Это было единственное дедово письмо, которое Юлька прочитала сама, - все остальные она отдавала матери нераспечатанными. Сначала она это делала, чтобы доставить матери приятное, а потом это уже стало обычаем. Мать читала письма от деда сама и отвечала на них всегда одинаково, потому что и дедовы письма были одинаковыми. "Здравствуй, Юля, - писал дед так, словно они с Юлькой виделись лишь на прошлой неделе и словно никогда и не были врагами. - Ну, как ты там и что у тебя нового в жизни?"... Заканчивались эти письма непременно одной и той же вопросительной и осторожной фразой: "А может быть, вы с матерью все-таки надумаете приехать погостить?" И то, последнее, единственное прочитанное Юлькой письмо, что валялось теперь в письменном столе, начиналось и заканчивалось так же, как и все остальные. Юлька матери его не показала, потому что матери, как и Юльке, в то время было не до дедовых писем - ведь и ее жизнь протаранил насквозь Василий Леонтьевич!
Юлька ответила на письмо сама - точно так же, как обычно отвечала мать, даже зачем-то подделываясь под ее почерк: "Здравствуйте, уважаемый Георгий Александрович. У нас все по-старому, все хорошо, даже и писать-то не о чем. В этом году приехать не сможем. Спасибо за приглашение. Всего вам хорошего. Ю. Витанович".
Подписалась она солидно, размашисто, даже как-то по-хозяйски. Словно хотела подчеркнуть, что фамилия Витанович - ее личная собственность и ни один человек в мире не имеет больше прав на эту редкостную и красивую фамилию...
В тот самый вечер, когда Юлька влипла в историю, она вовсе и не собиралась вспоминать про то дедово письмо. Получилось все неожиданно и нелепо. После того как Юльку спросили в раздумье: "Ну, куда ты можешь поехать?", а Юлька в свою очередь спросила вызывающе: "А разве мне уже некуда уехать?" - мать резко подняла голову и посмотрела на Юльку так, что та сразу уловила в ее взгляде тревогу. Конечно же, тревога эта появилась из-за слова "уехать"! Оно было каким-то окончательным, и исправить его на другое, как в школьном сочинении, было трудно. Надо было что-то срочно придумывать!
- Ты знаешь, а ведь этот дед мне опять прислал письмо, - произнесла Юлька медленно, почти нараспев, чтобы выиграть время и придумать, как и чем успокоить мать. - И ты знаешь, я ему ответила...
- ...что ты приедешь?
Это получилось так неожиданно и невероятно, что у Юльки зашумело в ушах, словно она подставила голову под душ. Юлька даже на несколько секунд оглохла. У нее и в мыслях не было связывать их разговор о поездке - с дедом!
- Ага, - глупо сказала Юлька, хватая ртом воздух и почти не слыша своего голоса. - Ага.
Самое удачное на свете слово это проклятущее "ага"! На нем никогда не споткнешься!
- Так, - произнесла мать обиженным и растерянным голосом, - никак не ожидала от тебя, что ты будешь вести какую-то тайную переписку.
Именно в этот момент Юльке надо было отступить и признаться, что она сказала это проклятое "ага" от растерянности, просто так, потому что "н-никакого другого п-подходящего слова не п-подвернулось..." Но упрямая Юлька никогда не делала сразу то, что ей положено было сделать. Она не отступила, полезла еще дальше в наступление, конец которого ей не сулил ничего хорошего...
- Если разобраться, - сказала Юлька, - т-то в-ведь это он с т-тобой в ссоре, а со м-мной ведь он не ссорился.
- Да, - сказала мать все тем же обиженным голосом, словно это Юлька ее предавала, а не она предавала Юльку, - ты здесь ни при чем.
- Я ни при чем, - снова подтвердила Юлька.
- Вот и прекрасно. Вот и договорились. Вот и поезжай.
Вот и все! Вот так все и кончилось! Вот и влипла!
Деда Юлька почти не помнила. От далеких коротких встреч с ним еще при жизни отца и после, когда он приезжал к ним и сидел за пустым столом, у нее не осталось в памяти почти ничего.