Так что пускай мелкие планетяне карабкаются друг на друга и норовят сбросить тех, кто успел залезть повыше – получается очень интересное подобие живой шевелящейся пирамиды. И хорошо, что дела им нет до того, что в масштабе Вселенной и пирамида, и сама планета, служащая подножием живой пирамиде, бесконечно мала и стремится вовсе к нулю. Ведь планетяне интересны именно тем, что принимают себя всерьез.
Да и Оно Самоё – если бы не было Господствующим Божеством, не пользовалось Своими естественными преимуществами, но имело бы несчастье оказаться в облике планетянина или планетянки – разве Оно смирилось бы с ролью незаметной работницы-пчелы в этом человеческом улье?! Нет, конечно же! И Оно бы тоже стремилось выбиться в сверхчеловеки.
* * *
Людмила Васильевна восприняла рассказ дорогого Денисочки о его вещем сне во многом изобразительно: она попыталась представить, как должен быть одет любимый сыночек, чтобы достойно предстать в виде Сына Божия. Белые одежды на библейский манер заманчивы – но непрактичны в петербургском несносном климате. Смокинг при бабочке более подходит вундеркинду со скрипочкой. Русская рубашка и смазные сапоги отдают есенинщиной…
Отвлекаясь от костюма, Людмила Васильевна не могла без гнева думать о своем муженьке. Не поверить в высшее предназначение единственного сыночка – каким же извергом надо быть!
И потом – мужчины всегда ревнуют, потому что не уверены до конца в своем отцовстве. Мать – всегда мать, и ни один самый божественный отрок не обходился без земной матери. С отцом же сложнее. Если считать Дениса Сыном Божиим, то другой отец и не нужен, так что Игнат остается не при чём. Вот он и бесится. всё так понятно. Ей всё всегда понятно, она всегда всё знает и всегда права – а многие вокруг этого не понимают, и прежде всего, конечно, муженек…
Но если вернуться к костюму, приличному теперь её ненаглядному Денисочке. Крылатка! Пушкинская крылатка – вот то, что нужно. Тут и что-то напоминающее настоящие крылья, и намек на свободные одежды библейских времен – и в то же время достаточно тактично и необычно одновременно. Теперь – цвет. Черный не подходит. Яркие тона – красный, желтый – слишком вызывающе. Синяя крылатка. Насыщенный синий цвет – не голубой, потому что голубой цвет почему-то сделался неприличным, а насыщенный синий – как очень южное небо. И как плащ у Христа на какой-то знаменитой картине.
Ну вот она и придумала. Она же всегда права. А костюм – это очень важно. Возможно, даже Денисочка, которому открылись самые Божественные откровения, этого все-таки не понимает. Костюм – это имидж, а Сын Божий должен сразу предъявить определенный и запоминающийся имидж. Взять даже богов – кто сейчас помнит различия между ними?! Какой-нибудь греческий бог или египетский – чем он отличается от Христа?!
Тем, что греческий бог неприлично голый, а Христос укутан в длинную синюю хламиду. Проходит самая маленькая вечность, и детали старых вер стираются, а по имиджам мы их и сейчас определяем сразу. Уж она-то понимает, не зря даже иностранцы покупают её вышивки!
* * *
Все разговоры и мечтания о сынах и дочерях Божиих всегда немного коробили Господствующее Божество. Хотя и смешно обижаться на мелких планетян, все-таки подозрения, будто Оно может снизойти к каким-то животным контактам казались грязными и нелепыми. Чтобы Оно совершило зачатие – пусть даже воображаемым бесконтактным методом, чтобы затем Сын вынашивался в чреве женщины – со всеми сопутствующими акушерскими подробностями – нет-нет, такой материализм совершенно недопустим!
Правда, усыновление – все-таки более приемлемый вариант, чем прямое соучастие в рождении склизкого человеческого существа. И Оно решилось: пусть поверят пока – и мальчишка, и родители, и самые наивные из их сородичей – будто Денис Мезенцев – приемный Сын Божий.