстрелило!
– Что?!
– Вот, сами посмотрите… Мы вынули гильзы. Потом взвели курки, нажали – и ничего.
– Что ничего?
Шерифов следователь для наглядности продемонстрировал. Когда он нажал сначала один спусковой крючок, потом другой, потом оба вместе – привычных в таком случае щелчков не последовало.
– И что это значит?
– Не знаю, Шериф. Из него недавно стреляли – это видно. Но он не исправен.
– Может, он повредился… э… после выстрелов?
– Сейчас гляну…
Следователь бывалыми руками проворно разобрал мой обрез…
– Ну – что там?
– Можете меня уволить, но эта пушка – просто железяка. Из нее невозможно выстрелить ни так, ни этак.
– В смысле?
– Посмотрите сами – все как-то наперекосяк… Но это не от выстрелов… Это уже давние дефекты… Он старый очень… Ему лет сто. Или больше… Но, странно, ваше высокоблагородие – за ним почему-то хорошо ухаживали, смазывали, чистили…
– Да… Но ты говорил – из него стреляли.
– Это по внутренней поверхности стволов четко видно.
– Бонифаций, ты стрелял из этого оружия?
– Да, Марат…
– Давно?
– На прошлой неделе, на выходных… По бутылкам.
– Ваше высокоблагородие, это исключено. Господин говорит неправду. Из этого обреза невозможно…
– Я уже слышал!
– Извините, ваше высокоблагородие…
– Бонифаций, а может – это не твой обрез, а? Приглядись внимательней… Руками не трогай!..
– Это мой обрез.
– И ты из него стрелял неделю назад?
– Да.
– Бонифаций, ты в уме? Из него нельзя выстрелить, ты же слышал – это барахло.
– Марат, ты не последователен. Человек же отчетливо сказал – из стволов недавно вылетала картечь… Это видно по внутренней поверхности…
– Заткнись.
– Но ты же сам спрашиваешь… Дай мне обрез, я выстрелю. Просто никто кроме меня и Капитолины Карловны не может из него стрелять. Он так устроен. Заколдованный или что-то вроде того…
– Ты сам-то хоть понял, что сказал?
– Давай обрез. И я шмальну из него!
– Нельзя, он вещественное доказательство…
– Тогда о чем речь, Марат?!
– На всякий случай обо всем.
– Это глупо, Марат.
– Ну, допустим… Тогда просто подумай о том, что говоришь. Заметь – протокола я не веду, ничего не записываю… Все это случится у меня в кабинете. Вот и подумай – ЧТО ты там будешь говорить.
– То же самое, что сейчас.
– Это плохая шутка.
– А я не шучу, Марат.
– Да, ты не шутишь – ты себе свободное место на галерах подыскиваешь.
И тут – пришла жена…
И – началась душераздирающая сцена…
– Мама-а!!!
– Сюда нельзя.
– М-м-а-ам-м-а-а-ачк-а-а-а-а!!!
– Бонифаций. Уведи. Потом договорим. Никуда не уезжай из города. Ты понял?
– Да. И?
– «И» – не знаю! Пока. Будь в городе. Похороны я организую. Понял?
– Иди ты, «понимальщик»…
– Дурак ты. Дурак и скотина. Для тебя же стараюсь, не для себя…
– Гран мерси…
– Чего?
– Агромадное спасибо, говорю.
Диалог был закончен. Тому, как я провел утро, как обнаружил труп, Марат не поверил. И, надо признать, у него на то были все резоны: из дома стадо каких-то козлов волочет полтыщи черепов, уроды причаливают, отчаливают, теща палит из обоих стволов…
И не просто «стволов», а из непонятного обреза, принадлежащего зятю.
Еще оставляет предсмертную записку, адресованную тому же зятю.
А зять – ни при чем.
Спит. Просыпается. Кофей пьет. Сигареты курит.
И даже выстрела не слышит!
Я бы тоже не поверил.
Если бы не был тем самым зятем.
Той самой тещи.
Обладательницы того самого собрания пропавших черепушек.
Под моим руководством супруга скушала лошадиную дозу успокоительного и молча осела на кровать. В доме стало гораздо тише. И душераздирающая сцена, миновав вокальную фазу, приняла более смирную конфигурацию. Но легче от этого никому не стало.
Глава вторая Заложники морской крепости
1Месяцем ранее
…Второй день вою про себя «Лунную сонату» Бетховена.
К чему бы это? Ведь Луны в нашем звездном небе нет. И от моего «пения» она вряд ли там появится. Говорят, на Земле волки обожают выть при лунном свете. Наверное, в одной из прошлых Жизней я был земным волком.
