— Тоже мне… Ты любого таксиста спроси, где учился, — обалдеешь. Короче, там весь университет.
— Но почему?! — задал Гудков простой и донельзя емкий вопрос.
— Интеллигенты, мля, — дал бригадир не менее емкий ответ. — Беги в столовку, Гудок. И короче, не бери худого в голову. Кстати, и толстого не бери, хе-хе…
Быстро подкрепившись наваристым супчиком и синей котлетой с серыми макаронами, Гудков вернулся в цех. Из подсобки ему махнули — заходи.
Там было уже накрыто на газете «Правда»: килька в томате, хлеб, крепенькие домашние соленые огурчики, покупным не чета. Стаканы налили доверху.
Бригадир порылся в кармане и достал серебристый цилиндрик. Отвинтил с двух концов крышечки, обнажились иголка и поршень с дозатором. Бригадир аккуратно нацедил в каждый стакан по микроскопической капельке и снова завинтил прибор.
— Ну, короче, за нанотехнологии! Вздрогнем, товарищи!
Вздрогнули.
Водка была теплая, но Гудков уже приучился. Это сначала трудно, а когда появится навык — само затекает. Главное — навык. Это как на работе.
— Ты закусывай, Гудок, — привычно-заботливо сказал бригадир, протягивая огурец.
Гудков послушно закусил. Водка сразу ударила в голову, и он вдруг ощутил, как бегут по венам юркие наночастицы, проникая во все его молодое существо, наполняя силой и задором.
Он не мог этого чувствовать. Но казалось, чувствовал — и радовался. А ведь было поначалу боязно. Год назад, придя в цех учеником оператора, Гудков лишь рассмеялся, услышав намек, будто работяги в обед хлещут собственный продукт. Но когда бригада присмотрелась к новичку, начала гонять его за водкой, а потом и зазывать в подсобку… Однажды мастер при нем, не таясь, достал шприц-пробник.
«Зачем?!» — спросил тогда Гудков с легким ужасом.
«У нас профессия вредная, — объяснили ему. — А ты не знал? Конечно, никому не говорят… Но мы-то знаем. Короче, хочешь скопытиться? Ах, не хочешь! Тогда пей. Это помогает. Оно и для потенции, кстати, хорошо».
И Гудков выпил.
Выпил опасливо. А вдруг наночастицы превратят его в какого-нибудь Железного Дровосека? Но вокруг ходили люди, употреблявшие продукт который год, — и выглядели нормальными. Веселыми даже.
«Не вздумай проболтаться, — сказал бригадир. — Сядешь мигом. Короче, производство секретное, ты подписку давал, так что и это — секрет».
Гудков не проболтался. Да он и не хотел.
…По второй разлили сразу же, Гудкову, как молодому, — полстакана. Куда ему целый, парню еще восемнадцати нет. Быстро хлопнули, закусили, закурили. Бригадир высунулся в цех, не видать ли начальства. Сказал, короче, горизонт чист, установка пашет штатно. А чего ей не пахать, Гудков и из подсобки чувствовал, как по железным венам машины бегут юркие наночастицы… Словно по его венам. Он за год так насобачился, так отточил навык, что спокойно мог контролировать машину, не подходя к своему пульту. Иногда ему казалось — если он очень захочет, то сможет вмешаться в технологический процесс «без рук», одним усилием мысли. Это было, конечно, от водки. Пьяные фантазии. Но они тут, как признавались мужики, посещали всех и каждого. И воодушевляли.
— Короче, — сказал бригадир, — давай по третьей, и похиляли на трудовую вахту. А то, не ровен час, припрется кто…
Хлопнули по третьей — и похиляли. Гудков остался в подсобке убирать. Потом, выходя, на секунду задержался в дверях. Если смотреть отсюда, из тесной комнатушки, установка выглядела еще прекрасней, чем была. Иногда она казалась ему женщиной — взрослой, опытной, ласковой, все понимающей, с большой, тяжелой и теплой грудью. Не то что тощие девчонки из «технаря» с их наносиськами…
Потолок огромного — хоть катайся на машине — цеха возносился к небу. Установка тихо урчала. Но урчала неправильно — с легким присвистом. Гудков принюхался и почуял едва уловимый запах.
Мимо прошел оператор контроля, чем-то озабоченный.
— Утечка в шестом блоке? — спросил Гудков, пристраиваясь рядом.
— Ишь ты. — Оператор замедлил шаг и внимательно поглядел на своего ученика. — Как насобачился уже! Да, шестой подтекает. Ну-ка, комсомолец, ноги молодые, добеги до пульта, скажи мне сколько.
— Да я и так чую — семь, ну восемь в секунду.
— Не угадал, двенадцать почти. Ничего, получишься — тоже сможешь без приборов угадывать. Тут все просто на самом деле, главное — процесс как следует изучить. Главное — что?..
— Навык! — отрапортовал Гудков.
