Для того чтобы его вино прославилось на весь мир, Филипп Ротшильд придумал оригинальный ход. Начиная с 1945 года этикетки для «Шато-Мутон Ротшильд» рисовали известные художники. По случаю окончания Второй мировой войны и в честь великой победы Филиппом Жулианом был изображен символ «V», Victory, Победа.
С тех пор на этикетках каждого неординарного творения процветающего винодельческого хозяйства барона Ротшильда стали появляться оригинальные произведения. Сначала барон заказывал их своим друзьям, среди которых были талантливые художники, а в благодарность посылал несколько ящиков вина. Друзья были довольны и охотно рисовали для барона. Знаменитости же поначалу отказывались связывать свое имя с потребительским товаром. Впоследствии это стало настолько престижным, что создать этикетку для одного из лучших в мире вин вызвались великие Сальвадор Дали, скульптор Сезар, Василий Кандинский, Марк Шагал, Пабло Пикассо.
Но первые попытки барона связать гениальное вино с гением от искусства были неудачными. Легенда гласила, что в 1949 году Филипп Ротшильд обратился не к кому-нибудь, а к самому Анри Матиссу! Попросил разрешения использовать фрагмент его произведения для винной этикетки. Гений был возмущен. Сороковые годы оказались не лучшими для Матисса. Он перенес тяжелую операцию, долго болел, а потом увлекся аппликацией из бумаги, создавая нечто. Барон справедливо считал, что они найдут общий язык. Его жена погибла в концлагере, родные Матисса тоже были арестованы во время оккупации. И в самом деле, Матисс не смог отказать ему напрямую, но использовать любую свою картину для какой-то там винной этикетки категорически запретил. Вместо этого он подарил барону странную аппликацию из простой бумаги, наклеенные в беспорядке разноцветные кусочки, обозначающие нечто.
Барон на это ничего не сказал, но использовать «творение» гениального художника не собирался. Филипп Ротшильд считал свое вино неординарным и достойным уважения. Правда, впоследствии он простил Матиссу, когда тот изображение для этикетки создал следующим образом: положил на лист бумаги несколько гаек и булавок и опрыскал из пульверизатора черной краской. А потом закрасил следы от гаек и иголок красным цветом.
Что ж, у гениев свои причуды, и не всегда они понятны простым смертным. Этикетку «Шато-Мутон Ротшильд» 1949 года нарисовал один из друзей барона Анри Динимон. Аппликацию Матисса барон дополнил, написав от руки год урожая и свой девиз: «Первым быть не могу, вторым не хочу. Я Мутон!» и собственноручно наклеил ее на бутылку. Он был человеком крайне амбициозным.
По слухам, эта бутылка была подарена бароном Жаку Шираку, когда тот подписал-таки указ о присвоении винодельческому хозяйству упрямого Ротшильда первой категории. Это произошло в 1973 году. И вот сегодня состоялась распродажа знаменитой парижской коллекции. Предполагали, что раритет «заблудился» именно там. И пора бы ему предстать перед коллекционерами.
Все понимали, что уникальность этой бутылки вина заключается в единственной в мире этикетке, которые давно уже и сами стали предметом коллекционирования. Впрочем, и вино было достойное, хотя его пригодность для пития еще предстояло определить. Сухие вина не такие долгожители, как, к примеру, арманьяки или вина крепленые. Но ценности бутылки это не умаляло. Из-за этикетки.
…– Прошу, месье.
Лакей откинул тяжелую занавесь и жестом пригласил богатого русского месье пройти. Одновременно с ним в зал вошли еще четверо. Увидев их, Воронов чуть не рассмеялся.
– Похоже, господа, мы рано попрощались! – с улыбкой сказал он.
Все его соперники оказались здесь. Невозмутимый Сивко пожал плечами, Елизавета Петровна тонко улыбнулась, Иван Таранов расправил плечи, а Лев Абрамович коротко вздохнул. Кроме них, в зале присутствовал седовласый мужчина важного вида.
– Мы пригласили сюда наиболее активных участников прошедших торгов, – пояснил он, и слова эти тут же перевели. Не все из присутствующих знали французский. – Думаю, пятерых вполне достаточно, чтобы разыграть приз, которому нет цены.
– Цена есть всему, – негромко сказал Лев Абрамович и нервно поправил манжету белоснежной сорочки. Костюм его был хорош, но рукава отчего-то коротковаты.
