Она же совершенно не понимает, подумал Хоул с чувством, похожим на ужас. Для бабушки он — вовсе не «особый». Бабушке было с ним несложно, и она возлагала на него — инопланетный кошмар — большие надежды. Это действительно похоже на гипноз… или Центр заблуждается? Или — кто?
Хоул уже собирался уходить, как вдруг в дверь позвонили. Гербера отперла с сердитой миной.
— Тётя, — сказал ровесник ксеноморфа в синей курточке и резиновых сапогах, — а Винки уже поправился?
— Винки ещё в больнице! — отрезала Гербера. — И долго будет в больнице! И таскаться нечего! Ясно?
Мордашка визитёра опечалилась.
— Спасибо, госпожа Гербера, я уже ухожу, — вставил Хоул и, перешагивая порог, обратился к мальчику. — Вы с Винки учились в одном классе?
Мальчик уставился на Хоула с живым интересом.
— Ага. А чем он болеет?
— Знаешь, — сказал Хоул грустно, — один доктор сказал мне, что Винки заболел, потому что его обижали в классе. Как ты думаешь, это правда?
— Ну вот ещё! — фыркнул мальчик. — Его Мать Лиана обижала, а не ребята. Она на него, знаете, как орала? Потому что Норс ему говорил и я тоже: «Винки, не надо в школе, давай потом», — а он говорит: «Я только разок покажу самое смешное», — а Мать Лиана зашла и увидела. И орала, как я не знаю кто.
— А что же он показал?
— Ну, знаете… он вообще умел показывать. Из руки вот так… И оно туда… а они как забегают! Так смешно! С ним круто было в солдатики играть — он в них вот так — раз! Раз! А они — дры-ды-ды…
Ого, подумал Хоул и сказал вслух:
— С ним все ребята играли?
— Даже девчонки, — сказал мальчик. — Он рисовал круто. Нарисует, а потом туда — тыц! А Мать Лиана как увидит, так орёт…
— Спасибо, — сказал Хоул. — Я сейчас иду к Винки в больницу… что ему передать?
Мальчик порылся в карманах и вынул пластикового монстрика с оскаленной пастью.
— Скажите, что я ему дарю. Насовсем. Что Роки дарит, меня Роки зовут. И скажите, пусть поправляется быстрее.
На этих словах он внезапно сильно смутился и, резко развернувшись, сбежал с лестницы. Хоул положил монстрика в пакет с игрушками. Дар человека чудовищу… что-то во всей этой истории сильно не так. Совсем не так.
Дело в том, что дети почти не поддаются гипнозу.
Ксеноморф вошёл в бокс, где его ждал Хоул, весь подобравшись, настороженно и явно не ожидая ничего доброго. На Хоула посмотрел испытывающе.
— Привет, Винки, — сказал Хоул и вытащил из пакета плюшевого медведя.
— Ой, Пухлик! — вырвалось у Винки, он сделал два быстрых шага к столу, но вспомнил что-то и остановился. — А мне можно его взять? — спросил он совсем другим тоном.
— Бери.
Винки обнял медведя, запустив кончики пальцев в мохнатый искусственный мех. Хоулу показалось, что медведь кивнул и зашевелил ушами, как живой любимец. Ксеноморф взглянул благодарно, ткнулся лицом в медвежью голову — и отстранился.
— От Пухлика пахнет лекарством.
— Ну… его почистили…
— А, дезинфекция, — протянул Винки печально. — Понятно. А мне опять надо рукав задрать?
— Винки, я не доктор. Меня зовут Отец Хоул, и я поговорить пришёл. Поиграть. Тебе бабушка мишку передала, солдатиков… Да, Роки к тебе заходил, смотри, какого оставил бойца…
— Ух, ты! Рыжий Дьявол! А я его выменять хотел, на двух автоматчиков… Жаль, мне позвонить нельзя… я бы Роки сказал спасибо… Вы скажите ему спасибо, Отец Хоул?
Одной рукой прижимая мишку к животу, другой Винки крутил монстрика, поворачивая его то так, то этак… нет, не просто крутил — здоровался. Возможно, слышал от нового солдата какие-то приветственные речи. Если он притворяется человеческим ребёнком, то выходит это у него на редкость замечательно, подумал Хоул, вынимая из кейса пачку бумаги и цветные карандаши.
— Твоя бабушка говорила, ты рисовать любишь? Хочешь порисовать, Винки?
— Хочу, — отозвался тот с готовностью. — Жалко, не красками. Я красками люблю.
— Отец Стерн краски не разрешил. Но я уверен, ты можешь и карандашами. Я видел твоего космонавта — очень красиво.
Винки улыбнулся дивной щербатой улыбкой настоящего земного мальчишки.
— Это папа.
Вот это номер…
— Ты помнишь папу? — Хоул старался говорить как можно непринуждённее.
— Конечно. Он же приезжал много раз. К маме и ко мне. Он меня учит, — сообщил Винки так спокойно, будто его отец работал в другом городе и приезжал в командировку.
