– Ты кто такая? – строго спросил он. – А ну, выходи на свет!..
Аперитив
…Субботнее утро выдалось мрачным, что вовсе не удивительно для ноября. Дождь кончился еще вчера, но небо по-прежнему было затянуто тучами. Он потянулся, посмотрел сначала в окно, потом на часы. Половина десятого! Проспал! А почему Елизавета Петровна его не разбудила? Мгновенно вскочил и побежал в ванную комнату. Через пятнадцать минут он уже сбегал по ступенькам, приглаживая волосы.
К его удивлению, за столом, по-прежнему накрытым в парадном зале, только теперь к завтраку, сидел один-единственный человек. Невозмутимый Федор Иванович.
– Доброе утро, – сказал Сивко без всяких эмоций и принялся намазывать масло на тост. Потом положил сверху ломоть ветчины и с аппетитом стал есть.
– Утро доброе.
Словно из-под земли вырос Зигмунд и предложил:
– Чай, кофе? Омлет, яичницу с беконом, овсянку?
«Сэр», – невольно улыбнулся Михаил. Обитатели замка начали его забавлять.
– Яичницу с беконом и кофе, – сказал он, покосившись на Сивко. – А где остальные?
– Дмитрий Александрович к завтраку еще не спускались, – позволил себе реплику Зигмунд.
– Что странно, – заметил Сивко. – Я знаю, он рано встает.
Словно в ответ на его слова в зале появился Воронов. Подтянутый, энергичный, похоже, давно уже на ногах, то ли пробежку совершал, то ли в тренажерном зале разминался.
– Доброе утро, господа. Зигмунд, мне крепкий горячий кофе. Очень крепкий и очень горячий.
Зигмунд тут же исчез.
– Как спалось? – спросил Воронов явно для проформы. По долгу гостеприимного хозяина.
– Отлично! – Михаил ответил за обоих.
Едва появился Зигмунд с кофейником, в зал вошел Иван Таранов. Он был сегодня в светлом джемпере и модных джинсах и так же хорош в повседневной одежде, как и в дорогом костюме. Темные волосы уложены волосок к волоску, будто перед тем, как спуститься к завтраку, красавец полчаса провел перед зеркалом.
– О! Почти все в сборе! – сказал Таранов с энтузиазмом и потянул носом: – Кофе! Крепкий горячий кофе! Я без него свое утро не начинаю!
Зигмунд тут же налил ему чашку и предложил яичницу с беконом.
– С удовольствием! – сказал Таранов. – У меня с утра зверский аппетит!
– Как спалось? – равнодушно спросил Сивко.
– Неплохо. Но часов до двух ночи мне мешали привидения.
– Привидения? – удивился Воронов.
– А что, нет в особняке таких?
– Это новый дом. Я сам его строил. Какие здесь могут быть привидения? – пожал плечами хозяин.
– Ночью кто-то ходил по этажу, плакала женщина. А потом смеялась. У тебя в замке отличная акустика, – пожаловался Таранов.
Зигмунд при этих словах вздрогнул и пролил кофе, а Михаил невольно покраснел.
– В доме три женщины, – задумчиво сказал Дмитрий Воронов. – Елизавета Петровна, Бейлис и Эстер Жановна. Интересно, кто из них плакал, кто смеялся, а кто крепко спал?
– Моя жена спала, – поспешно сказал Зигмунд. – Не сомневайтесь.
– Смеялась девчонка, – задумчиво протянул Таранов. – Так звонко, заливисто, я даже позавидовал, ей-богу!
– Это Бейлис перепила, – усмехнулся Сивко.
– А завидовал ты чему? – спросил Воронов.
– Парню, который был с ней.
Михаил покраснел еще больше. И в это время был брошен спасательный круг – появилась Елизавета Петровна и сухо бросила:
– Доброе утро.
Воронов посмотрел на часы и пожал плечами: половина одиннадцатого, поздновато. Но ничего не сказал. Елизавета Петровна выглядела неважно, бледный цвет лица, под глазами глубокие тени. Уж кто этой ночью точно не смеялся, так это она. Видимо, об этом подумали все, и вопрос с женским плачем отпал. Хотя… Не слишком ли поспешил с репликой Зигмунд? Усевшись, Елизавета Петровна попросила кофе и наотрез отказалась от завтрака.
– Ты на диете? – усмехнулся Таранов.
– У меня нет аппетита, – холодно ответила она.
– Бейлис, как всегда, опаздывает, – заметил Воронов после долгой паузы.
– Что ж тут удивительного? – скривилась Елизавета Петровна.
– Она вчера перепила, – сказал Сивко.
– Тем более ей надо прогуляться, – заявил хозяин замка. – Я планировал показать вам конеферму. Есть породистые скакуны.
– Предлагаешь устроить скачки? – рассмеялся Таранов.
– Предлагаю воздухом подышать, нагулять аппетит перед обедом.
– Погода плохая, – заметила Елизавета Петровна. – Ноябрь – самый отвратительный месяц в году.
– Не считая «Божоле», – заметил Сивко.
