Дневники и дневниковые записи (1881-1887) - Лев Толстой страница 17.

Шрифт
Фон

[18/30 июня.] Позже, в 7. Убрался, после кофе я шлялся без причалу -елку срубил, с Митрофаном о садах. Позволил оставить задаток. Всё это гадко. Пошел к Штанге. Встретил детей. Девочку -- простая, ясная. Она дочь прислуги -- ведется, как все. У них мальчики. Пришли крестьянские, они как с гостем, не учтиво только, но естественно, добро. Штанге пошел провожать меня. Рассказывал свою логику. Очень хорошо. Он хороший человек. Дома все отобедали. Приехал брат Сер[ежа]. И две бабы--жены острожных, и две вдовы солдатки. Ждали. Я устал и засуетился с ними, и Штанге, и Сережей. Тяжелое, суетливое состояние. Скверно наскоро пообедали. Пишу все это к тому, чтобы объяснить последующее. Вечером покосил у дома, пришел мужик об усадьбе. Пошел купаться. Вернулся бодрый, веселый, и вдруг начались со стороны жены бессмысленные упреки за лошадей, кот[орых] мне не нужно и от кот[орых] я только хочу избавиться. Я ничего не сказал, но мне стало ужасно тяжело. Я ушел и хотел уйти совсем, но ее беременность заставила меня вернуться с половины дороги в Тулу. Дома играют в винт бородатые мужики -- молодые мои два сына. "Она на крокете, ты не видал", говорит Таня сестра. "И не хочу видеть". И пошел к себе, спать на диване; но не мог от горя. Ах, как тяжело! Все-таки мне жалко ее. И все-таки не могу поверить тому, что она совсем деревянная. Только что заснул в 3-м часу, она пришла, разбудила меня: "Прости меня, я рожаю, может и быть, умру". Пошли наверх. Начались роды, -то, что есть самого радостного, счастливого в семье, прошло как что-то ненужное и тяжелое. Кормилица приставлена кормить. -- Если кто управляет делами нашей жизни, то мне хочется упрекнуть его. Это слишком трудно и безжалостно. Безжалостно относительно ее. Я вижу, что она с усиливающейся быстротой идет к погибели и к страданиям душевным ужасным. Заснул в 8. В 12 проснулся. Сколько помнится, сел писать. Когда приехал из Тулы брат, я в первый раз в жизни сказал ему всю тяжесть своего положения. Не помню, как прошел вечер. Купался. Опять винт, и я невольно засиделся с ними, смотря в карты.

[Июнь. Повторение.]

Переделывал свои привычки. Вставал рано, работал физически больше. И невольно говорил и говорил всем окружающим. Разрыв с женою (Зачеркнуто: все больше) уже нельзя сказать, что больше, но полный.

Вина совсем не пью, чай в прикуску и мяса не ем,. Курю еще, но меньше.

[ 19 июня/1 июля.] Встал в 8-м. Убрал комнату при Сереже. Пришел купец покупать иноходца, Я изменил слову. 250 р. -- Ложь моего положения -нехороша. Я виноват в ней, надо выйти. Хотел дать деньги эти Тане. Оказалось, что другие -- т. е. Сережа -- завидуют. Ты прочтешь это когда-нибудь, Сережа сын, -- тебе надо знать, что ты очень, очень дурен. И что тебе надо много работать над собой, главное смириться. Мужик Григ[орий] Бол[хин], Кастер-мастер и Павел сапожник косят сад. Я около 11 часов ввязался в их работу и прокосил с ними до вечера. Дети -- Илья и Леля и Алсид -- косили же. Очень было радостно. Вечером пошли купаться. -

Опять винт.

[20 июня/2 июля.] В 7-м, не убирая комнаты, пошел к косцам и натощак до обеда тянулся за ними и вытянул. Приходил один Леля. Позавтракал и заснул на полчаса. Теперь пишу это. Вечер хочу съездить в Ясенки. Был в Ясенках. Лошадь наступила на ногу.

[21 июня/3 июля.] Бабы работали, мои -- нет. Я работал с мужиками весь день, кроме последних копен. Вечером у Маши в комнате заговорили о том, как каждый провел день. Это не игрушка. Я бы ввел это в обычай. Разумеется, не нужно принуждать, Кто хочет, рассказывает.

[22 июня/4 июля.] Рано. Сначала пришли бабы, мои не вышли. Потом я пошел, и пошла Маша. У ней живот болел. Целый день работал. За чаем девочки и Таня, и Ал[ександр) Мих(айлович] рассказывали каждый свой день и свои грехи. Таня рассказала, как она сердилась за завтрак[ом], Кузм[инские] оба на Трифоновну. Я хотел рассказать свои грехи, но не мог. Нечистый взгляд на женщин и злоба на жену и Сережу. Но и то, и другое ничем не выражалось.

[23 июня/5 июля.] В 7, не дожидаясь народа, работал с Блохиным. Он говорит: "Это будет очень затруднительно. Крестьянеэто все должны исправить. Для развлечения времени -- можно". Шел по саду, и ему понравилось в аллеях, захохотал. "Нда! Прекрасно для разгулки". Без всяких шуток, чем он более сумашедший, чем все наши семейные. Вызывал Таню. Она возила с граблями. Она мягка тоже, но очень уж испорчена. А хорошая, очень хорошая бы могла быть женщина. Я не переставая работал и очень устал. Не мог спать -- руки ныли, но очень хороши и телесно, и душевно. Мне дали копну, т. е. воз большой. Не ждал я, что на старости можно так учиться и исправляться. Тяжела возка и уборка. Жена очень спокойна и довольна, и не видит всего разрыва. Стараюсь сделать, как надо. -- А как надо, не знаю. Надо сделать -- как надо, всякую минуту, к выйдет, как надо всё.