Коллекционером он являлся страстным, поговаривали даже, что семидесятидевятилетний старец выжил из ума. И уже лет десять как. Его скандальная женитьба в преклонном возрасте на девятнадцатилетней порнозвезде повергла всех в шок. Особенно наследников. А уж когда девица родила сына… Ах, какой разразился скандал! Льва Абрамовича разрывали только две страсти: коллекция вин и стяжательство. О его скупости тоже ходили легенды. О том, что он, имея миллионы, летает эконом-классом и ездит в автобусе бесплатно, предъявляя пенсионное удостоверение. За глаза называли его даже «старым маразматиком». Но если уж он на что-то решался… Взять хотя бы историю с порнозвездой. Насчет завещания Льва Абрамовича выдвигались самые смелые предположения.
– Господа, прошу вас садиться.
Мебели в зале, куда пригласили именитых гостей, было немного, но вся она антикварная, словно господа собирались торговаться в каком-нибудь музее. В центре, под причудливой бронзовой люстрой находился стол, на нем две свечи, подле шесть кресел со спинками, украшенными затейливыми вензелями. Иван Таранов оглядывался с таким видом, словно приценивался и хотел унести отсюда не только бутылку эксклюзивного вина, но и все остальное, включая стол и бронзовую люстру. «Тысяч этак сорок евро», – пробормотал он, окинув ее орлиным взором. Первым к своему месту во главе стола прошел француз. И повторил:
– Прошу.
Четверо мужчин и одна дама, не торопясь и не глядя друг на друга, прошли к столу. Подскочивший лакей отодвинул стул, чтобы дама могла сесть. Остальные молча подождали, пока Елизавета Петровна займет свое место, и только тогда расселись сами. Торжественность момента сделала их предельно вежливыми, заставляя соблюдать все правила этикета. Все понимали, что игра будет крупная, но одновременно тонкая. Кто кого перехитрит. Поэтому каждый из участников сохранял невозмутимый вид и полное спокойствие.
– С вашего позволения, господа, я начну, – медленно, с растяжкой сказал француз и зажег одну свечу. Аукцион он проводил согласно старинному ритуалу, что добавило моменту торжественности. – Полагаю, вы хотите взглянуть на лот.
– Да, хотелось бы увидеть, что это за штука, – сквозь зубы сказал Иван Таранов.
– Сделайте одолжение, – тоненько просвистел Лев Абрамович. После чего не удержался и жадно облизал сухие губы.
Елизавета Петровна выпрямила спину. Воронов молчал. Что же касается Сивко, то он, как всегда, был незаметен.
– Принесите.
Во время минутной паузы никто не шелохнулся. Наконец, лакей внес деревянный ларец и, подойдя к столу, открыл его.
– Осторожнее, – не удержался Лев Абрамович. – Не надо ее трясти.
– Красавица! – с чувством сказал Воронов, чуть подавшись вперед.
– И стоит, должно быть, немало, – хмыкнул Таранов.
Елизавета Петровна и Сивко промолчали.
– Неужели это Матисс? – спросил Воронов, не отрывая взгляда от этикетки.
– Подлинность аппликации, а также подписи под ней проверена нашими экспертами, – ровным голосом сказал француз.
– Почерк барона я узнаю, – кивнул Лев Абрамович. – У меня есть несколько подписанных им документов. И письма.
– Тогда приступим?
– Да. Пора.
– Итак, господа, – предложил аукционист. – Каждый из вас напишет на визитке цену. После чего я соберу их, ознакомлюсь со всеми предложениями и выберу наиболее достойное.
– Миллион, – отрезал Воронов.
– Простите? – подался вперед ведущий аукциона.
– Миллион евро.
– Дмитрий, опомнись! – резко сказала Елизавета Петровна. – Таких цен не существует!
– Вся моя коллекция столько не стоит, – пробормотал Сивко.
– Он пошутил, – усмехнулся Иван Таранов.
– Ну что, приступим к торгам? – тоненько просвистел Лев Абрамович.
– Я не хочу никаких торгов, – отрезал Воронов. – Я сказал: миллион. И я ее забираю.
– Господи, зачем тебе это! – отчаянно закричала дама. Нервы у Елизаветы Петровны сдали.
– Как-то это странно, – заметил Сивко.
– У моей жены завтра день рождения, – пояснил Воронов. – У нас традиция: в этот день я дарю ей бутылку замечательного вина, которое достойно украсить наш праздничный стол. Я хочу провести завтра приятный вечер, господа. Я очень люблю свою жену, – весело добавил он.
– Уж не собираетесь ли вы ее выпить? – прошипела Елизавета Петровна.
– Именно! – оскалился Воронов.
– Дима, побойтесь бога! – всплеснул пухлыми ручками Лев Абрамович. – Это же намного уменьшит ее стоимость!
– А мне наплевать. Этикетка-то останется. Мой маленький Матисс всего-навсего за миллион евро. Почти даром. И вообще: не понимаю, я что, отчитываться перед вами должен? Я ее покупаю. За миллион. И все.