А в этой жизни меня зовут Бонифаций Македонский. Родился и вырос в Великом Новгороде, столице планеты Русь. Служу здесь директором тюрьмы, которую в честь разрушенной парижской каталажки назвали Бастилией.
Ни слуха, ни голоса у меня нет. У меня есть только лунное настроение.
Жена говорит, в юности я был похож на Алена Делона, а с возрастом начал превращаться в Бельмондо. Что она имеет в виду, хорошо это с ее точки зрения или как – неясно.
…Теща опять затеяла помирать. На сей раз почему-то в августе. Завтрак посвятила детальному обсуждению процедуры и регламента своих бесконечно приближающихся похорон. Жена привычно возмущалась: «Сколько можно, мама, нервы трепать!..» Дочь Алиса в полусне прихлебывала кофей и ни на что не реагировала.
А мне погребальная тема понравилась. Внес свою лепту. Не оценили. Предложил, видите ли, не опошлять Великую Кончину Великой Женщины вульгарными похоронами, а изготовить из тещи симпатичную мумию. Установить уже неопасную Капитолину Карловну в ее же будуаре… Тему развить не удалось.
Теща обиделась. Мол, традиции предков, из земли пришли и в землю уйдем, наши древние кладбища – это святыня, а вы – поколение без идеалов, ренегаты, и вообще – куда катится планета, если сам директор Бастилии ТАКОЕ смеет заявлять?! И этот человек (то есть я) имеет наглость считать себя писателем-патриотом, да его (то есть опять меня) на пушечный выстрел к литературному творчеству и особо опасным преступникам подпускать нельзя!
И обиделась. И вышла. Громко хлопнув дверью.
А чего обижаться? Чего дверями бахать? Моя идея целиком и полностью гармонирует с ее любимым увлечением.
Поясняю. У тещи хобби. Она еще со студенческих времен натуральные черепа коллекционирует. Человечий черепок для нее – лучший гостинец. О данном факте в городе хорошо знают, и поскольку Капитолина Карловна – персона чрезвычайно почитаемая, стараются изо всех сил угодить.
За большие магарычи с бесхозных покойников в моргах головушки отвертывают, потом очищают, полируют, лаком покрывают… Целая технология. Морговский персонал буквально молится на Капитолину Карловну, кормилицу… Черепов в нашем доме набралось уже 483 штучки. Аншлаг в театре, кости блещут!
Очередное пополнение коллекции было вчера – элегантная суперголова какого-то бомжа, погибшего в привокзальном кафе. Подарок нашего щедрого друга Шерифа.
Старуха боготворит Шерифа. Любимый пациент. Она его в люди вывела, в Помойном Пристанище нашла, разглядела, вычистила-вымыла-выкормила. Выжить помогла. Жить научила. А-ля приемный сынишка.
Конечно, можете подумать, я ревную. Да. Ревную. Меня-то она тогда, видите ли, решила оставить, «ведь истинный талант, Бонифаций, он сам себе дорогу пробивать должен, только тогда он может засиять…»
Да уж. Добрая фея. Тебя бы хоть на денек в ту помойку, где я себе дорогу пробивал…
2
Мы в Пристанище с Шерифом в одной группе обретались, дружили. Мы туда и попали как-то похоже – родители у обоих рано погибли. Потом у меня единственная бабушка умерла, и у него тоже. Может, на этом и сошлись… Бабушкины детки.
А Капитолина Карловна в Помойное Пристанище с инспекцией заявилась – и тут же на него все внимание. «Ах, какой интересный экземплярчик!.. Пойдешь со мной?» Ха. Кто бы отказался. Из Помойки – сразу в Психиатрическую академию! На золоте есть, на шелках спать… Причем просто так: без экзаменов, тестов, испытательных сроков… Мечта. И мечта эта прибыла в гости к Марату в лице Капитолины Карловны.
(Забавно. Зовут-то его Марат, с детства прозвище – «Шериф». Теперь должность и прозвище совместились – такой вот милый каприз судьбы.)
Марат потом ко мне в Пристанище частенько приходил, наведывался. Еду-одежку приносил, защищал, если что. А этого самого «если что» в Помойке завсегда было вдосталь.
А Марат это умеет – защищать. Да так, что потом трясет всех – и от кого защищал, и кого защищал… Потому и Шерифом прозвали, потому и шерифом стал.
«Интересный экземплярчик!» В совершенной точности этой характеристики вся Помойка удостоверилась месяца через четыре после его торжественного убытия в Академию.