[24 июня/6 июля.] Встал не так рано, усталый. Пошел на Козловку. Письмо Урусова. Мечтал о том, как бы я поехал во Францию -- везде можно одинаково хорошо жить. Теоретически можно. Попробовал продолжать писанье -- не мог. После обеда с Таней ездили верхом в Ясенки. Она напугала нас на Султане. Больше ничего не помню. Многого я очень требую от моих близких. В них шевелится совесть, в лучших, и то хорошо. -- Ал[сксандр] Михайлович] очень таков [?].

Перечитывал дневник тех дней, когда отыскивал причину соблазнов. Все вздор, одна -- отсутствие физической напряженной работы. Я недостаточно ценю счастье свободы от соблазнов после работы. Это счастье дешево купить усталостью и болью мускулов. -

[25 июня/7 июля.] Встал рано. Опоздал против мужиков на 5 рядов, но выставил свое. Работал весь день. Не обедал. Приходила тульская нищая. Я ничего не мог, а больно отказывать. И из Каменки Акулина. Чуть было и к ней не отнесся недоброжелательно. -- Послал Таню узнать и дать деньги. На покосе были Алсид и Илья, но скоро бросили и еще хуже. Вечером из Тулы письмо Черткова. Ему страшно отказаться от собственности. Он не знает, как достаются 20 т[ысяч]. Напрасно. Я знаю -- насилием над замученными работой людьми. Надо написать ему. В комнате жены собрались рассказывать день. И я первый Маше сказал обидно. Потому что мне вся их жизнь жалка, а она сказала свой первый образчик.

[26 июня/8 июля.] Встал измученный и больной в 7 и пошел на работу: косил целый день без перерыва. Пришла с кофеем Таня. Приятно. Сережа косил. Он невозможен своей самоуверенностью и эгоизмом. Приходили мужики -покупатели Мясоед[овского] именья. Им надо купить, чтоб избавиться от злодея соседа и иметь землю, но они зарываются. Беседовали с мужиками о Турции и земле там. Как много они знают, и как поучительна беседа с ними, особенно в сравнении с бедностью наших (Зачеркнуто: умствен[ных]) интересов. Один желудок работает, для него одного живут. Не обедал и не хочется есть. Вечером тетя Таня выражала свое неудовольствие, что я вчера при рассказе дня обидел ее Машу. Мне было очень больно. Как мне кажется легко и как тяжело им повернуться. Остальные мальчики шляются и едят. -- Не спал до 2-х от желудка. Была Зорина -- лошадь. Странники. Копылова -- рублевку на хлеб. Получил коректуру Урусова -- порядочно. Жена рада случаю осуждать меня и ругать. -- Мне трудно; но как будто что-то двинулось. Оттого каша какая-то. С крокета все вместе снесли чай и тем насмешили людей. Как будто не смешно то, что гладкие люди сидят, умирая со скуки, и заставляют занятых людей делать пустяки.

[27 июня/9 июля.] Встал в 8. Не пошел на работу. Пришел мужик, обсчитанный прикащиком. И городенской -- мать похоронить -- рублишку. Дети -- сонные, жрущие. С Кашевской говорил всё о том же.

Нужда, т. е. нужная работа, учит, главное, мудрости жизни-- давать наибольшее дело с наименьшей тратой и чужих, и своих сил. -- Этому выучишься только в настоящем труде. Вообще, несмотря на самое скверное физическое состояние, я очень счастлив эти последние дни.

[28 июня/10 июля.] Рано. Нездоровилось, но пошел после завтрака. Они много скосили, но я догонял. Нет, они трясли и гребли. Я начал работать с ними. Помешал дождь. Вечер косили. Дома праздность, обжорство и злость.

[29 июня/11 июля.] Петров день. Встал рано. И косил один. Всё то же. -

[30 июня/12 июля.] Косил с ними, только опоздал, с утра до 7. Был дождь. Я утром не ел до обеда и очень ослабел. Приехал Берс Алекс[андр]. Держусь от неприятного чувства, и Юрий, и плешивый Юрий-негодяй. Саша Кузм[инский] положительно добр и хорош. Вечером он пришел и пошел купаться, принес мне белье. Так просто, добро. Разговор с ним о честолюбии. Честолюбие и вообще vanite [тщеславие]занимает пустое место, незанятое -миросозерцанием. Полнеет содержание миросозерцания, уничтожается vanite. Читал Эмерсона Наполеона -- представитель жадного буржуа-эгоиста -прекрасно.

Не замечаю, как сплю и ем, и спокоен, силен духом. Но ночью сладострастный соблазн.

[1/13 июля.] Медлил встать -- в 8. Выспался, убрался. Пошел с Александром Берсом ходить. Он жалок. Беседа с сестрами Кашевскими о невозможности делать добро деньгами. Пошел на покос -- трясли, копнили. Я сильно работал и легко. Пришел, поел и до вечера. Пришли с чаем. Вышло неловко, от кучи разряженных детей. Разговор с женой о помощи бедным. Нехорошо, как всегда. Без работы в этой суете еды и игры мне просто скучно -- без осуждения и желания выказаться. Просто ясно, что выйти из этого ничего, кроме тоски и расслабления всякого рода, выйти не может. Орлов как прав, и как глубока его мысль та, к[оторую] он придаст Флоберу.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги

Змееед
11.9К 96