Собственно, в этом не было ничего удивительного — моя квартирная хозяйка и работодатель по совместительству считалась одной из лучших городских целительниц. Мало ли зачем она понадобилась? Слышала, у князя в семье имелся маленький ребенок. Вдруг он заболел? Или — мелькнула шальная мыслишка — это посланцы того самого парня приехали, чтобы расплатиться с Яницей за уход и заботу? А что? Очень может быть.
Пажи проводили меня заинтересованными взглядами — мальчишкам было скучно, и каждая мелочь поневоле привлекала их внимание. Я же и бровью не повела — открыла калиточку, прошла мимо газона, толкнула дверь…
В передней-приемной оказалось тесно от гостей. Сама Яница стояла перед сидевшим на стуле парнем, тем самым, которого пользовала незадолго до полнолуния. Справа и слева от него переминались с ноги на ногу два рыцаря. Одного я вспомнила сразу — седоголовый ветеран, старый рыцарь, которому активно не понравился мой костыль, Генрих, кажется. Второго видела первый раз — это был мужчина лет тридцати с небольшим, высокий, худощавый, симпатичный, но какой-то вялый. В сидевшем на стуле раненом парне было больше жизни, чем в нем. Еще двое, простые гайдуки, навытяжку стояли у порога.
Яница и знакомый мужчина что-то выясняли, но замолчали, стоило моей деревяшке стукнуть о порог. Шесть пар глаз — пять мужских и женские — уставились на меня.
— Вот она, — просто сказала Яница.
Мужчина вскочил. Короткий плащ распахнулся при этом движении, и стало заметно, что одна рука у него до сих пор на перевязи. Ну да, прошло меньше недели, и рана пока еще не зажила…
— Это вы? — воскликнул он с каким-то юношеским восторгом и повернулся к своим спутникам: — Я же говорил, что мы ее найдем!.. Госпожа… э-э…
— Дайна. Дайна Брыльская, из шляхтичей Брыльских, ясный пан…
До меня дошло, что я тоже не знаю его имени.
Спас этот самый Генрих.
— Перед вами, госпожа Брыльская, князь Витолд-Яромир, сын Доброуша Войча Пустопольского, — произнес он одновременно гордо и презрительно.
Ого-го! А сказки все-таки бывают! Он князь! Настоящий! Не ошиблась-таки Яница! Я посмотрела на целительницу и увидела, что та исподтишка делает какие-то странные знаки.
— Прошу простить, я…
— Дайна, — повторил князь с какой-то странной интонацией. — Я… э-э… хотел вас попросить… поблагодарить…
— Не меня благодарите, а госпожу Яницу, — перебила я, стараясь не обращать внимания на возмущенное фырканье Генриха, — если бы не она и ее искусство…
— Если бы не вы и не ваша отвага, госпоже целительнице было бы нечего делать! — пылко воскликнул мужчина. — Я вас искал.
— Чтобы сказать «спасибо»?
— Чтобы сделать вам предложение…
Вот тут я онемела. Честное слово, не ждала от судьбы подобного поворота! Ни с того ни с сего…
— Вы меня не так поняли, — торопливо поправился князь и отчего-то засмущался. — Я не то имел в виду. Я…
Он как-то странно покосился на остальных, словно застеснялся, и Яница коротко поклонилась, сложив руки на переднике:
— С позволения ясновельможного пана, я вас ненадолго оставлю. У меня в печи томятся целебные отвары, за ними нужен глаз да глаз. И если ваша милость не будет против, могу угостить господ медовухой, настоянной на травах.
— Да-да, — князь Витолд несколько раз небрежно кивнул, словно бы отмахиваясь от целительницы, как от мухи. Гайдуки отлепились от косяка и послушно потопали за хозяйкой на кухню. Дверь была хлипкой, подслушать ничего не стоило, но хотя бы создавалась иллюзия уединения. Тот мужчина, что стоял за стулом князя Витолда, ушел вместе с ними.
— Генрих, — тихо промолвил князь, не сводя с меня пристального взгляда. — Я знаю, ты…
— Не одобряю, — так же тихо промолвил седой ветеран, — но и препятствовать не стану. Ты уже взрослый, тебе пора самому принимать решения… и отвечать за свои поступки!
С этими словами он вышел. На улицу. Мы остались вдвоем. Помявшись, князь Витолд снова сел на стул. Было заметно, что испарина выступила над его верхней губой. Видимо, он еще не пришел в себя после нападения.
— Госпожа Дайна, — помявшись, начал он.
— Просто Дайна.
Он торопливо кивнул:
— Понимаю, это звучит странно, но я пришел, чтобы сделать вам предложение. Это не то, что вы подумали, слово чести! Просто после той нашей встречи я много размышлял. Я нарочно всех удалил, чтобы никто не догадался о том, что я знаю… В общем, меня хотят убить…
Не понимаю, почему, но после этих слов, сказанных ровным тихим голосом (так обычно сообщают о перемене погоды), по моему позвоночнику словно конница проскакала. И вместо копыт — ледышки.