– Да, господа! – оживился Иван Таранов. – Ведь в третий четверг ноября праздник «Божоле»! В этот день лучше всего пить шестинедельное вино из винограда сорта Гаме. Мне его привозят самолетом прямо из Бургундии. Можно сказать, еще тепленьким.
– Как так тепленьким? – удивился Михаил.
– «Божоле» вино уникальное, – пояснила Елизавета Петровна, выразительно глядя на него. – Оно не подлежит долгой выдержке. Его пьют молодым. Лучше всего шестинедельным. И живет оно два-три года, не больше.
– Вся прелесть «Божоле» в его сиюминутности, – улыбнулся Дмитрий Воронов. – Есть вина, предназначенные для торжественных моментов в жизни, парадные и значимые сами по себе. А «Божоле» нужно для короткой, но яркой радости. Оно скрашивает унылые дни ноября, этот праздник для того и придумали: третий четверг. И ведь каждый год оно неповторимо. В прошлом году было красное, почти алое, и имело вкус свежего винограда.
– А в позапрошлом фиолетовое, – заметил Сивко. – Смородина и вишня. Да, каждый год разное!
– В этом-то и прелесть, – вздохнула Елизавета Петровна. – В неожиданности и яркости. Этот день ждешь, как праздник.
– Значит, в ноябре мы пьем только «Божоле»! – с энтузиазмом сказал Иван Таранов.
– Ты сегодня в прекрасном настроении, – заметила Елизавета Петровна.
– Да, похоже, я решил проблему.
– Деньги? – в упор посмотрела она.
– Что ж ты, милая, все сводишь к деньгам? – рассмеялся Таранов. – Главная проблема – это человек. Деньги молчат, а попробуй-ка, заставь молчать его.
– На то есть деньги, – пожала плечами она.
– А коли не берет?
– Все берут.
– Не надо обобщать, – раздраженно сказал Таранов. – Из всякого правила есть исключения. Это неприятно, но тут уж ничего не поделаешь. Россия, как никакая другая страна, богата идейными людьми. У нее больше исключений, чем правил. С этим надо считаться.
– Чем больше исключений, тем больше возможностей для маневра, – заметил Воронов. – По правилам можно доехать только из пункта А в пункт В.
– А тебе куда надо?
– Какой смысл ехать в пункт В, если туда едут все? Прибыл – а там уже целая толпа! Да еще и подъезжающие напирают. Зато есть смысл нарушить правила и оказаться там, где нет никого.
– Так можно и в тюрьму попасть, – мрачно пошутил Сивко. – В одиночную камеру.
– Однако, господа, одиннадцать, – глянув на часы, заметил Воронов. – Бейлис срывает нам культурную программу. Без нее пойдем на конеферму или же разбудим?
– Без нее, – тут же откликнулась Елизавета Петровна.
– Э, нет, – не согласился с ней Таранов. – Дмитрий прав, девушке надо прогуляться. Хмель выветрить. Если мы хотим, чтобы красавица сегодня уехала, вновь не испортив нам вечера и аппетита за ужином, надо подготовить ее к рулю. Или ты ее подвезешь, Елизавета Петровна?
– Упаси боже! – вздрогнула та. – Три часа в одной машине с Бейлис! Да я с ума сойду!
– Решено, – подвел итог Воронов. – Зигмунд, пойди, разбуди спящую красавицу.
– Слушаюсь.
– Я, пожалуй, выпью еще чашечку кофе, – вздохнула Елизавета Петровна. – Мишель, поухаживай за мной.
– С удовольствием.
Зигмунд вернулся минут через пять, вид у него был странный.
– Что случилось? – спросил Воронов.
– Я не знаю, как сказать… э-э-э… – мялся сомелье.
– Ну?
– В общем, она, кажется, умерла.
– Что ты имеешь в виду?
– Сначала я стучал, – стал оправдываться Зигмунд. – Долго стучал. Потом несколько раз сказал: «Мадам, вас ожидают к завтраку». Но никто не ответил. Тогда я толкнул дверь, и… Она была не заперта. Я не сразу ее увидел. То есть… Я увидел ноги. Голые ноги, и деликатно отвернулся. А ее лицо… В общем… На нем лежала подушка. То есть лежит. Я не стал ничего трогать.
– Что ты несешь? – вздрогнула Елизавета Петровна.
– Женщина не шевелилась, и эта подушка… В общем, я думаю, она умерла.
Дмитрий Воронов вскочил, за ним остальные.
– Черт знает что! – выругался Таранов, швырнув на стол салфетку.
– Позвать охрану? – спросил бледный как смерть Зигмунд.
– Сначала я сам взгляну. Вдруг у тебя галлюцинации и она просто спит? – сказал Воронов.
– Да, надо подняться, – согласился с хозяином дома Сивко. – Елизавета Петровна, может, останешься?
– Вы сомневаетесь в крепости моих нервов? Я хочу знать, что случилось!
– Ты всегда все хочешь знать, – бросил Иван Таранов, направляясь к выходу. За ним потянулись остальные.