А Стерн говорил, что ксеноморф молчит. Отвечает неохотно «да» и «нет», подчиняется, но молчит. Не складывается: не похож Винки на молчуна — общительный парень и взрослых не боится…
— Ну, раз у тебя такая хорошая память, нарисуй папу и маму, — предложил Хоул. — Справишься?
Винки грустно улыбнулся.
— Справлюсь. Я так скучаю… Мамочке плохо, она думает, что со мной будет беда, боится… а папа меня почти не слышит. Он мне сказал, что я должен быть смелым парнем, а потом они что-то сделали — и я больше почти ничего не слышу, хотя всё время прислушиваюсь…
Винки сел на стул, придвинулся ближе к столу и подтянул к себе лист бумаги. Он всё время болтал, как общительный ребёнок, который устал молчать, а Хоул только улыбался и кивал, поражаясь несоответствию наблюдаемого образу, созданному сотрудниками Центра. Впрочем, Винки был не таким, каким его считали военные и ксенологи — но он был действительно не человеком, как ни крути…
— Это будет мамочка… волосы жёлтые, глаза синие, а платье красное… а сама она будет коричневая, потому что загорелая… На самом деле, Отец Хоул, тут нет такого цвета, как надо — смешно получилось, будто мамочка — негритянка… Я слишком коричнево сделал… потом поправлю…
Рисунок был исполнен искреннего обожания автора. Винки ничего не пожалел для мамы, сделав её голову огромной, а кудри — пышной золотой короной. Чтобы синие глаза и алые губы выглядели поярче, он помуслил карандаш. На растопыренной ладошке нарисованной мамы расположился букет разноцветных цветов, вторую Винки протянул в пространство.
— Мамочка будет меня за руку держать… вот я. Отец Хоул, а какого я цвета? Розового или белого?
— А как бы ты хотел? — улыбаясь, спросил Хоул.
— Розового… Отец Хоул, у меня рука не выходит. Но я, как будто, маму за руку держу, — Винки тщательно вырисовывал пальцы, а из пальцев тянулись в мамину руку и в пространство тонкие голубые линии. Такие же линии, как кошачьи усы, торчали из головы нарисованного мальчика: некоторые — прямые, некоторые — закручиваясь в спирали.
— Ух ты! А это что, Винки?
— Это… ну эти… как их? Которыми слышат и дотрагиваются. Антенны? Нет, антенны — на крыше, я перепутал… Теперь папа. Отец Хоул, папиного цвета тут тоже нет. Я нарисую синим, но на самом деле он совсем не синий, а я не знаю, как тот цвет называется…
Папа-ксеноморф оказался огромным, на весь остаток листа, ультрамариновым человеком с широкой улыбкой и лучами антенн, тянущимися из рук и головы во все стороны. Спирали антенн дотрагивались до нарисованного Винки и до нарисованной мамы. Видимо, для пущей красоты папы, Винки нарядил его в оранжевый комбинезон с ярко-зелёными карманами.
А дальше началось самое интересное. Хоул, изо всех сил стараясь не нервничать и не показать своего замешательства, пронаблюдал, как из кончиков пальцев Винки появилось нечто вроде голубоватых паутинно-тоненьких нитей, упругих и подвижных, как щупальца. Эти щупальца-паутинки вползли куда-то внутрь бумажного листа, между волокнами самой бумаги и цветного воска — и краски потекли у Хоула перед глазами. Мама — не такая коричневая, коричневый цвет смешался с оранжевым, посветлел… Папа — не такой синий, скорее — серовато-сизый, с металлическим оттенком кожи. Хоул мог поклясться: нарисованные глаза мигнули, рты приоткрылись, снова растянулись в улыбках, шевельнулись пальцы…
— Звёздочки, — над головами всего семейства расцвело несколько больших жёлтых звёзд в виде ромашек. — Всё, — гордо сказал Винки и протянул рисунок Хоулу.
Ну что ж, подумал Хоул, кивнув и улыбаясь. Чудесные отношения в семье. И Винки чувствует себя не только любимым, а ещё и проводником, посредником между мамой и папой… Между землей и небом… А этот фокус со щупальцами — это его «игра», которой он удивляет одноклассников. Любопытно.
— А как ты с Роки в солдатиков играл? — спросил Хоул исключительно уточнения ради.
— А вы ругаться не будете? Мать Лиана и кричала, и ругалась, и за дверь меня выгнала…
— Я не буду, честное слово.
Винки улыбнулся и взял пару солдатиков в руки. Паутинки-щупальца скользнули внутрь корпусов игрушек, солдатики, щёлкнув каблуками, встали на ладонях Винки по стойке «смирно». Хоул присвистнул.
— На месте — шагом марш! Прам-пам-пам-пам, трам-па-па-па-па! Кругом! Упор лёжа принять!
Винки играл с солдатиками, как с марионетками, используя вместо нитей собственные «антенны», увлекаясь, как увлекаются игрой все его сверстники, а Хоул заворожённо наблюдал. Нечеловеческие возможности… при обычной человеческой психике? Здоровой? Детской?