— Вы уверены, ваше сиятельство?
— Да… то есть нет. Догадываюсь, но… Не вижу причин! Я никому не перешел дорогу, получил титул и наследство после гибели отца. Все близкие и дальние родственники тоже пристроены. Ни вдовы, ни сироты не обижены, да наш род не настолько многочисленный, чтобы кого-то можно было забыть или упустить из виду. Отец еще перед войной раздал все долги, как чувствовал… Мой отец погиб на войне, — сообщил он как бы между прочим. — Ни у кого нет причин меня ненавидеть… Я так думал до недавнего времени. Но несколько недель назад… В общем, произошел несчастный случай. Можно было не обращать внимания, но потом в моей спальне… И еще через несколько дней… Генрих — это старый друг моего отца и мой воспитатель — уверяет, что всему виной мое богатое воображение. Да и я сам знаю, что иной раз могу нафантазировать такое, что мало не покажется. — Он улыбнулся своим мыслям, но тут же посерьезнел. — В общем, я запутался. Мне страшно. И я хочу нанять охранника…
— И поэтому отправились в «Кровавую Мари»?
— Да. На этом настоял Генрих. Там собираются наемники. Я думал найти там человека… Ничего не вышло.
Я кивнула. М-да, некрасивая получилась тогда история. Впрочем, этот парень сам виноват — нечего было трясти перед всеми тугой мошной. Вот, например, Яго — я в нем уверена. А остальные…
Я тогда так и сказала ему — мол, знаю, кто вам нужен, — но мужчина затряс волосами:
— Нет-нет! Дайна! Вы не так поняли! Я хочу нанять вас!
— Меня? — пришлось схватиться за подоконник, чтобы не упасть. — Охранником?
— Телохранителем.
— Нет!
— Почему? — У него аж губы затряслись, как у ребенка. Не терплю слабых мужчин. Сейчас еще умолять начнет, канючить, давить на жалость… противно! — Я заплачу! Сколько вам надо? Двадцать? Или пятьдесят злотых? Я могу и больше дать, только соглашайтесь!
— Вы не понимаете, ваше сиятельство! Посмотрите на меня! Я же — женщина!
— И симпатичная! — запальчиво воскликнул он. Погорячился, наверное. Или нарочно соврал, думая, что все женщины одинаково падки на лесть.
— Я… калека! Инвалид на одной ноге! — Пришлось ущипнуть себя, чтобы не выругаться.
— И сражаетесь лучше некоторых мужчин! Я видел вас в деле! Вы спасли мне жизнь! Спасите ее еще раз, пожалуйста! Пятьдесят злотых! Нет, семьдесят! Сто!
Ого! Признаться, подобная сумма мне и во сне не снилась. Сотня полновесных золотых монет! Мое жалованье за десять лет! Желание послать этого типа подальше увяло перед звоном монет.
— Это ненадолго, — продолжал уговаривать меня князь Витолд. — Я найду того, кто желает моей смерти, и… тогда отпущу вас. То есть, конечно, я бы хотел, чтобы это вы его нашли. Я заплачу.
— По рукам, — сказала я. — Но двадцать злотых — вперед!
— Конечно! — Князь обрадовался так, словно не он мне, а я ему эти деньги подарила. — Вы получите их в замке, Дайна! Сегодня же! Генрих! — закричал во всю силу легких. — Генрих! Мы возвращаемся!
Седой ветеран заглянул в переднюю:
— Она согласилась?
— Да, — засиял князь, улыбаясь, как мальчишка.
Взгляд, которым одарил меня Генрих, не сулил ничего хорошего.
Двое сидели в креслах друг напротив друга. «Ястреб» и тот клиент, пригласивший его сюда. Второй гость, помоложе, стоял за спинкой кресла первого как оруженосец или слуга.
— Итак…
— Я подтверждаю заказ. Деньги…
— Получены. Остальное по завершении работы.
— Но никто ни о чем не должен подозревать!
— Нам тоже невыгодно, если заказ как-то свяжут с нашим орденом. Но должен предупредить, что в силу специфики своей работы мы имеем дело только с нечистью и нежитью…
— В окрестностях города бродит стая волкопсов. Они нападают на людей, причем по тому, как избирательно охотятся и как организуют свои нападения, чувствуется, что это не просто звери.
«Ястреб» медленно кивнул. Его внешность как нельзя лучше соответствовала его званию — четкие, словно резцом проведенные линии скул и подбородка, округлые светло-карие глаза с воспаленными веками, хищный тонкий нос, презрительно поджатые губы. Его младший спутник ничем не отличался от любого другого юноши не старше восемнадцати лет. Даже взгляд оставался безмятежно-задумчивым.