— Молодца, — похвалил оператор. — Ну а раз так, дуй-ка, парень, к трубе и звони ремонтникам. Двенадцать — это уже сифонит вовсю, заваривать надо. А у нас не те навыки, операторы мы, хе-хе… Дуй!
И Гудков весело дунул к телефону.
Он быстро шагал мимо облезлого пожарного щита, цеховой Доски почета с вымпелом победителей соцсоревнования, мимо пожелтевшей стенгазеты и длиннющего лозунга на выцветшем кумаче: «150-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОГО ЛЕНИНА — 150 НАНОТЕХНОЛОГИЙ!»
У телефона стоял инженер, солидный, при галстуке. Трубка, разумеется, висела в воздухе. Руки инженер держал в карманах. Диск на стареньком аппарате крутился сам собой, набирая номер.
— Тебе чего? — обернулся инженер.
— У нас утечка легонькая, — объяснил Гудков, смущаясь и дыша в сторону. — Я насчет ремонтников…
— Я уже вызвал. Развонялись на весь завод, операторы хреновы, совсем от выпивки нюх потеряли…
«Вот это мастер!» — обалдело подумал Гудков.
Инженер глянул на него искоса и буркнул:
— Просто водкой разбавлять не надо.
Тут Гудков неожиданно вспомнил грузчика кандидата наук.
И от всей души пожалел его.
Шимун Врочек Вся сказка Маугли
I. Вся сказка
1941Младший сержант Валентин Бисеров расстроен. Сержант думает, что хохол на командирской должности — это кристально чистый, хрустально прозрачный, голубовато холодный, с золотыми рыбками пиздец. И в этот незамутненный пиздец с головой ныряет вторая парашютно-десантная рота ОМСБОН НКВД в полном составе.
— Ну, лягли і поповзли! — командует майор через плац. — До мене!
Вторая рота лягает и ползет.
— Животи пiдтягти! Зад не піднімати! Швидше, суччi діти, швидше! — майор стоит и смотрит.
В «прыжковый» паек входят сухари и кусок комбижира. Теоретически этого хватит, чтобы после выброса проделать марш-бросок на десять километров с оружием, в полной выкладке и не сдохнуть на пороге части.
«Прыжковый» паек давно не выдают; в столовой же кормят — не сказать, что на убой. К тому же они сейчас после десантирования, а значит: потеряли пару килограммов живого веса каждый. Так что, хрен там, думает Бисеров, работая локтями. Подтягивать особо нечего. К моменту пиздеца десантники настолько стройные, что расположение плаца, на котором командует майор Трищенко, можно определить издалека: по скрипу, с которым ребра стираются о бетон.
Но майора Трищенко это не волнует.
— Вторая рота, хазы!
Звонкое украинское «ха» наотмашь лупит по телам в камуфляже. Эффект убийственный. Часть десантников погибает на месте; другие продолжают двигаться, как цыплята с отрубленными головами, пока не понимают, что давно мертвы; затихают. Третьи уткнулись в землю.
Твою мать, думает Бисеров.
Трищенко не улыбается. Майор стоит на крыльце столовой, широко расставив ноги в начищенных сапогах. На нем командирская шерстяная форма — сейчас ранняя осень и довольно холодно; у него красное лицо и пористый алкоголический нос. Майор достает платок и рассеянно вытирает ноздри; глаза не отрываются от плаца. Команда о начале газовой атаки — коронный номер Трищенко: поэтому важно не упустить момент, когда десантники, выматерившись в бетон, сломают себя и начнут выполнять.
Начали. Шевелятся. Лихорадочно открывают подсумки. Через несколько секунд вместо лиц — резиновые хари: глаза-иллюминаторы, и хоботы из брезента.
— …i поповзли! — орет майор.
Ага, щас. Бисеров ползет. Дышать нечем; локти, похоже, стесаны до мяса. В противогазе жарко, и ни хрена не слыхать (именно поэтому Трищенко так надрывается). Стекла мгновенно запотевают. В ушах — гул, словно нырнул на глубину; а там сидит туберкулезник, который уже выплюнул половину легких и теперь со свистом выхаркивает остальное. Младший сержант с некоторым удивлением отмечает, что этот звук — его собственное дыхание.
Через окуляры Бисеров видит…
Ни хрена не видит, если честно.
Десантники навьючены, как мулы с контрабандой. Автомат ППШ с запасными дисками, газовая маска, регенеративный патрон, нож разведчика, малая лопатка, вещмешок, револьвер или пистолет ТТ по вкусу, гранаты. Слава богу, хоть парашют на себе переть не пришлось; условия, приближенные к боевым. Подняли ночью по тревоге, на аэродром, проверить снаряжение! грузиться в самолет, живей-живей-живей! тряска, еще тряска, ух, взлетели; гул моторов, досыпаем на ходу; вылетаешь из сна, м-мать, как беспризорник из трамвая. Режущий вой сирены, красная лампа мигает, цепляй кольцо… пошел-пошел-пошел!